наивная золотая молодежь, здесь — дворяне. Разница, как у петухов, только в цвете и фасоне перьев. Все!
Но перед этим пришлось сходить к господину нотариусу. Обещал же Насте! Как оказалось, очень даже вовремя. Хитро хм-м умный нотариус, солидный дядька лет с полста, видя перед собой беззащитную юную девушку, запутывал ее в словесной дуэли, намереваясь поживится. Много бы он не взял, но рубликов пять наварил бы. огромная сумма, особенно для небогатой горничной. И хоть деньги не ее, но для князя дело принципа, Хамство к барьеру!
Появление серьезного мужчины нотариусу все фатально обломало. Сразу понял, эти рублики ему кровью обойдутся. От розог. Князю даже ругаться не пришлось. Жесткий взгляд, обращение к нему девушки к нему «ваше сиятельство» и бумаги были сделаны прямо-таки с космической скорости. Почти бесплатно, за шестьдесят пять копеек. Можно было возвращаться в гостиницу.
Взяв у Настеньки бумаги о дворянстве, он оставил ее в соседнем номере. А сам решительно вошел в номер барона.
— Имею часть представиться, — объявил он с ходу, — князь Долгорукий, — с некоторой паузой: — сотрудник Московской полиции.
Если услышав о князе, барон торопливо встал, чтобы представится, как дворянин дворянину, то о полиции он как бы и не услышал. Полиция — не III отделение ЕИВ, не жандармы. Дворянину его боятся нечего. В гвардии даже откровенно презирали полицейских. Но гвардия далеко, а князь вот он. И, немного помедлив, он протянул руку для благородного рукопожатия. Князь все-таки и с такой знаменитой фамилией!
— Я здесь неофициально, — пояснил Константин Николаевич, — решил помочь бедой девушке. Прежде всего, мы наконец-то побеспокоились о ее статусе дворянки. Вот, — он положил на стол бумаги, — затем я бы побеспокоился о ее личном счастье.
Неизвестно, что подумал барон Граббе, но он засмущался, потупился. Видимо, подумал, что князь будет ему угрожать. Или, как минимум, будет стыдить, шпынять дворянским благородством.
Однако, Константин Николаевич с его большим жизненным опытом с личной жизни был более мягким и коварным.
— Вы же понимаете, легкие дорожные интрижки можно проводить с простонародной горничной или почтенной матроной благородных кровей. Но заводить интимную связь с юной девушкой-дворянкой, попавшей в сложную жизненную катавасию никак нельзя. Это уже parvenu. Настоящий дворянин этого не может допустить. Nobles oblidg, сударь и никак иначе.
— И что же вы предлагаете, князь? — кусая губы, осторожно поинтересовался барон.
— Вы, я вижу благородный человек. Женитесь, — или, глядя на помрачневшее лицо собеседника, — в крайнем случае, оборвите связь. Девушка, конечно, будет рыдать, но что делать. Потом найдет себе ровню, какого-нибудь дворянина, который устроит ей личное счастье.
Как он и думал, барон не захотел ее бросать. Ха, он уже тоже начинает потихоньку подумывать о любовно интрижке. Красавица, скромняга, баронесса. Не будьте дурак, поручик!
— Но моя карьера, — намекнул тот, еще немного сопротивляясь.
— А при чем тут карьера? — удивился Константин Николаевич, — вы женитесь на девушке благородной крови. Вон, — он развернул один из документов, — баронесса Ашенберг. Куда уж дальше. Конечно, она бесприданница, но вы-то богаты! Зато насколько она красива, насколько она добра и отзывчива.
— Да, — принужденно засмеялся барон, — что-то я отстаю от жизни. Моя милая, — он заметно надавил на эти слова, — что-то говорила об отце-дворянине, однако вскользь.
Но говорят, Настенька попала в какую-то грязную историю?
— Ее тащат, — уточнил Константин Николаевич, — одинокие девушки очень желанная цель. Вот полицейские и решили все свалить на нее. Если вы благородный человек, ее жених, всего лишь подтвердите, что позавчера, девушка весь вечер была в его номере, то есть скажете голимую правду, все опасные вопросы и пошлые намеки сразу исчезнут.
— Так, — немного поколебался барон Граббе, и решился: — я очень люблю Настеньку. И, конечно, позавчера она была у меня. Однако жениться… а что скажут в полку?
Ох уж эта эпоха второй четверти XIX века. Какие-то все нерешительные — от императора до зеленой молодежи. Ладно, алиби пока ты, Настя, от него получила как бы невзначай. Если их связь перестала быть тайной, почему бы не завить, что они были вместе? Тем более, они действительно были вместе!
А чтобы ты женился, надо еще хорошенько пнуть. А то придумал на манер XIX века — как бы так женится, чтобы не женится.
Я вот тебе пну… э-э-э… по причинному месту. Сам захочешь под брачный венец, милай!
К позднему вечеру к гостинице бодро приехал на пролетке и министр финансов Канкрин. С соответствующими товарищами финансистами. То есть подчиненными по министерству финансов. Побывав на ряде намеченных промышленных предприятий и в технологическом институте, он был практически спокоен, почти тих и только глаза, мечущиеся время от времени молнии, говорили, что пропажа документов в Москве его все же гложет. Император ведь, не хухры — мухры. Тот самый, Николай Павлович!
— Батушка, князь Константин Николаевич, — почти с мольбой спросил он у Долгорукого, — нет ли хоть каких-то подвижек в моем деле?
— Дело практически завешено и казенные бумаги в вашем гостиничном номере, — твердо заявил князь Долгорукий к огромному облегчению Канкрина и к не меньшему удивлению коллег полицейских, ничего не знающих о деятельности своего начальника, — остается только пустяк — небольшой разговор с вами, ваше высокопревосходительство, чтобы прояснить некоторые досадные мелочи. Не для следствия, сугубо для меня. Конечно, неофициально и не для полицейского протокола.
— Да, да, пойдемте, — поспешил практически счастливый министр в свой номер, — разумеется, я отвечу на ваши вопросы. Но перед этим все же гляну на означенные документы. Очень волнуюсь за них!
Ему так не терпелось увидеть, наконец, этот досадный план развития с августейшими пометками и замечаниями, что он даже не спешил к ужину. Хотя после дня беготни и постоянных забот плотный ужин был бы очень нужен. Но дело прежде всего, и ничего тут!
Министр финансов и полицейские прошли в номер.
— Егор Францевич! Ваше превосходительство! Хотелось бы в первую очередь коснуться ваших бумаг. Можете их взять! Только у меня просьба — посмотрите заодно, нет ли здесь каких-либо заметных или мельчайших следов чужой деятельности, — попросил министра Долгорукий. Потом повернулся к своим подчиненным — неразлучной троице уже с приказом: — а вы, господа, будете, так сказать, внутренними следователями. Тоже смотрите, выискиваете эти посторонние следы.
Министр радостно осклабился, но потом нахмурился, не понимая текущей обстановки. Оных казенных бумаг нигде не было видно! Ни на столе, ни на разных комодах и трельяжах гостиничного номера! Если князь и вздумал шутить, то зря он так делает!
— Позвольте мне, ваше превосходительство, немного пояснить, — вмешался Константин Николаевич, —
