— Происшествий не случилось. — Полицейский был не молод, всегда служил исправно. Его сын был призван еще до китайского вторжения. Несмотря на перерыв в войне, несколько недель назад связь прервалась.
— Хорошо. Не беспокойся, вечером я свяжусь с военными, повторю просьбу о сыне. Отдыхай. — Алексей Иванович оставил охранника запирать дверь, двинулся в кухню.
Дробь по разделочной доске прекратилась, молодая женщина отложила нож, обернулась на звук открываемой двери.
Ирина на 15 лет моложе мужа. Женился во второй раз Ермаков на выпускнице мединститута. Дочери 12 лет, у всех отличное здоровье. Что еще надо, чтобы встретить счастливо перевалить за полтинник.
— Привет. Как вы, давно проснулись? — генерал обнял жену, поцеловал пробор русых волос.
— Привет. Как хорошо, что ты пришел, я уже приготовила обед. Открой тушенку, пожалуйста. — Не убирая головы с груди, попросила Ирина. Стук родного сердца всегда успокаивал.
Шлепая тапочками, в кухню забежала девчонка. Огромные глаза всегда чему‑то радостно удивлялись, улыбка на круглом лице, хвостик волос перетянут бантиком, а ростом почти с мать.
— Привет, Маринка! — Алексей Иванович приобнял взрослеющую дочь на секунду.
— Папа, привет! Я сейчас такой фильм смотрела!
— Не замерзли под утро? Я дежурному сказал в 7 часов прогреть комнату.
— Все хорошо, проснулись как дома. Ничего не случилось?
— Все прекрасно. Снова сообщают, — оглядываясь на дочь, — что прямого контакта не будет.
— Слава богу!
После отъезда отца Маринка продолжала крутиться на кухне.
— Мам, а Колька сказал, что вторая луна скоро на землю упадет! Это правда? А куда она упадет?
— Нет, дочка, она летает по орбите. А мама Колькина где сейчас? Давно их не слышно. — Обычно супруга бывшего главы администрации волжского района готовила вместе с Ириной.
— Они все на втором этаже.
— Галина Николаевна, кухня освободилась! — Молодая генеральша поднимается по лестнице. Ковровая дорожка скрадывает шаги, на этаже чиновника необычно тихо. Такую тишину Ирина научилась различать за несколько месяцев. Уже догадываясь, открывает двери по очереди. В спальне на широкой кровати спят двое взрослых, между ними дети–подростки. Семья обнялась. У взрослых изо рта еще пузырилась пена. На полу со стороны пожилого мужчины лежат два шприца с остатками красноватого содержимого. В изголовье лист бумаги. Предсмертная записка.
Ровно в 15–00 генерал открыл железную дверь двухэтажного дома с зарешеченными окнами. Его встретил автоматчик, отдал честь. Рядом с кресла поднялся худощавый мужчина лет 35 в кожаном плаще. Белый халат смягчает гангстерский вид Неймана.
— Здравия желаю, товарищ генерал.
— Виделись, Евгений Карлович, пошли. — Проходя в коридор, все же здоровается за руку, смотрит в глаза.
— Да не употребляю я, Алексей Иваныч. Два дня не сплю, сейчас кофе напился. – В шальных глазах доктора, казалось, отсутствует радужная оболочка.
Трое мужчин быстро поднялись на второй этаж. Адъютант открыл приемную, сел за свое место. Генерал с Нейманым прошли в соседнюю комнату – кабинет начальника лагеря «Волжанин». Кабинет обставлен просто: соединенные буквой «Т» столы, кресло, стулья вдоль длинной части, железный шкаф в углу. У окна с плотными шторами — стол с электрочайником, банкой кофе, чашками, стопкой тарелок. Слева от входа кресло–кровать. Алексей Иванович сел за свой стол, выровнял с десяток раций, включил монитор видеонаблюдения. Свет черно–белых картинок прилегающей территории смягчили жесткий профиль.
— Садись, Евгений. Как обстановка?
— За время вашего отсутствия, — по–уставному начал гражданский доктор, — в вверенном мне подразделении происшествий не произошло.
Он снял плащ, из гестаповца превратился в терапевта районной больницы.
— Алексей Иваныч, Трахов дал что‑нибудь? – Терапевт сел в угол стола, на соседний стул аккуратно положил одежду.
— Ты, Кларович, как наркоман – «есть че?» Нет, уважаемый мэр ничего не дал. Ни лекарств, ни героина.
— Тогда происшествия будут. – Нейман привык к военным шуткам. — Через два дня точно. Наша зондеркоманда уже на грани. Если остальные еще в адеквате, 30 человек полностью неконтролируемые. Доверить оружие им нельзя будет, даже обколов чистейшим героином. Их уже ломает, тратить на них остатки как‑то не рентабельно, что ли.
Хозяин кабинета встал, подошел к окну, включил электрочайник. Также молча насыпал кофе в чашки. Вода подогрелась до нужный температуры, щелкнул выключатель. Ермаков поставил чашку перед доктором, сел напротив. Локти навалились на стол, плечи поднялись, стриженная голова тараном пошла вперед:
— А что сейчас рентабельно? Остальные такой же расходный материал. Доктор, а тебя моральный, скажем так, аспект волнует?
— Сейчас, господин генерал, — холодно ответил Нейман, — меня ничего не волнует, даже смерть. Я работаю, не чтобы выжить, а чтобы не стать такими, как они. У солдат уже была предрасположенность к героиновой зависимости. Всем тяжелораненым старались облегчить страдания, но только часть стала наркоманами. Лучше пусть они выполнят последний долг, чем умрут с позором. А уж кто им будет приказывать, для них не имеет значения.
Чашки оставались нетронутыми, кофе остывало.
— Пусть будет так. Сколько осталось лекарства?
- 1 килограмм Траховской отравы, 150 упаковок «Трамала», 80 «Морфина» — больше у Елены Александровны выпросить не удалось. 300 доз «Озверина», из них порядка 50 необходимо для проведения опытов. Вся бухгалтерия в порядке. – Нейман достал из кармана плаща несколько смятых листов, положил на стол.
— И как продвигаются исследования в области медицины? – Мрачно спросил генерал.
— Результаты неоднозначные, много зависит от индивидуума. Сегодня запланирован очередной эксперимент. Если у Вас будет время, приезжайте.
«Я и моя жена приняли решение уйти из жизни. Мы пережили восстание, беспорядки, спаслись от мародеров. Нас не испугала война, взрывы бомб.
Мы больше не в силах смотреть на ежедневно увеличивающуюся планету. То, что предстоит пережить Земле, уподобится аду.
С женой я говорил об уходе после пробы наркотиков на себе. Она поддержала меня в идее безболезненной смерти. Это наше спасение. Я не прошу прощения перед детьми. Если существует иной мир, они поймут нас».
Ирина аккуратно положила обратно лист бумаги с ровным мужским почерком. Женщина задумчиво пошла в свою комнату, взяла рацию…
-14–й, на связь! — из динамика во внутреннем кармане прохрипел знакомый голос. — С нами все в порядке. Соседи отравились.
Ермаков резко встал, кофе в стаканах едва не пролилось, нажал кнопку передачи:
