Одно хорошо, о Аллах! Что недолго продлится его плен… завтра инглези привяжут его к стволу пушки, зарядят пушку холостым зарядом…
«О Всесильный и Всемогущий! Клянусь соблюдать все Твои заветы и совершить Хадж – позволь мне только на прощание убить хотя бы ещё одного врага!»
Видно, горяча была его молитва…
«Хоменко, что ты там копаешься?»
«Так, Вашбродь, тут и изюм – мням-мням… и кайса… мням-мням…»
«А сала там часом, нет?»
«Откуда? Дикари-с, Азия… о, а это что тут за тючок? Давно обосновался? Молчит…»
«Дай ему водички напиться, из чайника…»
«Ага, водички ему… на всех не напасёшься… ну, полегче, полегче, бусурман, ишь, присосался… разрезать веревку? А ты фулюганить не будешь? Ну, давай ручонки-то…»
Как мой любимый герой, штабс-капитан Семёнов Тринадцатый «Индийский» наконец-то оказался в стране своей детской мечты? Оченно просто. Ногами пришёл…
«Не ходил в Иран я с караваном, не возил туда я шёлк и хну…» – дальше что-то про станок, видимо, токарный…
Собравши, с разрешения барона Маннергейма, своего бригадного командира, маленькую такую компанию (семиреченский казак – урядник Сухов, третий год как уволенный со службы и всё не имеющий никакой возможности уехать в Россию, к Катерине Матвеевне, сверхсрочнослужащий рядовой Хоменко и волонтёр – юный техник коммунального хозяйства Лаврик Берия), заняв у бухарского жида Паниковского в рост под еврейский процент некую сумму, отправился Семёнов через Кабул и Джелалабад, с грузом ивановского ситца, тульских самоваров и павлово-посадских цветных платков в не так уж и далёкую Индию… дабы самолично осмотреть, что там да как.
Для развития дела прихватили с собой, с подачи оборотистого Лаврика, хороший план – пару тюков с высушенными головками афганского мака…
Деньги Паниковскому отдавать когда-нито надо ведь? То-то.
Однако, данный товар наши герои провезли исключительно контрабандой… потому что монополию торговли наркотиками англичане закрепили только за собой! И конкурентов не терпели. Вешали они конкурентов, за полфунта гашиша – вешали… а тут вполне товарное количество!
И не то, что англичане так боролись с распространением наркотиков. Напротив, они целую войну провели с Китаем, которая так и называлась – опиумная… и сами британские джентльмены в минуту сплина могли побаловаться со шприцом. Вот, Шерлок Холмс, например… употреблял.
Но – продавать дары Морфея, извлекаемые из млечного сока Papaver somniferum L. – англичане разрешали только своим.
И завтра надо было ждать хорошего шмона… Где же спрятать лист? В лесу…
Поэтому, сопя, Семёнов, Лаврик, Сухов и даже паталогически не желающий поднимать ничего тяжелее стакана Хоменко – притащили свои тюки на склад опиума, принадлежащий Сардар-Хану, индийскому радже…
Где и сделали попутно доброе дело… причём насколько доброе – они поняли только на следующее утро, когда бородатые, одетые в белые длиннополые рубахи с чёрными жилетками люди, вооружённые до белоснежных, сияющих, никогда не знавших зубной щётки зубов – поклялись на клинке и соли в вечном братстве с урусвати…
Причём тут русские? Берия вообще был мингрел…
«… Мечутся белые чайки,
Что-то встревожило их, -
Чу!… Загремели раскаты
Взрывов далеких, глухих.
Там, среди шумного моря,
Вьется Андреевский Стяг, -
Бьется с неравною силой
Гордый красавец „Варяг“.
Сбита высокая мачта,
БрОня пробита на нем.
Борется стойко команда
С морем, с врагом и огнем…»
«Какая гадость, какая мерзость…» – постукивая замерзшими до одеревенения ногами по деревянному перрону ораниенбаумского вокСала, подумал Артур Вискас, литератор…
Впрочем, литератором Вискаса считал только и исключительно он сам…
При первом взгляде на него бывалый человек сразу же: по когда-то, в позапрошлом парижском сезоне, модным, но изрядно поношенным, явно с чужого плеча, вещам, купленным на распродаже в жидовской лавочке, по геморроидального цвета искаженному вечной желчной гримасой лицу, наконец, по стоптанным, не по сезону, лакированным штиблетам – верно определил бы Артура как вечного неудачника, обвиняющего в своих бедах весь этот жестокий, злобный, завистливый мир…
Надо сказать, и при втором взгляде на Вискаса – этот диагноз не изменился бы.
Только вот кому, скажите на милость, второй раз захотелось бы взглянуть на это убожество?
Вискасу было плохо… ему было голодно и холодно.
Очередной визит к проживавшему в Ораниенбауме очередному гиганту мысли, отцу русской (тьфу, гадость какая!) демократии ничего не дал.
Вискаса никто не хотел печатать… Более того, его и читать-то никто не хотел.
А ведь он создал Великую Книгу… эпохальный, многостраничный труд про Великую Литву… аккуратно написал так много букв.
Вот только эти буквы никак не хотели складываться в орфографически безупречные слова – не токмо что в предложения!
А те жалкие, ничтожные русские, кого он всё-таки уговаривал взять в руки его пухлый, на пишущей машинке собственноручно Вискасом отпечатанный текст – не могли осилить его далее роковой седьмой страницы…
Ыымперцы! Жалкие подражатели! Ворующие у него блистательный сюжет, все эти Львы Толстые, Короленки, Бунины… а жалкий, ничтожный Аверченко просто описался, скиснув от смеха, не дойдя и до третьей страницы…
Верно, придётся возвращаться назад, в Царство Польское, в родимую Вильну… ни со щитом, ни на щите… а как он уже давно привык – как обдристанная собака…
Поезд всё не шёл и не шёл – о мерзкие русские! И они ещё смеют называть себя европейцами!
Да у любого великого поедателя цеппелинов, не имеющего отхожего места на своём хуторе – больше европейскости, чем у жалкого, ничтожного Мечникова или Менделеева…
Нет, надо возвращаться… спрятать Великую Книгу на чердаке, и снова приниматься за работу – тапёра в публичном доме… там хотя бы тепло, и кормят объедками.
Как надоела ему эта грязная, ничтожная Россия с её грязными, ничтожными русскими…
Вот и сейчас…
Мешая Вискасу думать о высоком, у входа в вокСал надрывалась какая-то барышня лет тринадцати, в коричневой гимназической форме, выглядывающей из-под коротенькой заячьей шубёнки.
В руках барышня держала коробку с нарисованным на ней большим Женевским Крестом и надписью «Для увечных русских моряковъ».
Подавали что-то редко… поэтому, она, чтобы привлечь внимание публики, тоненьким голоском выводила:
«… Миру всему передайте,
Чайки, печальную весть:
В битве врагу мы не сдались -
