— Посмотри, Алексий. Это знак юстиция. Вот что монах вёз в Самолву. Видишь, — Гюнтер указал пальцем на аверс печати, — Это копия печати отца, а на обратной стороне, символы правителя провинции.
— Ты хочешь сказать, что Фридрих предусмотрел даже такой вариант, что твоё княжество вольётся в империю?
— Не исключено. Но сомнения у него оставались, вот и послал он своего человека.
— С этой стороной понятно, а что насчёт славы?
— Славу можно получить несколькими способами. Сделай свою страну процветающей, и тебя станут славить. Убей тысячи людей, и слава вновь у тебя. Что проще? — Гюнтер сделал паузу, и ответил, — Я предложу двум братьям одно и то же. Базу для похода на Дерпт, которую все будут считать территорией империи.
Я крутил в руках печать юстиция, и мне не давало покоя только одно: — Гец должен был иметь какой-то свой, ему принадлежащий предмет, выпущенный ограниченным количеством и известный немногим людям. Как-то должен же был он отличаться от остальных чиновников.
— Гюнтер, где вещи умершего монаха? Надо всё внимательно осмотреть, искать какую-нибудь мелочь, то, что всегда в обиходе. Что-то должно быть ещё.
— Его вещи здесь, в сундуке Воинота. Знаешь, я, конечно же, могу покопаться, но лучше попрошу это сделать своего барона.
Берлихинген пришёл через пятнадцать минут. Сама затея ему не понравилась, но перечить не стал. Вывалил все вещи и разложил их на столе маленькими кучками.
— Я хоронил его голым, в одном саване. Он святой человек, пройдёт время, и люди станут молиться ему. Святоши подделывают реликвии, а настоящие — вот они.
Перетрогав все складки одежды, чуть ли не распоров сандалии и разобрав посох, который оказался тайником, мы ничего не нашли. Как вдруг, Нюра обратила внимание на две монеты. Это были золотые августалы. На одной из них надпись была стандартной и заканчивалась буквой 'G', а на другой отчётливо можно было прочесть: IMP ROM CESAR AUGUSTUS.
— Это то, что мы искали. — Обрадовался я, — Видите, на этой монете, в последних двух словах нет сокращения. Это и есть тот значок, по которому нужный человек поймёт, кто перед ним.
— Может, фальшивая? — Не удержался Воинот, пытаясь снять подозрения в шпионаже со своего умершего друга.
— Это не монета, Воинот. — С сожалением в голосе ответил Гюнтер. — Она не может быть фальшивой. Это трюк Германа фон Зальца. Ты просто покажешь её епископу, а по его реакции всё поймёшь сам.
Первого июля, вслед за разбитым кувшином с пенившимся вином, речка Самолва приняла своими водами вторгнувшуюся в речную гладь обновлённую шнеку — кеч. От старого судна остался только дубовый корпус, выкрашенный по ватерлинию специальной необрастающей краской. Наружный выступающий брусковый киль, усилили стальными балками, идущими от форштевня до ахтерштевня. Появилось четыре шверта: два по килю, под каждой из мачт, и два — по бортам в качестве боковых стабилизаторов, кормовая надстройка и палуба. Трюм оклеили стеклотканью с полиэфирной смолой. Четырнадцатиметровая мачта несла новое парусное вооружение: грот, стаксель и кливер. Вторая мачта, расположенная ближе к корме, в шесть метров высотой — бизань. Вместо допотопного рулевого весла использовался невиданный механизм, приводимый в движение колесом штурвала. Нос судна украшала башенка, обитая серебристым металлом из которой торчало сопло огнемёта. По бортам стояло четыре тяжёлых арбалета. Вся красота судна заключалась лишь в цветных парусах и пришытых к ним с обеих сторон индикаторах 'колдучкиках'. По этим 'колдунчикам' можно было наглядно убедиться, правильно ли поставлены паруса по отношению к ветру. Например, для стакселя, если индикаторы параллельны, то всё хорошо. А если индикаторы на наветренной стороне поднимаются вверх; нужно добрать стаксель шкот. В случае, когда они задираются на подветренной стороне, соответственно — потравить шкот.
Команда из девяти новгородцев, Игната с двумя сыновьями, капитана Снорри, юнги Ваней Лопухиным и меня вышла в первое плаванье. Поначалу шли на вёслах, дабы не опозориться перед собравшимися на берегу жителями и старостами деревень. Уже в устье поставили бизань и стаксель, попытаясь совершить полный разворот при галфвинде.
— К повороту! — Повторил за мной команду Игнат
— Есть! — Крикнул ушкуйник и захватил гик-шкот.
Другой ушкуйник, точнее матрос, принялся растравливать стаксель-шкот. Судно стало приводиться к ветру. Гик заскрипел, парус вобрал в себя поток воздуха, и плавно стал поворачиваться, перемещаясь к противоположному борту. Игнат стал крутить штурвал.
— Стаксель-шкот выбрать! Славка, твою…, - подсказывал я.
Кеч немного несло боком, скорость была мала, но это было намного лучше, чем, если бы использовали старый прямоугольный парус. Да и развернуться без помощи вёсел, мы бы не смогли. Три дня, с утра и до поздней ночи, Игнат вместе с сыновьями учился управляться с парусами на берегу, сидя на деревянных колодах и дёргая за верёвочки. Доходило до того, что запускали макет в широкую бадью, и, создавая ветер подручными средствами, перемещали паруса. Однако была необходима практика и за неимением тренажёра тренировались на моей надувной лодке, где гротом и стакселем шпринтового типа можно было вращать надувнушку в любом направлении. На все вопросы, откуда такая посудина с пузатыми бортами, отвечал кратко — купил по случаю. Кое-как, несомненно, с Божьей помощью и талантом Игната азы были освоены. На следующий день тренировались в повороте фордевинд. С полного бакштага (под небольшим углом к ветру) кеч повернул с одного галса на противоположный. А ближе к вечеру попробовали полный бейдевинд. Тут уже пришлось поработать всей команде, особенно на швертах. Пусть пока медленно, но как говорится, всё приходит с опытом. Уже через четыре дня мы провели первые стрельбы, а ещё через два — отправились в Дерпт.
Воинот вырядился как на праздник, даже бороду подстриг, дабы была видна золотая цепь с медальоном в виде креста, заключённого в круг. Пурпурного цвета сюрко, сшитое Нюрой по случаю посольства, доходившее до середины икр, было перетянуто широким поясом с прямоугольными стальными пластинами. На груди красовался герб Самолвы — трёхцветное поле с двумя медведями. Под сюрко белоснежная хлопчатобумажная рубаха с длинными рукавами, заканчивающимися манжетами с запонками. Брюки из плотной ткани и высокие чёрные хромовые сапоги со шпорами. Барона сопровождал Павлик.
Двум лошадям прикрыли глаза и завели по сходням на палубу. Для них специально поставили палатку, дабы не огорчать лошадок во время плаванья несвойственной их обитанию обстановкой. Рядом с этой палаткой разместился Игорь Васильевич, места в каюте для него не нашлось, а спать под палубой — он побоялся.
