Василий заметил, что его всегдашняя паранойя стоявшая сторожевым волкодавом всегда, когда он открывал дверь в иной мир, сейчас спит.
Крепким, здоровым сном.
А ведь как получалось — сидит он здесь и болтает с, по сути, Богом этой планеты. Точнее очень симпатичной Богиней. И… ничего!
Впрочем… Если рассуждать логически, то в случае её агрессивных намерений, он бы и секунды не прожил.
А тут вона — сидит перед ним, хоть и в виде голограммы, и травит душу.
Василий размяк. Но потом у него в голове «щёлкнуло». И проснулся стародавний хватательный рефлекс.
Ведь если посмотреть здраво на всё, что его окружало — это была даже не халява.
Это Мегахалява. И не попользоваться ей — самый страшный грех. Наказание за который, по твёрдому убеждению Василия, может быть только самая лютая казнь.
Всё-таки он был когда-то студентом. А как и всякий студент его мозги были заточены на немедленную утилизацию любой халявы. Причём не просто на сто процентов, а на все двести.
Но также было у него и другое ограничение — на жадность.
Жадность он считал — «смертельной халявой».
Поэтому, быстренько пробежавшись по действительно насущным своим потребностям он с некоторой опаской определил первоочередные и приготовился их осторожно озвучить, боясь что «вдруг-сон-кончится-и-проснусь». Халява действительно, как он ни готовился и не стремился к такому, была воистину сказочной.
— Слушай! Извини, но тут такое дело… А у вас больницы и медицина действуют?
— Конечно! — Удивилась Гайяна. — У нас все поликлиники и больницы автоматизированы. Я их всегда держала в самом наилучшем состоянии. Действуют. Не сомневайся…
— А тебе нужно подлечиться? — встревожилась она.
— Ну… Не только мне бы… — смутился Василий. — У меня тут слегка гастрит… Давний. Ещё с университета.
Гайяна прищурилась.
— А тебе разве не делали чистку генов и модернизацию с оптимизацией обменных процессов? — с удивлением спросила она.
— Ну… — ещё больше смутился Василий. — В том мире, откуда мы пришли, этого ещё не додумались делать…
— Так давай я хоть прямо сейчас! Сейчас транспорт вышлю и через час уже будешь в лучшем виде! — засуетилась Гайяна.
На Василия надавил страх. Ему вдруг вспомнились целые табуны американских фильмов про чернейшее предательство и обман. Но желание стать суперменом (а он не сомневался, что после этого он как раз и станет суперменом) пересилило страхи.
— Давай! — решительно сказал он и поднялся из-за стола.
Собеседница тоже поднялась. Обхватила плечи руками посмотрела на улицу. Там как раз тихо, и без звука подкатился экипаж. Весь в цветах и фигурных барельефах.
— Он что, из золота? — с подозрением спросил Василий.
— Нет. Просто покрытие золотом. Ведь этот металл очень устойчив к коррозии. И для тех, Ушедших, его цвет был очень приятен. Говорили — Свет Солнца.
— У-у! А не дорого?
— В смысле энергоёмкости затрат на производство?
— Хотя бы так… да.
— Нет. Не дорого. Мои технологии собирают металлы по атомам из окружающей среды. А также и все остальные нужные элементы. За два тысячелетия функционирования накопилось много. И в запасах отложилось.
Василий чуть не подавился своим языком. Девушек не принято спрашивать о их возрасте. Но тут додумать было элементарно. Выходит Гайяна… имеет возраст в две тысячи лет!!! Но сама фраза «в запасах отложилось» подразумевали просто немыслимые накопленные богатства в виде того же золота, платины и прочего.
«Ну чё, птенчик! — сказал сам себе и просебя Василий. — Ты хотел очень большого богатства, чтобы осчастливить свой мир? Вот оно!».
Но что он ещё понял, так это болтовнёй пытается отодвинуть необходимое действие. Василий мысленно обругал себя нехорошими словами, с благодарностью кивнул Гайяне и вышел навстречу транспортному средству.
* * *
Когда он вернулся на «базу» он разве что не подпрыгивал от переизбытка энергии. Григорий, сидящий за контролем и параллельно режущийся в шахматы с компьютером, глянул на него изрядно скептически.
— Ты чё, брат, «на грудь» там принял? А ну колись! И вообще винцо там как — очень выдержанное?
— Всё это фигня! — заявил Василий.
— А что не фигня? — уже ёрнически спросил Григорий.
— А как тебе вот это?
Василий подошёл к столу, взял монтировку и… голыми руками, просто согнул её в дугу. Если просто сказать, что Григорий охренел — это ничего не сказать!
Когда Василий рассказал что он сделал, как это было и что получилось, Григорий долго молчал. В нём боролись два чувства — опасения и, что греха таить, — зависть.
Раньше всегда было так, что он защищал Васю, а Вася прикрывал Гришу там, где он был слаб — в сугубо интеллектуальных областях. Потому Григорий и закончил школу без троек, что братец пыхтел, вытаскивал его каждый раз, когда он по той или иной причине отставал по естественным наукам.
Дальше, в их паре, Василий всегда был мозговым центром. Всё, что относилось к ловкости и силе — было на брате. И «симбиоз» этот настолько устоялся, что когда это равновесие пошатнулось, Григорий почувствовал обиду. Как будто его предали. По здравому размышлению он понимал, что это неправильно. Поэтому, для начала отбрехавшись что типа: «Понаблюдаю» он долго размышлял.
Наконец, таки решился. И пошёл сам. Как он выразился «на правёж».
Когда Григорий вернулся, на его физиономии блуждала блаженная улыбка. Но вдобавок он шёл насвистывая мотив известного немецкого военного марша: Дойче сольдатен унд дер официрен….
— Братец! Ты охренел, ошизел и ваааще! — с упрёком кинул Василий. — Если ты говоришь, что я типо-упился, то ты возвращаешься оттуда как обдолбленный!
— Нда?!
— Да!
Григорий хмыкнул.
— Это как понимать твои нацистские песенки? — настаивал Василий.
— Просто! Хочу попасть на Великую Отечественную и намылить холку всему Вермахту! Как в АИшках…
— Ты точно обдолбился! — уже откровенно заржал Василий.
Меж тем Григорий подошёл к столу, на котором так и лежала согнутая монтировка. Взял её в руки, пару раз подбросил в воздух и… разогнул. Посмотрел на братца. Но с некоторым огорчением обнаружил, что на него сия демонстрация не произвела никакого впечатления.
* * *
Следующую неделю Василий торчал в том мире почти круглосуточно. Ненасытная жажда познания захлестнула его. Он торопился узнать как можно больше про Ушедших.
Про мир вообще.
После, когда он выполз-таки в свой родной мир, рассказ у него получился на удивление коротким.
— Понимаешь, Гриша… Этот мир, очень сильно отличается по истории от того, что есть у нас. Тот язык, что мы знаем сейчас как «Общий» — вообще санскрит. Смекаешь что это значит?
