— Да, пришла Красная Армия и побила бандитов. А главного, Борова, который полицаями руководил, она взяла живьём.
— И много там Красной Армии? – удивлённо спросил лейтенант. Двух бойцов, даже с натяжкой можно сказать трёх, сложно назвать войсковым подразделением, так что удивление штурмана не было наигранным.
— Я не знаю. Стрельба вдруг началась, бабушка поспрашивала у соседей, говорят, Красная Армия вернулась, полицаев побила и ещё трёх немцев, что вчера приехали. Правда, вернулась армия ненадолго, скоро уйдёт дальше. Я побежала посмотреть, там меня незнакомый командир у хаты Борова попросил помочь вам подъехать. Я взяла Антона, он местный, и побежала к вам. Вот и всё, – закончила свой не особо информативный рассказ девочка.
Мальчишка всё так же молча правил лошадьми, хотя с интересом и поглядывал на лётный костюм.
— Ты не местная? Правильно слишком говоришь.
— Нет, я со Львова. Там жила и училась. Мой отец подполковник Петренко, может, слышали? Он командир полка.
— Нет, я же в авиации служу, – отрицательно покачал головой штурман, мысленно вздохнув сочувствуя. Слишком много сгинуло командиров на полях сражения сорок первого, хотя подполковник мог и уцелеть.
— А вы нас с собой возьмёте? – с надеждой спросила девочка. – Меня Таней зовут.
— Тут наш командир всё решает.
— Я спрошу.
В это время телега въехала сперва на околицу, а потом уже по улице. Свернув на другую, параллельную, покатилась к нужному дому, где собиралась небольшая, но всё увеличивающаяся толпа местных жителей.
— Товарищи, суд над местными прихвостнями будет проводиться сейчас. Мы не задержимся у вас, так как торопимся, – говорил толпе Громов. Он стоял на пеньке для колки дров и обращался к народу с этой речью, видимо, отвечая на вопросы. – …нет гражданка, не расстрел. Расстрел по приговору суда проводят только военным преступникам, а полицаев… этих трёх будем проводить через повешение. Вон у того дуба как раз сук удобно свисает. По поводу раздела имущества полицаев, на него Красная Армия не претендует. Мы заберём только оружие, войсковое имущество, лошадей с телегами и продовольствие.
Громов на удивление быстро и хорошо провёл разговоры с крестьянами, после чего велел Захаренко сменить Ивана на охране выживших полицаев, отправив того на обыск одной из хат, оставив вторую напоследок.
Присев на пенёк, с которого командир общался с народом, лейтенант поставил винтовку прикладом на землю и с интересом посмотрел на трёх полицаев, что стояли на коленях в грязи и угрюмо, с некоторыми испугом, исподлобья разглядывали противников. Руки у них были связаны за спиной.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите? – окликнули Громова из‑за плетня.
Посмотрев на неизвестного, штурман подумал: «Лётчик или танкист, причём явно кадровый».
Сам командир в это время осматривал трёх коней, что вывел Иван из конюшни. Также во дворе стояли две телеги, которые, видимо, полицаи готовили к использованию.
Обернувшись, Громов несколько секунд рассматривал статного парня с отлично видной военной выправкой и обожжённым лицом, который стоял у калитки, ожидая ответа.
— Выводи остальных, – скомандовал командир Ивану и кивнул неизвестному: – Заходи.
Тот отворил калитку и под любопытными взглядами так и не рассеявшейся толпы прошёл во двор.
— Вы действительно Красная Армия? – прямо спросил он.
— Окруженцы, двигаемся к фронту, – спокойно пояснил Громов.
— Я лейтенант Воронин, командир танковой роты двадцатой танковой дивизии. Девятый мехкорпус.
— Генерала Рокоссовского? – уточнил Громов.
— Да. Вы с ним знакомы?
— Не лично, воевал с одним из полков корпуса под Ровно. Заблудился он, но нам помог здорово, добил бронеколонну противника, что мы долбили из засады, вовремя подоспели.
— Понятно, – невольно улыбнулся танкист. Было видно, что ему приятно встретить того, с кем он, возможно, воевал плечом к плечу. – Так что, разрешите присоединиться к вам?
Тут Громов, к удивлению Захаренко, который знал о его планах, поморщился и ответил:
— Понимаешь, я не знаю, кто ты, как поведёшь себя в бою. Почему ты укрываешься в тылу, пока остальные воюют на фронте. То есть для меня ты тёмная птица, лейтенант, и просто так я тебя взять не могу.
— У меня сохранились документы, комбинезон обгорел, как и форма, но есть оружие.
— Вот когда всё это будет при тебе, тогда предметно поговорим.
— Понял, – кивнул лейтенант, но уходить не спешил. – Двое нас, товарищ старший лейтенант. Когда нас подбили, из машины смогли вытащить только меня и заряжающего, сержанта Кривошеина. Мы были тяжелоранеными, поэтому при отступлении нас оставили здесь. Потом зима, сами понимаете. Когда восстановились, решили двигаться к фронту, как потеплеет, да вот вы раньше успели.
Захаренко только покачал головой, слушая танкиста. Всё, как и предполагал Громов.
— Как подчинённый? Здоров?
— Лёгкая хромота осталась, но он не отстанет. Сибиряк.
— Хорошо, ожидаю вас здесь. Выдвигаемся через час. Как понял, лейтенант?
— Успеем, – уверенно кивнул тот и поспешил к выходу, видимо, искать своего
сержанта и собирать вещи, чтобы присоединиться к группе окруженцев.
В это время Громова окликнул следующий претендент. Это был на удивление высокий, худой, хорошо выбритый субъект в красноармейской шинели со споротыми знаками различия. Больше всего удивляло в нём то, что в рукав его шинели вцепилась, не отпуская, достаточно молодая светловолосая женщина, что‑то шипя.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? – спросил он.
— Обращайтесь, – привычно ответил Громов и замер, готовясь выслушать очередного претендента.
* * *
Привстав на стременах, я осмотрел обоз из четырёх телег и двух верховых, что сопровождали его. Село с типичным украинским названием Раговичи, где я обогатился изрядным обозом, людьми и вооружением, осталось позади километрах в пяти.
Село вроде небольшое, но восемь человек я там набрал. Причём самое главное – среди них оказался военврач. Это была женщина лет тридцати на вид, довольно мирной внешности, но как мне нашептали некоторые жители Раговичей, ой непростая штучка! Она ещё осенью выходила капитана–артиллериста и буквально женила его на себе – короче, жили они вместе. Крутила она мужиком как хотела, слушался он её во всём, хотя характер имел жёсткий и немцев и полицаев ненавидел люто, но она как‑то умудрялась найти к нему подход. Именно капитан и командовал повешением, делая это с немыслимым наслаждением.
Кстати, Боров, который до этого крепился, с надеждой поглядывая вдаль, в момент, когда его поставили на ноги, обделался и дальше визжал и выл, крутился, не давая набросить на себя верёвку. Но ничего, он тоже повис рядом с остальными.