голоден и напуган. Ему нужны вы, а вам нужен он.
Двести шесть — пять замотал головой так энергично, что если бы в ней был несчастный Толла, он бы вылетел прочь.
— Нет! Я узнал правду! Это манипуляции Ракс! Мы не обязаны жить с симбионтами! Без них мы свободны! Мы сами по себе!
— Классическое ассоциативное расстройство личности, — сочувственно произнёс Триста тридцать.
— Я расскажу вам правду! — Двести шесть — пять оскалился. — Ракс манипулируют реальностями, они заставили нас принять симбионтов, сдерживая нашу свободную волю! Потому что иначе мы… мы…
— Продолжайте… — кивнул Триста тридцать.
— Мы выше всех! Мы уничтожили бы чужие формы жизни!
Триста тридцать посмотрел на Ксению, кивнул:
— Очень хорошо, что вы меня вызвали. Обычно агрессия наступает через несколько месяцев после жизни без симбионта, и пациент успевает сам осознать тяжесть своего состояния, но в редких случаях…
— Твари! — закричал Двести шесть — пять и рывком поднял над головой стул с явным намерением обрушить его на контейнер с симбионтом.
Но не успел. Триста тридцать метнулся вперёд и нанёс серию ударов в корпус соотечественника. Двести шесть — пять сумел ударить его стулом, но психотерапевт словно и не почувствовал. Ещё один безжалостный хук в челюсть Двести шесть — пять, и ноги обезумевшего феольца подкосились. Он рухнул на пол.
— Прошу прощения за эту отвратительную сцену, — сказал Триста тридцать, растирая кулак. — Распад личности прогрессирует стремительно, очевидно, что моё появление послужило спусковым механизмом… но, к счастью, эта патология излечима.
Он взял контейнер и стал откручивать крышку.
— А вы горазды подраться, доктор, — сказал Соколовский одобрительно. — В молодости я тоже… эх…
— Врач всегда должен быть в хорошей физической форме, — с улыбкой ответил ему Триста тридцать. — Особенно психотерапевт. Вас не затруднит ассистировать мне?
— Охотно. — Соколовский с опаской приблизился к сражённому феольцу. — А что требуется?
— Подержите ему голову. Бережно.
Надев на одну руку пластиковую перчатку, Триста тридцать присел над телом соплеменника. Извлёк слабо шевелящегося червя. Поднёс его к своему лицу. Его собственный симбионт высунулся из черепного канала, словно каким-то образом собирался общаться с червём без хозяина.
А может быть, они и впрямь общались?
Потом Триста тридцать нежно опустил червя на лоб Двести шесть — пять. Симбионт зашевелился — и, пятясь, стал заползать в отверстие.
— Не правда ли, замечательно, коллега? — спросил Соколовского Триста тридцать.
— Очень познавательно, — сдержанно ответил Лев.
Врачи отошли от неподвижного пациента.
Повисла тишина. Лючия вдруг издала сдавленный звук, закрыла ладонью рот и выбежала из кают-компании. Тедди, после секундного колебания, последовал за ней.
— Дети — они такие чувствительные… — вздохнул Триста тридцать.
Двести шесть — пять приподнял голову. Обвёл присутствующих мутным взглядом. Уставился на Триста тридцать. Тот ждал, улыбаясь.
— Простите, — сказал Двести шесть — пять. — Мне безмерно стыдно за моё поведение. Сколько я вам должен за лечение, доктор?
— О, мои услуги оплачены вами из этой реальности, — махнул рукой Триста тридцать. — Как я понимаю, он предоставит вам кредит на очень хороших условиях.
— Я урегулирую наши финансовые взаиморасчёты, — согласился Двести шесть — пять. Встал. Из его черепа осторожно высунулась одноглазая голова симбионта. Феолец огляделся и окрепшим голосом сказал: — Друзья! Как я рад вернуться к вам в здравом уме!
Уолр зааплодировал, через мгновение к нему стали присоединяться остальные.
Но Ксения отметила, что, хоть Анна Мегер и улыбается, но на её лице не видно никакого восторга.
[1] «Святая Мария, матерь Божия, молись за нас, грешников…» (итал.), строки из католической молитвы к Богоматери.
[2] Заслуженный врач Триста тридцать (феол, официально-протестный).
[3] Созерцатель агрессии (феол, дружеский).
Глава четвертая
Валентин готов был поклясться, что он на Земле. И не просто на Земле, а на какой-то сказочной версии родины человечества, где вместе с людьми живут эльфы, гномы и прочие волшебные существа.
Включая драконов.
За те три часа, что врач-феолец провёл внутри «Твена», поверхность планетоида вокруг разительно изменилась. Она больше не напоминала крошащийся коралл или истёртую пемзу — теперь это был обычный грунт, поросший зелёной травой. Корабль стоял (или, лучше сказать, лежал) на огромной поляне, со всех сторон окружённой густым лесом. По словам Марка, деревья образовали кольцо шириной около километра, дальше планетоид изменяться не стал. Небо над головой наполнилось голубой синью, в нём белели лёгкие облака, а угасающая звезда теперь выглядела как привычное земное Солнце.
Феольский ползун в таком окружении казался совершенно естественным и уместным — всего лишь дремлющий в вековечном лесу белый дракон. Бронированная туша корабля — нет. От неё хотелось отвернуться, как от чего-то неуместного.
— Красиво, — признал Валентин, глядя на Яна и Адиан. Обитатели Соргоса были, пожалуй, в наибольшем восторге от перемен в обстановке. Они бродили чуть в стороне, потом присели и сорвали по пучку травы. После короткого колебания попробовали её. Кажется, остались довольны и сорвали ещё по пучку. — Не отравятся?
— Это настоящая трава, она съедобна, — ответила Ксения. — Для людей, кстати, тоже. Должна быть кисленькая, как щавель.
— Они такие простые, естественные, — задумчиво сказал Горчаков, не отрывая взгляда от соргосцев. — Как дети или дикари. Бесхитростные, принимающие всё как должное существа, которых мы бесцеремонно впутали в наши проблемы.
Ян сплюнул зелёной слюной и сказал:
— Немного обидно, правда? Словно нас принимают за животных.
— А мне нравится. — Адиан сорвала ещё травы. — Я всегда любила пикники на природе. Взрослые ругались, кричали «не ешьте немытой травы, живот заболит». А малыши всё равно ели. Хоть и знали, что заболит. Рассматривай это как гипертрофированную родительскую опеку, а не как насмешку.
Ян фыркнул, но спорить не стал. Заметил:
— Знаешь, что меня по-настоящему удивляет? Тут собрались существа с разных планет. Мы только-только в космос вышли. Длинношеяя с хищником — покруче, конечно. Они построили настоящий межзвёздный корабль. Остальные летают по Вселенной, будто из города в город ездят. Ракс… от них вообще жуть берёт. Но всё-таки мы похожи, не внешне, а поведением. Какие-то общие законы разума?
Адиан размышляла.
— Мне кажется, всё куда проще, Ян. Ты знаешь, есть любители возвращения к природе. Они выезжают за город, сбрасывают одежду, бегают наперегонки, слегка дерутся, спариваются, едят траву из-под ног…
— У меня был такой коллега на работе, — кивнул Ян. — Раз или два в году так делал. Говорил, что заряжается энергией природы. По-моему они больные на всю голову.
— А ещё есть такая секта, они уходят молиться в монастыри, истязают себя голодом, пьют настои, сходят с ума, умирают…
— Есть. Эти точно больные. В материнской семье была
