этого и для многого иного требовались, конечно, деньги. Таковых у Мая не было. Макаров легко нашел выход: пользуясь своим служебным положением, он под предлогом, что это необходимо чинам и командам штаба армии, добывал из реквизированных складов мануфактуру, сахар, спирт и иные дорого стоившие тогда товары и продукты. Когда ему отказывали, он требовал именем командующего армией, справедливо полагая, что не будут же справляться у генерала Май-Маевского, дал ли он такое приказание или нет. К тому же Макаров в потребных случаях не смущался лично ставить подпись командующего, каковое обстоятельство еще более упрощало получение разных товаров…
Все добытое без труда «загонялось», и у Макарова появлялись большие деньги. Меньшая часть шла на «обслуживание» привычек Мая, а большая — уходила на кутежи самого Макарова. Не подлежит сомнению, что о многих грязных проделках своего адъютанта командующий армией и не подозревал. Обычный грех ближайшей неосведомленности многих высокопоставленных людей…
Спаивая своего начальника, Макаров и сам спивался.
Несколько раз и генерал Кутепов, и генерал Деникин пытались воздействовать на генерала Май-Маевского и побудить его удалить от себя своего адъютанта. Советы первого, как подчиненного, не имели должного авторитета для командующего армией, а генерал Деникин, видно, не считал нужным пресечь решительными мерами все увеличивающийся соблазн. Сам Май-Маевский, быть может, в часы просветления и сознавал недопустимость своего поведения, но его ослабевшая воля уже не имела должных импульсов для сопротивления'.
Май-Маевский возвращался с доклада у Деникина в противоречивом состоянии: видя радостные лица освобожденных обывателей, белые военачальники полагали, что восторг встречи основан на глубокой симпатии местного населения к белым и… ошибались. Действительно, лучшие тут же пополняли ряды добровольцев, но основная масса не спешила помогать им ни морально, ни материально, выжидая, кто победит окончательно. И сразу же повисал в воздухе главный вопрос для крестьянства — земельный. Май-Маевский, кстати, неоднократно указывал Деникину на необходимость его скорейшего разрешения, но Антон Иванович откладывал все «мирные» проблемы на потом, теперь было важно, не сбавляя темпа, развивать наступление на Москву… И главное: до середины девятнадцатого года Советская Россия была скована тяжелой войной с Польшей. Но в конце августа, потерпев ряд тяжелых поражений, большевики заключили с Пилсудским перемирие и у них высвободилось огромное количество войск, которые теперь спешно перебрасывались с Западного фронта на Южный. До ноября по его анализу сюда, на Южный фронт прибудет около трехсот двадцати пяти тысяч человек!.. И качественно это будут совсем иные войска, нежели в восемнадцатом. Закаленные боями, но, в отличие от одетых с бору по сосенке белых — отлично экипированные и вооруженные, в командирах — мобилизованные офицеры и генералы, зачастую не менее талантливые, чем у Май-Маевского. Наряду с русскими придут национальные соединения — свежие Латышская и Эстонская дивизии, множество красных частей укомплектованы китайцами, пленными австрийцами, венграми, немцами. В тылу у красных уже развернулась поголовная мобилизация, по донесениям разведки на дверях уездных комитетов партии и комсомола появились объявления «Уком закрыт, все ушли на фронт». Лозунг «Все на борьбу с Деникиным!» стал в РСФСР главным…
Шли беспрерывные бои, железнодорожные станции переходили из рук в руки. У Май-Маевского было немного войск. Но, перебрасывая их с одного участка на другой, генерал вводил в заблуждение красных. Одним и тем же частям белых войск в течение дня приходилось участвовать во многих боях и разных направлениях; для этой цели был хорошо приспособлен подвижной состав транспорта. Такая тактика и удары по узловым станциям были признаны английским и французским командованием выдающейся новостью в стратегии. Май-Маевский в течение недели раз пять выезжал на фронт, поднимая своим присутствием стойкость бойцов. Войска его уважали, называя вторым Кутузовым (фигурой генерал был похож на знаменитого полководца)'.
Вот уже третью неделю мы двигаемся к Иловайску, в котором судя по подслушанным нами разговорам беляков, находится штаб Май-Маевского. Позавчера мы ночью добрели до крупного железнодорожного узла, в здание вокзала нас не пустили и мы как нахохлившиеся воробьи сели на скамейку. На платформу подали поезд с пассажирскими вагонами, который следовал в Ростов-на-Дону. Белый полковник со своей семьей стоял напротив нас, что-то выговаривая своему денщику. Его жена, располневшая матрона, брезгливо косила на нас глазами, видимо опасаясь, что мы украдем их чемодан.
Полковник громко сказал — Я выйду в Иловайске, а вы следуйте до Ростова. Я вас потом там найду. Передавай привет своей сестре!
Девчушка лет десяти, жмурясь от удовольствия, поедала пирожки из корзины, которая пахла просто одуряюще. Денщик понес чемоданы в вагон, а девчонка обратила внимание на наши голодные глаза и, поколебавшись, подошла к нам и протянула пару пирожков. Серый не долго думая, схватил подарок и со вздохом начал делить пирожки. Тогда добрый ребенок достала еще пирожок, что бы хватило всем.
Ее мамаша, заметив разбазаривание съестного, чуть не закатила скандал прямо здесь, не обращая внимания на других пассажиров, стремящихся заполнить вагоны.
Подошел дворник и замахнулся на нас метлой — Кыш отсюда, бисовы дети!
Мы прыснули под вагон и, оказавшись на той стороне состава, забрались в угольный ящик под пассажирским вагоном. Этот состав оказался как нельзя в масть — честно говоря длительные переходы зачастую на голодный желудок давались нам тяжело. Тем более что мы не плелись, а двигались волчьим скоком: сто шагов бегом, сто шагов в обычном режиме. Бег позволяет ускориться, а обычный режим — уменьшить сердцебиение, снять усталость и даже отдохнуть. По моим прикидкам через три месяца мы сможем увеличить бег до двухсот шагов. Также мы метали свои иглы и лопатку в телеграфные столбы, а на привалах мы отрабатывали рукопашный бой. А еще я обучал пацанов немецкому языку. Молодые незамутненные мозги принимали все, что в них вкладывалось. Мое тело потихоньку подчинялось благодаря растяжкам и физической нагрузке. Частенько нам приходилось зарабатывать на еду, подряжаясь колоть дрова. Тяжелые колуны развивали мышцы на ура. Первые пять дней конечно ломало страшно, но благодаря медитациям мы снимали боль и постепенно втянулись, специально напрашиваясь помочь с дровами в каждом встреченном по пути населенном пункте. У всех троих ладони сначала пошли волдырями, затем кожа стала привыкать, на ладонях постепенно проявлялись крепкие такие мозоли.
Поезд остановился на каком-то полустанке и мы выбрались на ружу справить нужду. Оказывается мы остановились, чтобы пропустить военный эшелон, десяток теплушек, набитые солдатами и несколько платформ с орудиями и двумя английскими танками.
Аркаша смотрел с ненавистью на эшелон, сжав кулаки — Мы, диверсанты хреновы, смотрим как мимо нас на фронт едут
