– Болтун – находка для шпиона, – процедил Дюнуа, покосившись на скорчившееся у входа тело Флетчера. – Кстати, признаю: это был хороший ход – обезвредить живцом Обратную Спираль… ТЫ, небось, подсказала, гадина?
– Было несложно предвидеть, что он попробует переметнуться на твою сторону, – пожала плечами Мария, не снизойдя обернуться; она сейчас безотрывно вглядывалась в зрачок Саши, спавшего непробудным сном в глубоком кресле из черного дерева, и по лицу ее было видно: дело – дрянь, совсем.
– Кстати, растолкуй своему любовнику-крекеру, что убивать меня – совершенно бессмысленно. Уже.
– Он хочет сказать, – ладонь Марии легла на лоб мальчика с какой-то печальной стародевической нежностью, – что тот магический ритуал завершен: мы опоздали. И это – правда…
Черт побери, он мог поклясться, что в голове его отозвалось странным, шелестящим эхом: «…Но не вся правда! Услышь меня, солдатик, ну пожалуйста, услышь!..» Да. Услышал.
– Да, ритуал завершен: мальчик больше не ваш – он мой! Сейчас это тупая безмозглая гусеница, но пройдет совсем немного времени – шкурка лопнет, и на волю выпорхнет бабочка, прекраснее которой еще не видывал этот Мир!
Да ведь он, похоже, сам верит в этот свой бред, ошеломленно сообразил Расторопшин. Накачал парнишку какой-то химией до состояния комы, сволочь, и… А веществами он пользоваться умеет, уж это точно – вон как майора-то шибануло!
– Ну так что, Маша, раз проку от него все равно никакого не предвидится – ну, в смысле расколдовать парня, – может пора уже вышибить ему мозги?
– Не-ет, ротмистр, черта-с-два! Ты меня пальцем не тронешь, и будешь сдувать с меня пылинки! Потому что только я могу вывести вас отсюда наружу живыми.
– Проведешь нас сквозь Стражу? Какой ты добрый!
– А вы мне уже не опасны и совершенно неинтересны: ступайте себе на все четыре стороны! Как, кстати, неинтересны мне и все эти полоумные революционеры… – и Дюнуа мотнул головой в сторону тонтон-макутской кордегардии.
– Ладно, – устало промолвила Мария. – Значит, обмен: твоя жизнь – на наш уход. Но мальчика мы всё же заберем с собой.
– С какой это стати? – про мальчика и речи не было! – живо откликнулся Дюнуа, и Расторопшин чуть не вздрогнул от удивления: он никак не ожидал, что Великий Унган (или как его там…) начнет торговаться. Ага!..
– А чем ты рискуешь? Ритуал Ключа-в-Круге выполнен полностью, от и до – я это подтверждаю, именем моей лоа Эрзули; результат Ритуала не может теперь отменить никто и ничто в Мире – даже ты сам, и даже твоя смерть… А-аа! как же я не догадалась! – теперь ее голос просто-таки засочился ядом. – Я различаю лишь цепочку ритуала как целое, но какие-то звенья ее могут оказаться проржавелыми, и рассыплются от первого прикосновения… И знаешь – я ведь даже догадываюсь, какие именно звенья ты запорол, старый козел! Нет, это только вдуматься – заполучить в свои руки Человека-Ключ, рождающегося на Земле раз в триста лет, и в спешке загубить Ритуал! Па-аазорище!!
– Ловишь меня «на слабо», крекерова подстилка? – придушенным голосом откликнулся «седой джентльмен»: обвинение в профнепригодности явно попало в цель…
– Так! – тут Расторопшин решительно возложил на себя обязанности председательствующего. – Мы уже обсуждаем технические детали обмена, верно я понимаю?..
Дюнуа замотал было головой в предваряющем всякую капитуляцию жесте «Нет, на это я пойтить никак не могу!» – как вдруг снаружи донеслись громкие голоса.
– Если что – первая пуля тебе! – безнадежно пригрозил он и без того уже перепугавшемуся колдуну, разом поняв: всё пропало! И точно – где-то там, в глубинах здания, ахнул револьверный выстрел, потом сразу еще два подряд, потом в залу влетела большими прыжками собака – крупный черно-подпалый гончак… похожий на Флору… да ведь это же и есть Флора!.. но откуда?.. – а вслед за Флорой ввалился и Ветлугин, в распоротой и окровавленной по правому боку рубахе и с дымящимся «веблеем», азартно, не целясь, выпалил в темноту коридора, сразу откликнувшуюся хриплым воплем боли, и с невероятной для штатского охламона скоростью и точностью оценил обстановку: «Расторопшин, и ты тут?! Хватай парнишку и идем на прорыв, пока те не очухались!!» У него даже мелькнула на миг безумная надежда, что – и вправду прорвемся, чем черт не шутит, вот такие идиотические авантюры как раз и удаются сплошь и рядом! – но в залу уже лезли черные, в дурацких очках для слепцов, черта с два они «не очухались», и было их много, и совершенно не пугались они отчего-то ветлугинского револьвера, и тогда он, наскоро слепив «колобок», скомандовал Машеньке «По стеночке уходи, по левой, я отвлеку!», но только «колобок» отчего-то не взлетел, а, напротив того, крутанул волчком его самого, с потерей координации и ориентировки, а Машенька – никуда она, стало быть, уходить не стала – отчаянно крикнула ему: «Паша, унган!», и он, чувствуя, как «колобок» его буквально рвут надвое, сумел зафиксировать в круженьи зала оскаленное от напряжения лицо Дюнуа, и единственную пулю свою (при первой осечке…) он, похоже, положил точно в цель – ибо «колобок» отчетливо высвободился, и стало, вроде, чуток полегче, и передние черные, вроде, подались назад от двух последних ветлугинских выстрелов (он всё время, что ли, по конечностям лепит?), и им с треклятым естЕство-блядь-испытателем даже почти удалось встать спина к спине, и Машенька, слава-те-господи, нигде вроде, уже не отсвечивала, а Флора, хоть и не бойцовая собака, создавала-таки крайне ценный для них отвлекающий фактор … – но тут трое черных, двигаясь с быстротой и грацией пантер, атаковали его с трех направлений одновременно, «Вот уж совсем не к месту! – У парня длинный кинжал », кто ж это из японских классиков – Басё или Кёрай? – а если кинжалов сразу три, и левая рука ни хрена уже не пашет, и…
И кинжал – третий, от двух первых он сумел-таки увернуться – достал его сбоку.
В печень.
Боль была такая, что удержаться на плаву, в сознании, не было никакой возможности.
Вот и всё. Такие дела.
…А Ветлугину, лихорадочно пытавшемуся тем часом перезарядить «веблей», непослушными пальцами извлекая из кармана россыпь патронов 38-го калибра, померещилось, будто ротмистр простонал напоследок:
– Дурак! Сопляк!
56
Когда со стороны храма донеслись вдруг звуки стрельбы, оставшийся «на стрёме», возле дрезины со взрывчаткой, Зырянов ощутил во рту отвратный металлический привкус провала: похоже, нарвались на засаду – прикомандированные так шуметь не станут; и уж не сам ли Штрайхер их подставил, из каких-то своих резонов?.. Судя по тому, как успела занеметь его рука, сжимающая рукоять нелегального «кольта», прошло где-то полторы-две вечности, покуда на ведущей от храма тропинке не появилась ясно видимая в лунном свете фигура: Ривера. Тот шел не скрываясь и без особой спешки, так что было ясно – кончено ; хорошо уж там или плохо, но – кончено.
– Что там было – засада?
