— Ага! Попался, ворюга. Счас будем морду бить. А ну, вылезай!
— Ох, мужики, мужики, — исподлобья посмотрев на задержанного, старшой сокрушенно покачал головой. — Как вы уже заколебали, а?! Ловишь вас, ловишь… А вы все лезете, лезете!
— Я только хотел путь спрямить!
— Счас мы те спрямим!
— Тихо, парни! Вам что, слово дали?
Дождавшись, когда бойцы заткнулись и смущенно потупились, Филимон спокойно продолжал дальше:
— На бомжа вроде не похож… Слышь, мужик, ты вообще — кто? Отдыхающий?
— Отдыхающий.
— А у кого остановился?
— Ни у кого. К сыну в лагерь приехал. Говорю же — путь хотел спрямить.
— Ага… в лагерь, значит, — покладисто покивал Филимон. — Что ж, бывает. Придется штраф заплатить — здесь частная территория.
— А… а много? И — можно ли в рублях?
— В рублях даже лучше будет, — начальник охраны поощрительно ухмыльнулся. — Пятьсот рублей — и гуляйте себе за ворота. Иначе будем с милицией разбираться — намного дороже выйдет.
— Пятьсот рублей, говорите? — с облегчением переведя дух, Ратников вытащил из кошелька пятисотку… — Вот, пожалуйста.
— Спасибо, — Филимон только что не поклонился. — Квитанцию вам выписывать, уж извините, не будем. Идемте за мной…
И тут вдруг зазвонил телефон, не у Миши — у старшого. Не вовремя зазвонил, блин…
— Сестричка наша явилась, — сказав пару слов, Филимон убрал трубку. — Срочный анализ сделать надо… Ладно, пошли.
Василь отворил небольшую железную дверцу — кроме ворот, оказывается, была и такая. Ратников посторонился, галантно пропуская во двор пришедшую молодую даму в летнем белом платье и легкой косыночке, с глазами…
Глазами-то они и встретились!
Михаил сразу узнал Алию — ту самую медсестричку, преступницу, едва не погубившую когда-то Артема и отделавшуюся условным сроком!
Женщина — это было видно — тоже сразу же узнала Ратникова, только почему-то ничуть не удивилась, лишь холодная улыбка скользнула вдруг по ее тонким губам.
— Здравствуйте, Михаил…
— День добрый…
Миша уже собрался пройти…
— Вы знакомы? — резко насторожился Филимон.
— Знакомы, знакомы… Взять его! Живо!
— Мадрас! Фас!!!
Могучая псина прыжком сбила Михаила с ног, задышав в лицо, оскалила зубы… На запястьях противно щелкнули наручники.
— Куда его?
— Туда же, куда и всех.
— Слышь, Алия… а его ведь искать будут.
— Будут, будут, — ухмыльнулся Ратников.
Медсестра злобно дернулась:
— Пусть! Исполняйте сказанное!
— В камеру его, парни.
Буквально через минуту столь глупо попавшийся Ратников был водворен в узкую железную клетку, где, кроме него, сидело еще трое — двое молодых парней и девушка, все в каких-то пижамах.
Вот, сволочи, сообразили же — девчонку с ребятами посадить!
Лязгнул засов… Миша дернулся… Опаньки! А ведь обыскать-то его в суматохе забыли! Нет, кошелек-то забрали, а вот мобильник позади, на ремне — не нашли… если он, правда, не вылетел в траву… Ура! Не вылетел!
Ратников уселся, подтянул колени, переведя скованные наручниками руки вперед, потом повернулся спиной к парням:
— Мобилу у меня достань, уважаемый.
— Чегой-то? Не врозумлю, что просишь-то, господине?
Михаил похолодел, услыхав знакомый говор… та-ак… понятненько, кто такие эти узники и откуда взялись…
— На ремне мовом возьми вещицу.
Парень послушался… вытащил трубку…
— Теперь — дай.
— Благодарствую…
Теперь выщелкать Ганзеева… ага… вот он… Ну, возьми же трубку, возьми…
— Тут такое дело. Слушай внимательно, Ганс…
Да-а… а завтра, между прочим, в Темкином лагере родительский день.
Не прошло и получаса после сделанного звонка, как снаружи послышались завывание сирены и усиленные мегафоном голос…
— Ничего! — Ратников улыбнулся упорно молчавшим сокамерникам. — Сейчас вызволят нас, вызволят.
Парни ничего не ответили, а девушка истово перекрестилась.
И тут распахнулась дверь, в камеру ворвался Василь… или Гоша.
Застыв на пороге, врубив свет, почесал голову…
— Блин… чего тут надо разбить-то? Ага…
На гвозде, вбитом в дверной косяк, висели три браслета — синий и два коричнево-желтых.
— И зачем их бить? Ну, раз сказано…
Ратников распахнул прищуренные глаза, закричал что есть мочи:
— Эй, парень! Парень! Не вздумай!
— Да пошел ты!
С улицы донесся вой сирены. Чьи-то крики. Хруст…
И темнота. Резкая такая, глухая… Словно кто-то вновь вырубил свет, а заодно — и солнце.
Глава 5
Лето. Приазовская степь
РАЗНОЦВЕТНЫЕ КИБИТКИ
Он шел на Одессу,
А вышел к Херсону —
В засаду попался отряд.
Михаил Голодный. Партизан Железняк
— Э, че за хрень? — взволнованный голос охранника прозвучал словно бы где-то в отдалении, вовсе не гулко, не отдался под потолком, нет…
Да и потолка-то никакого не было, а были… звезды! Целая россыпь, они сияли в черном бархатном небе, чуть оттеняя узенький серп месяца.
Ночь казалась теплой, где-то рядом, в кустах неумолчно стрекотали сверчки, горько пахло полынью и пряным запахом привольных степных трав: именно степных, в свете звезд и луны все ж не заметно было никакого леса.
— Черт! — Василь явно чувствовал себя не в своей тарелке, нервно щелкнул зажигалкой, закурил. — Куда все делось-то? Эй… Хорошо, хоть эти здесь.
— Не думаю, что это для тебя так уж хорошо, — усмехнулся Миша. — Ключи есть?
— Какие?
— Такие. Открыл бы клетку!
— Ага, сейчас — бросился! — охранник зло хохотнул. — Может, с вас еще и «браслеты» снять?
— Было бы не худо, — вполне серьезно отозвался Ратников. — Сам же видишь, что тут творится.
— Ничего я пока не вижу.
Василь замолк и больше уже не разговаривал до рассвета, который, в общем-то, наступил очень скоро. Михаил только на минуточку задремал и тут же проснулся от яркого, бьющего прямо в глаза солнышка.
Потянувшись, Ратников подмигнул соседям по клетке:
— Ну что, может, все-таки познакомимся наконец? Меня Михаилом зовут.
— Я — Прохор, — не очень-то приветливо отозвался один из парней. — А то брат мой молодший, Федька, и Анфиска, сестрица.
— Своеземцы? Мастеровые? Холопы?
— Хрестьяне мы, смерды. Во прошло лето, по недороду, с Каликой-боярином составили ряд.
— Ага… рядовичи, значит. И задорого вам боярин землицу в обработ дал?
— Издольщина.
