Виктор Побережных - Горячий июнь.часть 1

  -Командир батальона особого назначения НКВД капитан Серёгин. Да, товарищ нарком. Нет товарищ нарком. Хорошо, товарищ нарком. Ясно, товарищ нарком. Спасибо, товарищ нарком. До свидания, Василий Тимофеевич.

  Повернувшись к нам, капитан весело глянув сказал:

  - Ну, давайте знакомиться? Серёгин Степан Андреич, а вы, сироты?

  - Это почему сироты,- возмутился я,- Никакие мы не сироты!

  -Потому, что Василий Тимофеевич сказал, '...возьми двух сироток в местном отделе и привези ко мне, да что бы не обидел их никто по дороге'. Теперь понятно?

  -Понятно товарищ капитан,-вздохнул Серёга,-И понятно теперь, как меня мужики звать будут.

  Тут уж мы дружно заржали, до того уморительная рожа стала у Сергея, причём ржал он громче всех.

  - Ладно, хорош ржать, - капитан стал серьёзным, - насколько я понял, ситуация не ахти. Поэтому слушайте сюда. Батальон следует в Киев автотранспортом, всего 20 машин. Будете в кузове моей, я иду третьим в колонне. Ваша задача - не трепаться и выполнять все мои распоряжения. Если всё понятно, то пошли.

   Попрощавшись с гостеприимным Смирновым, мы потопали за комбатом. Выйдя на улицу, увидели стоявшую перед крыльцом полуторку, возле которой дружно дымила группа бойцов. Посмотрев на них, я понял, что это действительно 'ОСНАЗ'. Такие милые, интеллигентные лица я видел только в передачах, посвящённых спецназу. Ничего не меняется со временем! Такая уверенность в своих силах пёрла от этих парней, что я посочувствовал их будущим противникам. Лучше самому застрелиться, чем с такими в ближний бой пойти! Да и вооружены. Все, кроме одного со снайперской СВТ, вооружены автоматами, помимо этого, у всех кобуры с наганами плюс гранаты и ножи. Глядя на этих парней бесила мысль, что оружия такого мало. Подготовленных настолько бойцов и того меньше. Наскоро познакомившись с ребятами, мы запрыгнули в кузов полуторки и в путь.

   Удовольствие от езды прошло быстро. Нет, так-то оно, вроде как и ничего...Только вот ПЫЛЬ! Поневоле вспомнились ковбои, которые шейными платками себе морды завязывали. Ну не было у нас платков! Поэтому пришлось кушать пыль. Именно кушать, потому что она так быстро набивалась в рот, что хоть заотплёвывайся, всё равно наглотаешься! А мужики ещё и ржали! Говорили, что их количество '...можно вычислить по земляным пирамидкам с вкраплением остатков пищи, оставленным по кустам в местах привалов..'. Причём рассуждали они на эту тему настолько серьёзно, что мы, с Серёгой, засомневались,. А вдруг не шутят? На первом же привале поняли-шутили, гады!

   Следующим вечером, мы уже подъезжали к Киеву. К счастью, по дороге не было никаких приключений и происшествий. Наша и ещё одна машины, на въезде в город вышли из колонны и уже через полчаса мы подъехали к управлению НКВД. Попрощавшись с мужиками, с которыми просто не хотелось расставаться, мы с Сергеем, в сопровождении комбата направились к дверям. Я, повернувшись, хотел махнуть ребятам на прощание, как сильный удар в живот бросил меня на асфальт. Пытаясь перевернуться я приподнял голову, новый удар и уже знакомая восхитительная лёгкость начала завладевать моим телом. Меня куда-то понесли мягкие, тёплые волны, всё быстрее, быстрее. Покачивания превратились в резкие рывки. Пересиливая слабость, я открыл глаза. Надо мной, мелькал белый потолок, рядом что-то говорили о каком-то профессоре. Потом всё поле зрения заняло Серёгино злое лицо, которое увидев мой взгляд заорало:

  - Я тебе сдохну, скотина! Ты....

  и изображение погасло.

   Бу-бу-бу. Бу-бу-бу-бу... Да что такое? Поспать не дадут! Попытался высказать всё, что думаю об этих разговорчивых типах и задохнулся от боли. Бли-и-и-н. Как же больно! Что произошло-то? Открыв глаза, увидел над собой хорошенькую медсестру, с озабоченным видом трогающую мне лоб. Увидев мой взгляд, она вздрогнула и повернувшись в сторону громко закричала:

  - Иван Максимович! Профессор! Он очнулся!

   Через пару минут вокруг моей тушки уже крутился вихрь из белых халатов, озабоченных лиц и кучи непонятных, загадочно звучащих медицинских терминов. Наконец суматоха немного улеглась и перед моими глазами появилось лицо. Я аж зажмурился! Открыл глаза, чёрт, ну до чего же устойчивый глюк! Перед моими глазами было лицо профессора Преображенского, из фильма 'Собачье сердце', которого гениально сыграл Евстигнеев. Роскошным басом 'глюк' пророкотал:

  - Ну, батенька, как вы себя чувствуете? Если вам тяжело говорить моргните два раза. Очень хорошо!

   В последующий час меня замучили вопросами, осмотрами, ощупываниями и покалываниями. Достали! Хорошо, что больше не было приступов одуряющей боли. Так, зудела немного грудь да живот подёргивало. Как только закончились издевательства над моим организмом, появилась та первая, хорошенькая сестрёнка и начала кормить меня с ложечки куриным бульоном. Проглотив несколько ложек, я почувствовал такое желание спать, что уснул в тот момент, когда к моему рту приближалась следующая ложка.

   Проснувшись, не открывая глаз прислушался к своим ощущениям. Боли не было, скорее была её тень в области живота и груди. И слабость. Казалось, что на каждую клеточку моего тела, прикрепили какое-то утяжеление и пошевелиться стало для меня неподъёмной задачей. Открыв глаза, попытался оглядеться. Лежал я в просторной, светлой палате. С трудом повернув голову направо, увидел большое окно с занавескам, через которое были видны ветки дерева с пожелтевшими листьями. Чёрт! Это сколько же я валяюсь? И где? Повернув голову налево, увидел стол, заставленный какими-то баночкам и бутылочками, стул и приоткрытую дверь, через которую послышались чьи-то шаги и тихий разговор. Через минуту в палату вошли две девушки, в одной из которой я узнал мою 'кормилицу'. Заметив мой взгляд, девушки заулыбались, одна из них выскочила обратно в коридор, а 'кормилица' подскочила ко мне. Что-то мило щебеча, она протёрла моё лицо влажной тряпочкой, из маленького стаканчика напоила водой и засунула мне градусник прямо в рот. А я только лупал глазами, даже не пытаясь возмущаться. Через несколько минут, в палату зашёл профессор 'Преображенский' со второй сестричкой. Что-то потихоньку бурча себе под нос, он рассмотрел мои глаза, язык. Потом занялся невидимыми мне животом и грудью. Бурчание становилось довольным, видимо профессору нравилось то, что он видел. Наконец закончив осмотр и глядя на меня заявил:

  -Всё, молодой человек, моя помощь вам больше не требуется. Через недельку снимем швы, а ещё через одну будете скакать как раньше, - и довольно уставился на меня.

  -Профессор,- я словно разучился говорить, настолько трудно мне сначала давалась речь, - А что со мной? Где я и какое сегодня число?