— Это он замерз, — на всякий случай взял Серёжку под защиту офицер. — Вылезайте, позагараем.
Местное светило уже изрядно склонилось к горизонту. Как раз подходящее время для солнечных ванн. Но Серёжка по молодости лет этого не понимал.
— Мы лучше ещё поплаваем. Правда, Сашка?
— Да, мы ещё…
— Ну, купайтесь. Только, пожалуйста, без меня далеко не уплывайте.
— Ладно…
Отойдя подальше, Гаяускас с удовольствием растянулся на горячем песке. Приятно гудели уставшие мышцы.
— Всё правильно. Когда дела сделаны, то и отдохнуть не грех.
— Дед?!
Балиса словно пружиной подбросило. Повернулся на голос, открыл глаза. Ирмантас Мартинович сидел, привалившись спиной к скале так, что плескавшиеся в море мальчишки не могли его видеть. И выглядел так, словно пришел сюда с севастопольского пляжа, на котором они с Балисом отдыхали в августе девяностого. Морпех преодолел в себе совершенно детское искушение немедленно вскочить и потрогать: живой человек перед ним или иллюзия.
— Удивлён? — поинтересовался адмирал. — А мог бы уже привыкнуть.
— К чему привыкнуть? — настроение у Балиса сразу испортилась. — К тому что вокруг бродит полно непонятного народу, которые знают обо мне больше, чем я сам и при этом только и делают, что говорят загадками? Ты-то хоть настоящий?
— Сомневаешься?
— А не знаю. В гробу ты похуже выглядел.
Фраза прозвучала откровенно грубо, и Гаяускас сразу пожалел, что её произнёс. Но слово, как известно, не воробей.
К счастью, Ирмантас Мартинович не обиделся, только усмехнулся:
— Гроб, Балис, никого не красит. Все там выглядят плохо, откровенно говоря.
Помолчали.
— Устал я, — наконец вымолвил внук. — Устал от этих тайн и загадок.
— А ты заявление напиши, — серьёзно посоветовал адмирал. — Мол, так и так, устал от жизни, прошу мне создать льготные условия. Может и рассмотрят. Хотя, думаю, не утвердят.
— Кто рассмотрит? И кто не утвердит?
— Кому положено, тот и рассмотрит…
— Вот и ты тоже темнишь… — с досадой произнёс младший Гаяускас.
— Нет, это я шучу. Раньше у тебя с чувством юмора было получше.
— Не до юмора мне сейчас.
— А без юмора в жизни вообще никуда, — дед очень знакомо вздохнул. — Она так устроена, что если только на проблемах да бедах зациклиться, то долго не протянешь.
— Слушай, дед, — Балис приподнялся на локте, — вот объясни мне одну вещь.
— Давай попробуем.
— Вот ты же знаешь, как меня всю жизнь учили: умер человек — и нет его больше. Тело сгнивает, а душа — религиозная выдумка. Ты умер, я сам видел. А теперь сидишь передо мной живой и здоровый. Что я, по-твоему, должен думать? Что скорбел над гробом кого-то другого? Или что ты воскрес, словно Христос?
— Во-первых, я не воскрес, — строго поправил Ирмантас Мартинович. — Я к тебе явился, а это далеко не одно и то же. А вот что ты о Господе задумался — это хорошо. Умнеешь.
— Поневоле задумаешься, — честно признался Балис, — если твой святой с иконы по ночам мозги вправляет.
— Поневоле не нужно, — всё так же строго ответил адмирал. — К Господу приходят только по доброй воле. И Святой — это тебе не замполит. Ладно, с этим разобраться у тебя время будет.
— Это ты о чём, дед?
Балис тщательно скрывал дошедшее до критической точки внутреннее напряжение. С самого начала было ясно, что дед здесь не просто так, что сейчас наступит какая-то определённость с его будущим. И вот теперь разговор подошел к самому главному.
— О тебе. Дело своё ты сделал и, надо сказать, сделал отлично. Дорога тебя отпускает. Так что, добро пожаловать на Высокое Небо.
— Куда?
— Увидишь. Но сначала у тебя есть ещё одно дело на Земле.
— В самом деле? — слегка иронично поинтересовался внук.
— А ты как думал? — проигнорировал иронию дед. — Перстень и меч уволок с собою? Надо вернуть.
— Я уволок? — изумился Балис.
— А кто же ещё? Если бы они тебе были не нужны, думаешь, после взрыва мины они бы пропали? Их такие мастера делали, что тебе и не снилось. Ядерный взрыв перенесут и целы останутся.
— Точно? — скорее машинально, чем недоверчиво переспросил морпех. Адмирал вдруг смутился.
— Ну, если, конечно, не в эпицентре окажутся. А вообще, точно не скажу. В магии я не особо силён. Самоучка же, наставника у меня не было.
— Кажется, я о тебе узнаю сегодня много нового.
— Узнаешь, — кивнул старик. — Обязательно узнаешь. Только не сегодня. Времени у меня сейчас слишком мало. В общем, как мальчишки наиграются — возвращайся в город, попрощайся со своим другом-эльфом — и на вокзал. Билет бери на Веллесберг, туда идёт много поездов. Ложись спокойно спать. А утром ты будешь знать, что тебе делать дальше.
— Дед, — вкрадчиво произнёс Балис.
— Что?
— Скажи, ты правда думаешь, что я вот так сразу соглашусь?
— А что, неужели такого подарка мне не сделаешь? — с шутливыми интонациями поинтересовался старик.
— Не, — усмехнулся внук. — Не сделаю.
— Мальчишка, — вздохнул адмирал. — Два метра ростом, а ума не больше, чем у этих.
Он кивнул головой в сторону воды, где всё ещё плескались Сашка и Серёжка.
— У них ума побольше чем у многих взрослых.
— Тоже верно. Ладно, чем тебя убеждать? Рассказывать малоизвестные подробности из розового детства? Как ты не любил геркулесовую кашу, всегда объедал белые горбушки и обожал управлять кофемолкой?
Да уж, это дед попал в десятку. По степени неприязни рядом с геркулесовой кашей у маленького Балиса могли сравняться только кукурузные палочки, и то после того, как он однажды объелся им до рвоты. Горбушки Биноклик, напротив, обожал неимоверно. В пять лет в летнем детском лагере его сначала усадили за один стол с капризной девочкой Мариной, которая тоже очень любила горбушки. Первые два дня мальчишка остался без лакомства, но потом сумел опередить девчонку. Ревела Марина просто потрясающе…
А зелёная пластмассовая кофемолка довольно долго числилась у Гаяускасов одной из самых любимых игрушек сына. Разумеется, после того, как он убедил родителей, что уже стал большим мальчиком и ему совершенно неинтересно включать её без крышки, а уж тем более совать в механизм палец. После этого ведь не получится соскребать ложечкой прилипшую к пластику крышки коричневую кофейную пыльцу.
— Скажу честно, чтобы знать такие подробности, совсем необязательно быть твоим дедом. Немного в мозгах покопаться — и готово дело. А уж в специалистах этого дела на Дороге недостатка нет.
— Тогда расскажи мне то, чего я не знаю, а ты знать обязан. Понимаешь, о чём я?
