Ознакомительная версия.
В таком виде, повесив в петлю на набедренной повязке булаву, подхватив дротики, копьеметалку, надев на плечо котомку с лепёшками, Мишка двинулся вниз по течению ручья.
Дождь, прекратившийся было совсем, со временем усилился. Мишка шёл вдоль кромки воды, старательно обходя намокшие камни и не спеша подниматься на крутой склон. Там, на границе, где крутой берег переходит в плоскую степь, обильно рос густой кустарник, передвигаться по которому было совершенно невозможно. У русла, конечно, много осыпей, размытого грунта и прочей прелести, но всё же было гораздо привычнее, чем прорываться через непролазную поросль. Размеренные движения гоняли кровь по мышцам, не давая замёрзнуть, несмотря на заметное снижение температуры и вездесущую влагу. Но это пока. Мишка промок. Накидка из шкур ещё держалась, большинство капель соскальзывало по сальной шерсти вниз, не намачивая саму кожу и Мишку под ней. Но отросшие волосы были насквозь сырые, и из-под них струился целый ручеёк по шее и между лопаток… По ощущениям, он шёл уже больше четырех часов, всего пару разу останавливаясь перекусить лепёшкой и не отвлекаясь на охоту. Хотя останавливаться, если честно, не особо хотелось вообще, льющаяся с неба вода не располагала ни к отдыху, ни к другому какому-либо мероприятию. Нужно было сухое, закрытое от дождя место, где можно отсидеться, перевести дух и, возможно, попробовать развести костёр, что в таких условиях само по себе будет сложно реализуемо.
Ещё где-то час Мишка упорно продвигался вниз по течению, пока не наткнулся на массивный наплыв склона над руслом. Ручей, а скорее уже маленькая речка, огибал левым поворотом торчащий вертикально прямо по руслу здоровенный, размером с нормальный дом, валунище. Справа склон съехал, вероятно, подрезанный потоком весеннего паводка, и упёрся торцом в огромную каменюку. Часть земли и глины, естественно, обвалилась, но остальное осталось, образовав довольно обширную природную арку. Весенние воды смыли грунт из основания, оставив на ровной площадке разбросанные камни и голую глину. Вот на ней Мишка и решил остановиться. Как бы ни было здесь весной, но сейчас на ней было сухо, водный поток проходил больше чем в двух метрах ниже, и никакой опасности не представлял.
Забравшись в эту арку, Мишка хмуро огляделся по сторонам. Убедившись, что всё в порядке, скинул с себя промокшие завонявшие шкуры, как мог, отжал волосы, стёр ладонью со лба натёкшую воду. Настроение было отвратительное. Если этот драный дождь не прекратится в ближайшее время, то на планах поплотнее обследовать окружающий мир можно будет ставить жирный крест. И если с утра Мишка ещё на что-то надеялся и пёр сегодня весь день на этой самой надежде и природном упрямстве, то сейчас он в полной мере осознал бесперспективность этой жертвы. Надо было возвращаться на обжитое место и уже там целенаправленно и основательно готовиться к зимовке. Строить сухой надёжный дом с обширной кладовой, обзаводиться посудой, готовить запасы…
Для всего этого неплохо было бы изготовить более серьезный инструмент. Мишка с некоторой долей скептицизма посмотрел на свои дротики и булаву, потом достал из-за пояса короткий кремневый нож. Железный был бы гораздо лучше. Ну что же, как вещал с кафедры, гордо воздев палец к небу, геолог Мишкиного курса: «Железо есть везде. Один из самых распространённых в земной коре металлов». И если есть, то надо искать. Мишка хмыкнул и проворчал себе под нос:
– Еще бы найти.
Перехватив нож поудобнее, вылез наружу, забрался по камням на склон и принялся резать ветки кустарника. Может, они сейчас и сырые и гореть так просто не будут, но кто сказал, что через час и в сухом месте они не просохнут? А с костром будет гораздо уютнее, не говоря уже о возможности просушиться. Срезав две большие охапки прутьев, не менее большую охапку травы и перетащив всё это под природный навес, Мишка, подхватив булаву, снова полез под дождь. Наверху приметил торчащую из земли корягу, и, чтобы ее вывернуть, возможно, потребуется поработать ею в качестве кувалды.
Дождь снова усилился, стекающие по волосам ручейки заливали глаза, руки скользили по склизкой коре. Но основная работа всё же была сделана, и уже почти вывороченная коряга ни в какую не хотела вылезать из земли, корни, видимо, ещё крепко держали. Миша поднял из травы свое орудие, поудобнее перехватил, намереваясь размочалить нижнюю часть ствола, чтобы потом выкрутить, оборвав или порезав каменным ножом получившиеся волокна, когда обострившийся за последние недели слух вычленил в привычном уже шуме падающего с неба дождя незнакомый звук.
Тело среагировало само. Мишка не успел даже подумать, как оказался летящим в сторону, а на том месте, где он только что стоял, с лязгом защёлкнулись могучие челюсти. Едва коснувшись земли, развернулся, увидел разинутую вытянутую морду, метнувшуюся к нему, и тут же отпрыгнул спиной вперёд, с размаха опуская булаву на место, где только что сам стоял. Камень на конце ударил череп с краю, разворачивая глазницу и смещая в сторону массивную голову. Пока зверь не очухался, замахнулся еще раз. Удар снова пришёлся в вытянутую переднюю часть головы, челюсти с «клацем» захлопнулись, раздался дикий, полный боли растянутый вой. Мишка, не обращая на него внимания, сместился вбок от мотающейся из стороны в сторону разинутой, наполненной устрашающего вида зубами пасти и со всей силой опустил навершие булавы на хребтину. Отпрыгнул назад, оценивая с расстояния подвижность хищника, перехватил скользкую от воды рукоять, прыгнул вперед в «слепую зону» со стороны подбитого глаза и, со всего маха заехав по основанию задней ноги, ловко отскочил назад. Дождь залеплял глаза, мешая что-либо разглядеть, картинка расплывалась в разводах, но в данный момент это было не важно: зверь потерял подвижность, и Мишка, подскакивая, бил по размазанному темному силуэту на максимальную длину удара и стремительно отскакивал назад. Бил, пока не понял, что лежащий на земле зверь давно уже не подаёт признаков жизни. Тогда сел, протёр тыльной стороной ладони глаза, убрал с лица налипшие волосы и отпустил заляпанную кровью булаву.
Мишке было нестерпимо жарко. Несмотря на дождь, вода на лице была солёная от пота, вздувшиеся мышцы натяжно гудели. Его трясло от переизбытка адреналина, одновременно тошнило и хотелось есть. Всё вокруг – падающие с неба капли дождя, ветер, колышущий траву, всё было как-то несуразно медленно и только сейчас начинало ускоряться к привычному ритму. Мишка стоял, смотрел на это, на лежащее на земле тело, в полтора раза больше, чем он сам, чувствовал, как стекающая по голому торсу влага приятно охлаждает, как унимаются, ноют от внезапного напряжения мышцы и связки, и тихо фигел от происходящего.
Ознакомительная версия.
