– Спишь?
– Сплю.
– Разбудил?
– Да.
– А чего ночами не спишь?
– По базе гуляю. – ворчливо ответила девчонка, прогребая пальцами рыжую гриву.
– Мда?
– Угу. Крайний приступ лунатизма. Чего надо?
– Завтра корабль улетает. И ты на нем.
– Куда? – без всякого энтузиазма спросила Рин.
– Понятия не имею. Тебя ссадят в ближайшем гражданском порту.
– Ну, спасибо. А как я домой попаду?
– Дадут распоряжение.
– А…
– Ты не рада?
– Я спать хочу, и ничему сейчас не рада. – ворчливо ответила Рин.
– Идем в столовую.
– Пошли.
Эйдес таскал ее по базе до вечера, пока она не ушла спать, перед этим убедительно поверещав на пацана. Эйдес обиделся, отвел ее в каюту и свалил. Рин честно отправилась спать. У нее было время до ночной пересменки. Пять часов на сон.
Рин проснулась ровно в три ночи (в корроминском ва?рианте – третий росский рулл суток), подчиняясь вдолбленной в себя привычке открывать глаза за пять минут до звонка будильника. Только будильника на этот раз не было.
Странное дело, но в голове царила тишина и пустота. Никаких мыслей, никакого волнения. Словно так и должно быть. Словно она каждую ночь воровала россов по базам. Как хобби, так сказать. Две минуты прошло, камнем упав на пол. Пора. Она встала, оделась, закидала шмотье в увесистый рюкзак. Винты на решетке вентиляции отошли сразу, Рин протолкнула рюкзак, забралась сама, осторожно закрутив винты на место так, как было до ее вмешательства. Последний взгляд на каюту. Еще есть время остановиться. Последний шанс… Рин сдала назад, ногой отпинывая рюкзак. Пятиться пришлось до развилки, где наконец-то удалось развернуться. Рюкзак она тащила за собой на бечевке. Хорошо хоть ни один параноидально-больной придурок не догадался расставить в вентиляции препятствия типа лазеров, систем слежения и прочего.
Ближе к лабораторному корпусу шахта вентиляции расширилась, позволяя идти на полусогнутых, и Рин развила хорошую беговую скорость, успев добраться до искомой лаборатории как раз к пересменке охраны.
До этого места Рин раньше не добиралась, боясь ненароком нашуметь и привлечь внимание. Сейчас, лежа на животе, она рассматривала через жалюзи решетки лабораторное помещение. Две камеры на стенах: одна у самой решетки, вторая – на стене напротив. Хреново, однако. Вторая камера добавит немало острых ощущений. Время, время… а у нее только минут десять, ну может пятнадцать.
Решетка поддалась легко. Подождав, пока камера номер два отвернет свое узкое рыльце в сторону двери, Рин отодвинула решетку и, опасно высунувшись, аккуратно, плавно, нежно повернула крепление первой камеры чуть-чуть вверх. И быстро спряталась обратно, закрыв за собой решетку, когда вторая камера начала разворот обратно. Камера продолжала работать, картинка поступала на персонал, вот только широкий лабораторный стол оказался за пределами поля зрения первого стража. Дежурный следил за экранами вполглаза, особенно в это время. А сейчас, когда начинается смена караула у охраны коридоров, глаз оператора будет непроизвольно цепляться за движение на других мониторах. Смена у него на полчаса позже смены охраны. И эти полчаса внимание самое рассеянное, поскольку мысли уже в койке и спят. Авось и не заметит, что угол зрения камеры несколько сместился. Другого пути нет. Усыпить всю базу ей не по силам. Остается надеяться на удачу. Чем черт не шутит, когда бог спит…
Вот только второй страж сильно портил нервы. А время, время… Камера мерно двигала мордой, Рин считала секунды. Вот, наконец, она отвернулась. Рин открыла решетку, и уже разжимая пальцы, второй рукой захлопнула решетку. С тихим лязгом защелкнулись крепежи, решетка замерла, Рин разжала пальцы, упала на пол и нырнула за стол.
Камера повернулась.
Сердце бешено колотилось в груди. Она считала секунды. Камера должна бы отвернуться. Короткий взгляд: точно, отвернулась. Рин перебежала к лабораторному столу. Навь в глубокой коме. Плохо. Если он не очнется, им обоим конец. Глаз зацепился за тусклое черное пятно на белоснежном столе. Надо же, его сабли. Лежат среди прочего барахла. Интересно. Рин, краем глаза присматривая за камерами, переползла к столу у стены, стащила за ремни сабли, сгребла на ощупь все, до чего смогла достать (кажется, что-то из оружия, да аптечку прихватила), запихала добычу за шиворот, завязав потуже пояс абы не выпадало по дороге, и полезла назад, к столу.
После недолгой возни она открыла зажимы, удерживающие воина на столе, со стороны от второй камеры. Проклятье! "Мертвая зона" для обеих камер на столе всего-то пять секунд! А надо успеть. Рин считала четко, стараясь не сбиться. И-и-рр-раз, встать, перегнуться через стол, и-и-и-два, подковырнуть "язычок", и-и-и-три, выдернуть штырь, и-и-четыре, открыть зажим, и-и-и-пять, она вновь сидит на полу, а над головой физически ощутимо проходит взор камер. Десять секунд сидеть, а потом опять, на зажим на ноге. Опять отсидеться, и – расстегнуть широкий ремень на животе. Есть. Открыть-то открыла, и что дальше? Растолкать его не удалось. Поднять – не могла физически – весил он, однако, совсем некисло. Навь пребывал в глубочайшем обмороке, его мелко-мелко трясло, словно его бил тик. Тело ненормально горячее. Неужели жар? Черт, да что с ним сделали?
Рин начала нервничать. Время истекало. В глубине рождалась тревога. А ведь еще до ангара нужно добраться!
Поднять росса удалось только после резкого мысленного приказа "Вставай!". Правда, сказать, что он пришел в сознание, Рин не могла. Навь не осознавал ни где находится, ни что делает, бездумно выполняя непосредственные команды, как робот. Впрочем, от него больше и не требовалось. Двигался, и ладно. Надо заметить, двигался он безупречно. Тело помнило навыки, даже в таком состоянии он не шел… тёк. Если бы не это… Рин вздрогнула. Она просто изумлялась, как он умудрился забраться в вентиляцию в "мертвой зоне" камер.
До машины они добрались на пределе времени. Солдат, патрулировавший ангар, отрубился от крепкого удара по загривку, Рин быстро поволокла росса к выбранной и подготовленной для длительного перелета "Стреле", прихватив по дороге спрятанные в обломках кораблей пакеты, и только когда воин оказался на заднем сидении, девушка убрала контроль над ним и позволила отключиться окончательно. Осторожно выкатила "Стрелу" из ряда и подвела вплотную к запасному шлюзу. Открыть главные ворота не рискнула. Сейчас, посреди ночи, сирена поднимет на ноги всю базу. Впрочем, открытие запасного шлюза тоже не останется незамеченным, но если оператор не смотрит на пульт, то и не заметит маленькую зелененькую лампочку. Диафрагма шлюза раскрылась, пропуская узкую машинку на свободу. Рин быстро вывела "Стрелу" и закрыла за собой створки. Конечно, запись об открытии шлюза останется на компьютере, но фору Рин получит. Проверять будут только утром, а к тому времени она будет уже далеко.
"Стрела" буквально пожирала расстояние, развивая умопомрачительные скорости: легкая, маневренная, скоростная, она уносила их все дальше и дальше. Конечно, машина была оборудована и навигационным оборудованием, и картографическими базами данных, и системами спутниковой связи, бесполезной на этой планете (ни один уважающий себя росский корабль мимо спутника не пролетит, не пальнув в него пару раз – больше спутник не выдерживал при всей навешанной на него броне).
По картам Рин не ориентировалась вовсе – пометки и система обозначения высот вводили ее в крайне скучное и тоскливое состояние бессилия перед собственным идиотизмом. То же касалось и маркировки на циферблатах: язык понимать – это одно, а вот читать на нем – это совершенно другое. Вся коллекция закорючек, палочек, двойных, а то и тройных стрелок, каких-то амебоподобных сгустков в пластиковых шариках на пульте… все это вводило в ступор. Да и вообще весь полет проходил под знаменем здоровой интуиции: Рин не знала расстояние до побережья ни в родных километрах, ни в росских альдерах, ни в авах хоммо. Но, то самое великое чувство направления, что не дает заблудиться в чужом городе, вывело ее к тому самому побережью.
Переезд занял четыре дня, и все это время Навь так и не пришел в сознание.
Побережье . Красная луна правила небом. В сумраке бескрайний ковер леса казался монолитной стеной, встающей на равнине и уходящей куда-то далеко, за горизонт, растворяясь во мраке надвигающейся ночи. Ночной лес ожил под красным светом луны призраками и кошмарами; шевеление в глубоких тенях будило ужас, страх населял их чудовищами и хищниками, готовыми вот-вот выскочить на тебя. Далекие крики животных, рев хищников, переклички дракончиков и стрекот насекомых лишь усиливали страхи подсознания.
Фары "Стрелы" выхватывали из темноты стволы деревьев и кустарник подлеска. Рин остановила машину у того самого дерева, на котором остался стоять шалаш, и осторожно, бережно, стараясь лишний раз его не дергать, вытащила воина из машины. Зеленая мордочка котяры вынырнула из кустов, шумно принюхиваясь, но кошка близко не подошла. Машина пугала. Рин выгрузила все припасы, ободрала "Стрелу" и, выведя за границы леса, пустила ее в полет к горизонту с намертво заклиненным рулем и педалями тяги. К тому моменту, когда иссякнет топливо в объемных баках, машина улетит далеко. Пусть ее ищут где-то там, за далеким горизонтом.
Ита вернулась, шумно обнюхивая росса и тихонько?-ти?хонь?ко попискивая. Умный зверь чувствовал, что ему пло?хо. А росса подкосила болезнь. Страшная, чуже?род?ная, введенная учеными в последний момент. Рин ничего, ну совершенно ничего не могла поделать, никак не могла ему помочь, облегчить страдания, и это просто убивало!
Оставив кошку охранять росса, девушка затащила многочисленные тюки, пакеты и пакетики на дерево в шалаш. Наверху ничего не изменилось за эти семь дней. Все так же, все то же. Разложив и закрепив припасы, она вернулась за воином.
Ита лизнула его щеку, и жалобно, тоскливо мяукала. Росса скрутил очередной приступ. Тяжелый, затяжной. Рин села рядом с ним на траву, прислонившись к дереву, поддерживая его, обнимая, а его било крупной дрожью… Горячее от внутреннего жара тело неестественно-белого цвета, тонкая пятнистая куртка хоммо, насквозь мокрая от пота, облепила тело, уже не защищая от порывов прохладного ночного ветра. Его состояние все ухудшалась, дыхание становилось все тяжелее и тяжелее, появился неприятный хрип, – болезнь набирала обороты, а он все слабел и слабел.
– Только не умирай… Только не умирай! – тихо, как заклинание, бормотала Рин, убаюкивая его и придерживая.
