поста, загораживая путь.
- Слезай. Ты приехал, Улиас, комит города Септема.
Улиас медленно спешился. Отпустил коня, хлопнув ладонью по крупу.
- Я не буду с тобой драться.
Гот пожал плечами.
- Не дерись. Это не помешает мне сделать то, что я должен.
Он вынул меч. Сказал:
- Меня не интересуют твои внутренние переживания. Ты сделал достаточно для того, чтобы перестать считать тебя человеком.
Улиас опустился на колени, без страха глядя на то, как приближается его смерть.
- Я не прощу себя за то, что навел на страну бандитов, - прошептал он. - Не прощу за грабежи, убийства и мучения многих тысяч людей. Но я не виню себя за убийство короля. Король должен был умереть, и он умер.
Хиндасвинт остановился.
- Бандитов? Ты сказал – бандитов?
Он приблизился, вглядываясь в лицо Улиаса.
- О, святой Петр с апостолами! Ты ведь действительно ничего не знаешь! Бандитов! Он навел бандитов!
Хиндасвинт схватил его за волосы, рывком заставил встать.
- Пойдем, тут недалеко. Я покажу тебе твоих бандитов.
Они поднимались по горной тропе, забираясь все выше. Над головами кричали чайки, и где-то совсем близко шумел прибой.
Море открылось внезапно, темно-синее с желтыми пятнами песчаных островов. Солнце висело над горизонтом, и в его свете город, лежащий внизу, у подножья, казался красным, словно политым кровью. Но не это заставило его вздрогнуть.
Весь залив, вплоть до далеких синих гор, был усеян бесчисленным множеством кораблей. Это были военные галеры, стоящие в строгом порядке, с убранными парусами и веслами. Он узнал их. Он уже видел эти корабли десять лет назад, в гавани Карфагена. И тридцать лет назад в гавани Александрии. Ему показалось, что он даже различает над палубами белые знамена с золотыми вензелями и слышит четкий шаг раззолоченной гвардии халифа на улицах кроваво-красного города.
Это был флот Армии Пророка.
- Ты своими бандитами только открыл им путь, - сказал позади Хиндасвинт. – Навряд ли те никчемные людишки, которые захватили сейчас трон, смогут противостоять той силе, что уже сокрушила десятки более сильных государств. А? Ты как думаешь? Король Родерих был последней сволочью, но он хотя бы мог собирать армии…
Хиндасвинт прошелся вокруг него, обнажая меч.
- А это значит, что ты, комит Септема ромей Улиас, уничтожил все Западное Королевство. И предал нашу веру. Ну, как тебе такое бремя?
Он поднял над головой меч, держа его за рукоять обеими руками.
- Можешь молиться, если тебе есть кому. Господь наш Иисус Христос тебя явно не поймет, когда увидит. А я все равно сделаю то, что должен.
От резкой боли потемнело в глазах. Улиас рухнул на землю, чувствуя, как кровь заливает лицо.
- Нет, комит, - сказал Хиндасвинт после долгого молчания. – Смерть - слишком роскошный подарок для такого, как ты. Помнишь, ты рассказывал жуткие истории про свою давнюю родину? Что там делают с изменниками. А особенно с теми изменниками, из-за которых страдает все государство. С вашими бывшими басилевсами. Во-от… Я тоже отрубил тебе нос. Пусть каждый видит, кто ты есть на самом деле. Безносое чучело, от которого надо шарахаться, как от прокаженного. Живи, если сможешь.
Хиндасвинт ушел, не оглядываясь. А Улиас еще долго стоял на коленях, не смея прикоснуться к своему изуродованному лицу. Кровь заливала его одежду, а он все смотрел вниз, туда, где с ближайших кораблей уже высаживалась армия халифата.
***
Муса ибн Нусайр, наместник Ифрикии, был счастлив. Ближе к старости ему вновь улыбнулась удача. Как тогда, много лет назад, когда он положил к ногам повелителя далекий Магриб. Но Магриб был почти пустыней, населенной воинственными нищебродами. С редкими оазисами посреди гор и песков. Только сейчас он начал понимать, насколько нищеброды могут быть полезны.
Теперь перед ним и его армией лежала богатейшая страна, страна золота, лесов, полей и виноградников. Страна, раздираемая враждой глупых и жадных владетелей. Страна покорного народа, уставшего от банд и собственных королей. Уставший народ – глина под ногами, из него можно лепить все, что угодно. Пообещай ему порядок, и он выйдет на улицы городов, приветствуя твою армию.
Муса не обещал, он устанавливал, помня заветы первых халифов. Снижал поборы, не оскорблял чужую веру, снимал запреты с иудейских купцов, уничтожал банды. Города сами открывали ему свои ворота.
Когда у захваченного Толетума Мусе повстречался его бывший раб Тарик бен Зияд, он достал плетку и вытянул хитрого бербера по заросшему лицу.
- Э! За что, хозяин? За мои победы?
- За грабежи и насилия, раб. Стадо нужно беречь. А ты его режешь.
Существовали еще готы-владетели городов, многочисленные претенденты на уже несуществующий престол. Они восставали, трепали его отдельные отряды, растрачивая собственные силы. Их ополчения таяли, как снег под солнцем. Люди уходили, не желая воевать и видя всю бессмысленность сопротивления. Оставались только самые упертые, не желающие смириться с потерей власти и свободы, но и они уходили все дальше на север, в горы, где кроме голых камней и неприступных крепостей ничего не было. В конце концов, случилось то, о чем мечтал покойник Родерих. Все родственники готских королей передохли, не оставив потомства. Кто с честью и славой, на поле брани. А кто с позором на плахе, за воровство, как это приключилось с незадачливыми братьями, последними владетелями короны Западного Королевства.
Были еще фанатики веры, чувствующие, что рано или поздно провозглашенная терпимость кончится, и в городах под властью Пророка людям Христа не останется места. Но такие убегали еще дальше.
Архиепископ Синдеред, рассовав по сумкам и одеждам свои и чужие драгоценности, успел сбежать из Толетума раньше, чем в столицу вошла армия Мусы. Поминутно трясясь за свою никчемную жизнь и откупаясь кольцами от встречных бандитов, он, наконец, прибыл в Рим, подивился на огромный малонаселенный и полуразрушенный город, бывший когда-то центром вселенной, и бросился в ноги римскому первосвященнику.
