– Ваше имя? – обратился к нему председатель.
– Пфейфер Герман Иосифович, – степенно, скучным голосом ответил свидетель.
Держался он с достоинством, не робея перед коллегией. Чувствовалось, что внимание публики и официальная атмосфера суда ему не в диковинку.
– Звание?
– Купец второй гильдии.
– Какой губернии, уезда?
– Московские мы, испокон веков.
– Веры какой?
– Православной.
Свидетель размашисто перекрестился.
– Род занятий?
– Содержу питейное заведение.
– Судились прежде?
– Бог миловал, – с вызовом в голосе ответил свидетель.
Одной рукой придерживая золотой крест на груди, путаясь в полах тщательно отутюженной рясы, к нему приблизился старичок священник.
– Подними правую руку, сын мой, и повторяй за мной… Клянусь всемогущим богом, пред святым его Евангелием и животворящим крестом господним, говорить по делу истинную правду, не притворствуя, не оскверняя лжой заведомой…
Послушно повторив за священником присягу, свидетель торопливо смахнул мизинцем капельку пота, выступившую на виске.
– Что вы можете сказать по делу? – спросил председатель.
Питейщик манерно пожал плечами.
– В заведении моем она появилась аккурат за три дня до события. Вела себя скромно, к посетителям не приставала. Публика у нас собирается почтенная и непотребства излишние нам ни к чему. Девицу эту подкармливали изредка из сердобольности, но она, неблагодарная, в тот вечер… – выдержав долгую паузу, он горько вздохнул. – Так вот, в тот вечер она тайком стащила бокал вина у отставного штабс-ротмистра, нашего постоянного клиента, и впала в буйство. Челядь пыталась ее урезонить, но она лишь мычала в ответ, да руками размахивала рьяно… Сервиз гжельского фарфора едва не разбила! – с печалью в голосе известил он. Приосанившись, продолжил: – Тут, по случаю, заглянул на огонек околоточный наш, Фрол Семенович. Уж увещевал он ее со всей лаской и обхождением, но она как с цепи сорвалась, разве что не лаяла… – довольно хохотнув собственной шутке, свидетель добавил нотку трагичности в голос. – А потом ка-ак схватит бутыль вина хлебного, что особой партией со Смирновского завода поставлена, и Фрол Семеновичу по макушке хрясть!
– Бутыль разбилась? – уточнил председатель.
– Вдребезги, едва початая была, – чуть было не пустил слезу питейщик. – Двойной очистки, двести рублей за партию плачено.
– Ну а дальше?
– А что дальше… Я скрутил ее и телефонировал на участок. Сдал на руки прибывшему наряду и дальнейшая ее судьба мне не известна… – помолчав минуту, он развел руками: – Более ничего по делу сказать не имею.
Публика притихла в томительном волнении – судьба обвиняемой повисла на волоске. Такие показания ничем не прошибешь, будь ты семи пядей во лбу. Но Аннушка, к моему удивлению, вела себя до странности беспечно.
Хватит! – рассердившись, одернул я себя. Что-то ты, друг любезный, чересчур неровно дышишь к ней. Так и голову недолго потерять. Больше никаких Аннушек. Как была девицей, пусть ею и остается.
– Начинайте допрос, Анна Васильевна, – мягко предложил председатель.
Свидетель вздрогнул от неожиданности. Чудесного исцеления некогда немой бродяжки он не ожидал.
– Не объела? – резко спросила девица.
– Ась? – вылупился питейщик.
– Я спрашиваю: заведение не разорилось, меня подкармливая?
В публике послышались сдавленные смешки.
– Илья Тимофеевич, я решительно протестую! – оскорблено вскричал товарищ прокурора.
– Подсудимая, задавайте вопросы по существу! – со всей строгостью приструнил ее председатель, но в глазах его прыгали веселые бесенята.
– Виновата, ваша честь, – искренне покаялась девица, но я опять ей не поверил.
И лишь позже я догадался: она специально выводит из равновесия питейщика, не давая ему сосредоточиться.
– Господин надзиратель был трезв? – с невозмутимым видом продолжила она допрос.
– Как стеклышко, – с некоторой заминкой ответил свидетель и торопливо добавил: – Фрол Семенович на службе не потребляют-с.
Я машинально отметил какое-то беспокойство при ответах. Интересно, какую ловушку она на этот раз уготовила? В том, что она есть, я не сомневался: этот хищный взгляд, с каким дикая кошка смотрит на свою жертву, мне уже был знаком.
– Бутыль разбилась?
– Я уже говорил, – снисходительно заявил свидетель. – Да и в рапорте сей факт отражен дословно.
– Откуда вам это известно? – моментально среагировала девица.
Питейщик, смутившись, бросил беспомощный взгляд на обвинителя.
– Свидетель Пфейфер знакомился с актами дознания, – торопливо вставил товарищ прокурора. – Исключительно в интересах дела.
– Ладно, пусть будет так, – не стала спорить обвиняемая. – Так бутыль разбилась?
– Сколько можно… – возмущено начал свидетель, но был безжалостно оборван.
– Отвечайте: да или нет?!
– Разбилась.
– Потерпевший лишился чувств?
– Лежал без сознания, – кивком подтвердил питейщик.
– Кто ему оказывал первую помощь?
– Я оказывал, – раздался высокомерный голос от двери. – И диагностировал ушиб твердых тканей черепа.
Я повернул голову на реплику вместе с публикой. Матвей Фомич, полицейский врач собственной персоной. Сегодня его очередь дежурить в судебной палате. И если мне не изменяет память, близкий товарищ Фрол Семеновича. Вернее, собутыльник.
– А вы кто будете? – полюбопытствовала девица.
– Судебный эксперт по медицинской части, – покровительственно усмехнулся Матвей Фомич.
– А-а… – протянула девица и без особого интереса спросила: – Значит, ушиб твердых тканей? А мягкие не были задеты?
– Да будет вам известно, что череп лишен мягких тканей… Такова уж биология хомо сапиенс, – высокомерно хмыкнув, эксперт весело оглянулся на публику.
Кое-кто поддержал его смешком, но основная зрительская масса выжидательно взирала на девицу. Она не замедлила себя ждать и, повернувшись к секретарю, попросила:
– Зафиксируйте в протоколе: судебный эксперт диагностировал в черепе потерпевшего полное отсутствие мягких тканей, сиречь мозгов.
Публика грохнула от смеха.
– Илья Тимофеевич! – вновь завопил товарищ прокурора.
– Молчу-молчу… – покаянно сложив ладони, нахальная девица с показным безразличием спросила у эксперта: – Господин надзиратель был трезв?
Взглянув на нее с ненавистью, врач процедил сквозь зубы:
– Абсолютно.
– И запаха не было?
– Ни малейшего… – выдержав театральную паузу, эксперт насмешливо добавил: – За исключением того, что шел от мундира околоточного надзирателя.
Публика разочарованно выдохнула. Теперь каждому стало ясно, в какую западню пыталась заманить свидетеля хитромудрая девица. Но полицейский-то врач каков молодец, мигом ее раскусил! – читалось во взглядах завсегдатаев судебных процессов.
