— В смысле?
— От сербов спасают… Слушайте, а давайте кофе заварим. Чтобы весело встретить все, что новые сутки нам готовят.
'А что будет?' — хотел спросить Виктор, но так и не стал. Он почувствовал, что на него незаметно, впервые за все время, навалились дикая усталость и безразличие. Его внезапно удивило то, что он так и не почувствовал ни радости победы, ни гордого чувства того, что своей фразой, возможно, спас сотни, а, может, и тысячи людей. Были обычные будни, которые он с удовольствием отдал за тот день, когда просто обжимал кримпами разъемы в корпусе 'Гипростройдормаша' и мог ни о чем не думать. Господи, как хорошо быть неизвестным трудовым мигрантом…
— Простите, я могу отсюда звонить?
Светлана уже встала из-за стола и что-то поправляла у себя на лице, глядя в зеркало косметички.
— Туда? Конечно. Вам напомнить телефон, вы не потеряли?
— Нет… нет, у меня записан. Спасибо. Впрочем, наверное, уже поздно…
— Обязательно позвоните. Вас же ждут!
Он вышел в коридор; сопровождающих на этот раз не было. Виктор вдруг заметил, как колышутся жалюзи от невидимой за тонкими алюминиевыми полосами закрытой форточки. Раньше это не допускалось, но осмыслить изменения было некогда: он достал мобильник и спешно набрал знакомый номер.
— Да, я слушаю! Ты как там? — услышал он в громком наушнике знакомый и такой приятный голос Вероники.
— Все нормально. Не разбудил?
— Нет! Я не спала! Мы на митинг ходили, на Ленина! Все так переживали! Как у тебя?
— У меня порядок! Здесь все есть, удобно!
— Что-нибудь надо?
— Нет, нет, пока ничего!
В коридор вошла уборщица в зеленоватом синтетическом халате и сером переднике, катя перед собой большой черный пылесос. 'Уралец' — разглядел Виктор надпись на рояльно — отсвечивающем пластике.
— Все отлично! Я тебе потом еще перезвоню! Спокойной ночи! Целую!
— Я тебя тоже! Счастливо!
'Ну вот, и личная жизнь почти задалась' — подумал он, 'выйду отсюда, надо будет победу отметить'.
…Когда он вернулся, в двести двенадцатой завораживающе пахло кофе. На столе Виктора стоял коричневый одноразовый стаканчик в черном, специальном меланитовом подстаканнике, чтобы не плескало, и бумажную тарелочку наполняли солнечные кружочки климовских крекеров. Виктор Сергеевич поднес пластмассовую посудинку к губам и ощутил по-детски знакомые тепло и аромат; так пах кофе, который родители заваривали в большом зеленом алюминиевом кофейнике. Он осторожно отпил глоток.
— Ну как? — спросил его Момышев. — Это я из дома принес! Называется 'Столичный буфет'. В ретро — стиле, смотрите.
И он показал красно-коричневую коробку с черными узорами и белыми надписями: 'Кофе натуральный. Первый сорт.'
— Класс, — ответил Виктор, и положил в рот крекер, почувствовав вкус картошки, жареной на сале с ветчиной. — И крекеры из дома?
— Нет, здешние.
— Я тоже люблю климовские… — Светлана задумчиво посмотрела на свой экран и поправила прядь волос, сбившую на лоб. — А давайте, пока у нас пауза и сбившийся Хеллоуин, попробуем-ка мы склонить к возвращению духов умерших.
29. Передача с того света
Гаспарян недоуменно поднял брови. Кстати, в этот момент Виктор заметил, что Гаспарян пьет кофе не из местного одноразового, а из своего дорожного. Такой потертый, алюминиевый, видать, из тех, что появились в Союзе вскоре после войны — не иначе у немцев переняли. Может быть, привычка, а может, человек пьет только из своего стакана.
— Что же это вы, Светлана Викторовна, в мистику ударились?
— Я вот о чем. Сейчас все идет по плану. До краха доллара, раз война его не спасла, еще несколько часов, поскольку все правительства будут стараться оттянуть конец до последнего. В Штатах погромщиков из неимущих слоев разогнала Национальная Гвардия, сейчас, днем, на улицы пошел протестовать против жирных котов Уолл-Стрита разоряющийся средний класс, пытаются ставить палаточные городки, полиция по инерции набросилась на них, как на мародеров, есть жертвы, сотни арестованы, это вызвало новую бурю протеста. По поступающим данным, Клинтон в настоящий момент подавлен и деморализован, хотя Левински уже уговорили отказаться от обвинений, чтобы не раскачивать лодку. Тут уже никому не до Левински. Так вот, у нас есть время и момент, чтобы попытаться спровоцировать гипотетических Хранителей выйти на хроноагента.
— Почему вы считаете, что они должны выйти?
— Произошло два события, которое могут быть связаны с миссией. Во-первых, хроноагент вмешался в ход истории. Во-вторых, хроноагент узнал о новых средствах ведения войны. Это серьезные поводы для действий. Кстати, на Брянск полчаса назад обрушился необычный мощный снегопад. Валит деревья, повреждены линии связи и электропередач.
— Знаю. В Москве все на ушах, проверяют, не погодное ли это оружие. Черт, мне, наверное, уже на покой пора. Виктор Сергеевич! У вас в реальности был снегопад в начале октября? Ломал деревья, останавливалось движение, линии и прочее? Не припоминаете?
— Еще бы не помнить. Точно был, в девяностых. Просто ведьмина ночь какая-то. Я в этот день пешком на работу добирался, троллейбусы не ходили. Но дня точно не помню. Помню, желтые листья были, как сейчас.
— Так, вероятность фифти-фифти… Ладно, этим занимаются. Светлана Викторовна, как будете действовать?
— Я съезжу с товарищем Ереминым в комплекс на такси. Якобы за приемником, помните, что мы давали, чтобы голоса слушать. Таксистом поставьте нашего человека, и еще один пусть сядет на повороте на шоссе, как попутчик. По дороге будем смотреть, нет ли наблюдения, каких-то подозрительных событий.
— Рискованно, тем более в такую погоду… Но что-то мы с вами, товарищи, давно не рисковали, верно? — и Гаспарян вдруг весело и добродушно рассмеялся. — Разрешаю действовать. Да, а хроноагента-то спросили? Вдруг в отказники пойдет?
— Дайте хоть кофе допить! Конечно, съездим.
Шагнув за двери проходной, Виктор ахнул. Он не узнал местности.
Фонари на дороге не горели. Прожектора на башенках охранного периметра были развернуты наружу, и их лучи упирались в медленно колышущуюся белую стену крупных, налитых водой хлопьев снега. Земля и проезд к институту были сплошь покрыта толстым, рыхлым одеялом, и рассеянный, тонущий в густом снеговом клейстере свет прожекторов подкрашивал ее в голубоватый свет. По обе стороны от дороги высились пухлые белые стены с черными и желтыми прожилками, то там, то тут слышался треск и тупые звуки падения: белый, казавшийся невесомым снег, облепляя листья, превращался в бетонные глыбы, ветви и толстые сучья ломались, обрушиваясь в налетевший внизу покров, а время от времени с оглушительным звуком ломались, словно лопаясь, и сами деревья. Виктор шагнул вперед, и тут же услышал над головой шорох. Он отпрянул в сторону: рядом с ним сорвалась с козырька над входом и глухо ударилась о нарождающийся сугроб отяжелевший, мокрый, сероватый ком.
'Е-мое, погода сбесилась! Как же мы поедем-то?'
Лобастое желтое такси, котороткое и высокое, как лондонский кеб, с облепленной мелкими листьями четырехугольной зеленой башенкой на крыше, оставляя за собой две глубокие колеи в рыхлом одеяле и обогнув упавшую на дорогу пухлую копну, минуты назад еще бывшую желтовато-коричневой гривой осины, подрулило к проходной. Запищал линейный двигатель, и дверца салона такси отъехала назад, выбросив на тротуар холодную полосу галогенного света, и Семиверстова, шепнув 'Наш номер! Карета подана!', потянула его за рукав вперед.
Машина внутри и впрямь чем-то смахивала на карету: широкий трехместный диван и одно сиденье впереди против хода движения с откидной сидушкой, как в кинотеатрах. Вместо багажника было много места на полу.
'А это, в принципе, удобнее' — отметил для себя Виктор. 'Какого черта у нас так не сделали?'
Дверь поехала по пазам и захлопнулась; они мягко тронулись в ночь. В акустике на волнах эфирного прибоя закачался мягкий, неизвестный Виктору отечественный нео-соул.
На повороте к ним подсел сухощавый молодой человек, чем-то похожий на нынешних амбициозных помощников боссов.
— Покрашин, Игнатий Иванович, — представился он Виктору, — Светлана Викторовна, как?
— Пока тихо.
Дорогой они молчали; Виктор тоже пялился в окно. Впрочем, они, скорее, не ехали, а осторожно прокрадывались по скользкому, словно намыленному шоссе, и свет их фар вырезал в полночной тьме два белых, бурлящих хлопьями снега, конуса. Время от времени им попадались аварийные бригады: вспыхивали синие мигалки, люди в мокрых оранжевых жилетах пилили упавшие на полосы движения деревья, и длинные костлявые руки автовышек поднимали их, чтобы соединить оборванные сухожилия проводов.
