А затем из этого черного вихревого облака — из подбрюшья «апача» — вынесся раскаленный поток!..
Лавина адского огня, изрыгаемая M23 °Chain Gun [109], с яростным грохотом, визгом, скрежетом, разрезая, перемалывая, разрывая в клочья все, что попадается на его пути, обрушилась на Вознесенский!..
Огненный шквал, накрывший центральную часть переулка, казалось, не оставлял шансов уцелеть никому из тех, кто рискнул бы высунуть свой нос из развалин и попытаться пересечь его в любом из направлений!..
— Десять!.. девять… восемь… — Валерий вел счет для порядка больше, поскольку в этом грохоте вряд ли его кто-то слышит. — Готовься!
— Па-аберегись! — рявкнул кто-то, находящийся над ними, на втором этаже.
— За мной! — выдохнул Сотник. — Ходу!!
Он, как и прежде, первым из их маленькой команды снялся и выскочил через проем!
Как казалось ему в этот миг — под огненный шквал, на верную смерть!!
За ним двинули и остальные двое! Причем, Николай крепко держал подопечного за локоть; да и сам находился справа от него — как будто надеялся прикрыть своим телом Павла Алексеевича от раскаленной струи, вырывающейся из подбрюшия «апача»!..
В следующую секунду окрест разнесся громкий, гулкий хлопок!
Ливень, низвергаемый из черного неба, пресекся! Но зато уже там, в той точке, где только что висел оснащенный ночной оптикой ударный вертолет, стало быстро вспухать, разлетаясь во все стороны, нечто огненное!..
И тут же послышался еще один хлопок; но уже не в небе, а в переулке — рядом с ними, с этими тремя мужчинами, выскочившими из «коробки», казалось бы, на верную смерть!..
На этот раз цвет проема был не черный, но — золотистый.
Николай, не слишком церемонясь, втолкнул своего подопечного в эту открывшуюся дверь!.. А затем сам, держа сумку на локте, — правым плечом вперед — шагнул туда же!
Последним, что увидел Сотник прежде, чем покинул переулок, где Назаров и его бойцы ведут какую-то свою войну, был горящий, разваливающийся в воздухе на куски «апач» — еще мгновение-другое, и останки «ангела смерти» падут с темных небес на вспаханную свинцом и огнем, промерзшую до звона от лютой стужи землю.
Enigma: Design Surreal Composition
Angel’s Dream Fly.
Миновало два с четвертью часа по возвращении из Вознесенского.
Все слова сказаны, вся доступная информация собрана, все возможные варианты рассмотрены; настало время решений и действий.
Местное физическое время — четыре тридцать утра. В служебной рубке Ближней дачи напряжение достигло апогея.
Последние — или крайние, как говорят в этих кругах — пятнадцать минут Хранитель разговаривал с Сотником наедине. Валерию уже вскоре, буквально через несколько минут, предстоит отправиться в начальную точку. О чем именно они говорили, эти двое в последние мгновения, останется их секретом.
Всё, что считал нужным сказать этому человеку Павел Алексеевич, всё, что необходимо было сообщить по делу, он сказал чуть раньше. Собственно, всем всё было понятно; теперь у них уже не оставалось иного шанса, как испробовать ту меру, каковая изначально держалась ими в уме, но считалась крайней.
Закончив разговор с начальством, Сотник подошел напоследок и к Редактору. На нем кожаная куртка с кевларовой подкладкой, камуфляж, рифленые ботинки. А еще разгрузка, пистолет-пулемет «хеклер», пистолет «глок» в подмышечной кобуре, тесак в ножнах на бедре. А еще — пуленепробиваемый шлем с поляризованным многослойным стеклом, похожий на гоночный шлем новейшей конструкции — его он держит в руке.
— Павел Алексеевич, хочу попрощаться… Мне пора!
— Надеюсь встретиться с вами уже в скором времени. Удачи, Валерий Викторович!
Редактор пожал сильную горячую руку человеку, в чей квалификации и надежности он и сам уже успел убедиться.
И еще раз — уже мысленно — пожелал удачи человеку, которому уже через несколько минут предстоит одно из двух: либо погибнуть, либо оказаться в таком месте, куда не продают билеты ни в одном турагентстве мира.
Сотник в сопровождении Щербакова покинул служебную рубку. Уже вскоре в тоннеле комплекса Ближняя дача откроется проход для «файтера», для этого бойца, воина, который должен в предстоящем опаснейшем путешествии обеспечивать защиту и прикрытие тем двум молодым людям, — и, прежде всего, Логинову — от действий которых теперь будет зависеть конечный исход всего дела.
Павел Алексеевич занял прежнее место, встав перед открытой рабочей панелью, открытый также и сам Всевидящему Оку.
У него замирало сердце, когда он думал о том, что может произойти — и непременно произойдет! — если актуализируется сценарий, прописанный в «Черном ящике». На душе его сейчас было так же холодно, так же стыло и страшно, как на улицах той Москвы, где они провели всего-то час времени, и откуда едва вырвались живыми…
Остается только один из всех возможных вариантов редакционной правки. И только один человек теперь способен остановить неблагоприятный ход событий, грозящий катастрофой — это Даниил Логинов, стажер Редакции.
Национальный Скриптер Московской Редакции глобального проекта «Roma Aeterna» сконфигурировал на рабочей панели — под Всевидящим Оком — финальную расстановку всех ключевых персонажей.
Задал все необходимые условия по месту и времени.
Перекрестился — чего не делал прежде, кажется, никогда.
Затем обеими державными десницами нажал на светящуюся золотом на лазоревом фоне экрана кнопку с надписью
СОХРАНИТЬ
…Двое сидели на берегу океана, на пустынном золотопесчанном пляже, под бирюзовым небесным шатром, спина к спине. Они едва одеты; да и зачем, спрашивается, в столь уединенном месте, где кроме них и их четвероногой спутницы никого более нет, нужна одежда.
Логинов вряд ли смог бы ответить сейчас на вопрос, где именно они находятся. Он видит перед собой лагуну, пальмы, чистый зернистый песок пляжа, на который лениво накатывают теплые океанские волны. Они здесь уже несколько часов. Или — как посмотреть — «всего лишь» несколько часов…
До того, как оказаться в этом райском местечке, они успели побывать в альпийском шале; гуляли по окрестным лугам, любовались открывающимся с террасы, на которой они потом сидели, перекусывая козьим сыром и салатами, дивным видом на окружающие их горные гряды с сахарными верхушками.
— Где мы сейчас обретаемся, Юлия? — спросил Дэн, нарушив молчание, которое, впрочем, нисколько их не тяготило. — Похоже, мы попали на необитаемый остров…
— Разве это так уж важно, милый? Я выбрала это место лишь с единственной целью: здесь хорошо, пустынно, идеальное место для такой парочки, как мы с тобой.
Дэн ощущал кожей тепло, которое излучает эта молодая красивая женщина. Он не знал в точности, что с ним происходит, и на каком он сейчас свете. Возможно, переживаемое, или же проживаемое им здесь и сейчас является фикцией, очередным порождением виртуального мира, имеющего странную, но и очевидную взаимосвязь с реальностью. Кто знает.
Но ему хорошо и покойно; хотя при всем том он помнил о своих текущих проблемах; и даже грустил, печалился по другой девушке, удивительно похожей на ту, с которой он сейчас находится рядом.
Все, что происходило вокруг него в последние дни, часы и минуты, было невероятно сложным. Столь сложным, наверное, как сама вселенная. Но, в то же самое время, простым, как единичное и частное проявление этой невыразимой сложности, как отдельный атом, или касание волны к ступням, или легкое прикосновение руки и ободряющая улыбка.
Быстро смеркалось; край неба, как и волны, как и полоса песка, сделались фиолетового цвета.
Мимо них, мимо двух вольно расположившихся на берегу молодых людей, по краешку пляжа, оставляя за собой едва видимую глазу цепочку фосфоресцирующих следов, попятился в воду закованный в свой хрупкий панцирь краб. Вскоре океанская волна смыла этот пунктирный след. Здесь же, неподалеку, вдоль берега, оставляя уже неизмеримо более крупные следы, носится, резвясь на просторе, огромная черная пума…
Но и следы «черной кошки», весящей несколько центнеров и выглядящей заметно крупнее любого из современных собратьев, океан легко смывает; когда волны уходят, откатывают, они каждый раз оставляют после себя чистый лист повседневности…
«Возможно, — подумал Логинов, — и даже наверняка когда-нибудь волна вечного времени точно так же смоет и мой жизненный след…»
Закатное светило, прежде чем окончательно скрыться за наливающимся чернотой краем отодвигающегося небосвода, — единственно для того, чтобы вновь возродиться с рассветом — отбросило ярко-зеленый луч на зеркальную гладь присмиревшего, тихого в этот час, океана. Этот дивный луч был такого же изумрудного цвета, как тот крупный драгоценный камень, что украшает сейчас черную пуму…
