– Если бы вы знали, Дмитрий Викторович, – с волнением сказала она, – как я переживала, ожидая весточку от мужа. Но такова доля жены военного. Они воюют, а мы сидим и ждем их домой с победой. А ваша жена не переживала и не волновалась во время ваших путешествий, полных опасностей?
Я смущенно ответил, что женат я не был от слова вообще. И ждали меня на берегу только мои старые друзья.
– Да вы должны их знать – это Алексей Алексеевич Иванов, которого недавно государь наградил за спасение императрицы во время нападения на ее кортеж, и дочь его – Дарья, которая стала для меня воспитанницей. Во всяком случае, она кое-чему от меня научилась.
Тут я смущенно замолчал, опасаясь, что моя знакомая начнет расспрашивать, чему именно я научил Дашку. Неизвестно, как она воспримет мой рассказ об обучении нашей «кавалерист-девицы» дайвингу, рукопашному бою и умению владеть ножом и прочим холодным оружием.
– Да-да, я слышала об этом ужасном происшествии во время поездки государыни в Гатчину, – воскликнула Настасья Михайловна. – Известно мне и о том, что Дарью Алексеевну государыня наградила орденом Святой Екатерины. Вы, Дмитрий Викторович, удивительный человек. Вы так не похожи на прочих мужчин. В вас есть нечто загадочное, таинственное.
Я усмехнулся, вспомнив слова Черчилля про «тайну, завернутую в загадку и упрятанную в головоломку». Похоже, что моя новая знакомая будет всеми силами стараться разгадать эту тайну. Ну и пусть. Одно лишь могу сказать – общение с этой милой женщиной доставило мне удовольствие. Пока не буду говорить о большем, но бывать в ее уютном доме я постараюсь как можно чаще.
31 июля (12 августа) 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок. Дарья Иванова, бывшая студентка, а ныне кавалерственная дама
Да, становится все чудесатее и чудесатее. Выдали мы замуж (женили) – нужное подчеркнуть – Германа нашего, а тут и мой сэнсей дядя Дима заневестился. Или заженихался – тут кому как нравится.
Природа, она свое берет. Вон, великая княжна Екатерина Павловна по майору Никитину сохнет, хотя, по законам Российской империи, которые утвердил ее отец, Катерине в данном случае ничего не светит. А вот у меня с этим делом все в порядке – если Саша Бенкендорф попросит у папы моей руки, то никаких препятствий к нашему браку не будет. Разве что, конечно, если у меня попадет шлея под мантию, и я заартачусь. Так тут даже папа ничего не сможет сделать.
Правда, Саша сейчас все время в разгоне – Павел пользуется тем, что он, как и все немцы, дисциплинирован и исполнителен. Бедняжка – мне порой становится очень его жалко. Но раз надел военную форму, значит, будь любезен, служи!
Дело идет к войне. Это я понимаю, даже будучи чисто цивильным человеком. Наши «градусники» стали выезжать вместе со своими подопечными из числа егерей на Карельский перешеек. Там они, как рассказал мне Гера Совиных, тренируются ползать по скалам, словно человек-паук. Из чего можно сделать вывод, что идет интенсивная подготовка горно-стрелковых частей.
А на днях ко мне пришел генерал Баринов и стал расспрашивать о наших аквалангах и прочих причиндалах для подводного плавания. Я сразу же сделала стойку – к чему бы самый главный «градусник» вдруг проявил интерес к нашим довольно-таки уработанным АВМкам? [20] Не иначе как Николай Михайлович планирует какую-то подводную диверсию.
Я насела на дядю Диму и стала его колоть насчет аквалангов. Тот немного помялся, а потом признался, что наши планируют захват Мальты, для чего готовят штурмовые группы скалолазов, которые должны ночью вскарабкаться на бастионы, защищающие вход в гавань. А боевые пловцы, возможно, понадобятся для проведения диверсий против британских кораблей.
– Только ты, Дашка, не раскатывай губенку-то, – строго сказал дядя Дима. – Тебя в списках «ихтиандров» нет. Ты, конечно, плаваешь неплохо, но там нужно не только умение пользоваться аквалангом, но и умение резать глотки и снимать часовых. Хотя я тебя и научил кое-чему, но для того, чтобы стать настоящей «пираньей», надо иметь опыт отпетого головореза. А ты, слава богу, его не имеешь.
Я вздохнула, но поняла, что мой сэнсей, как всегда, прав. Ну не смогу я зарезать человека. Одно дело стрелять из пистолета, а вот так, подойти и воткнуть нож в теплое человеческое тело… Бр-р-р…
Делать нечего – я снова проверила баллоны, редуктор и легочный автомат. Все было вроде бы в порядке. Компрессор для зарядки тоже работал нормально. Оставалось лишь подрегулировать оба акваланга, и они будут готовы к употреблению.
Доложив о проделанной работе генералу, я попробовала было заикнуться, чтобы и мне тоже разрешили поучаствовать в операции по захвату Мальты. Баринов с усмешкой посмотрел на меня, а потом спросил, знаю ли я, когда нужна спешка? Ответ на этот вопрос был мне известен, и потому, сделав обиженное лицо, я пошла в Кордегардию, чтобы поплакаться папе.
Однако тот был занят – с Кулибиным они работали над каким-то сложным девайсом. Папа рассеянно выслушал меня, потом махнул рукой, сказав, что поговорит со мной потом, вечером. Я сунулась к Барби, но к ней выбрался со своих учений в Карелии Гера, и я почувствовала, что этой «сладкой парочке» сейчас не до меня.
Пришлось идти к великой княжне Екатерине. Та, правда, сразу же начала «старые песни о главном» – стала рассказывать о своих чувствах к майору Никитину. Пришлось мне на время стать ее «носовым платком». Но тут, на мое счастье, примчались юные Павловичи, и началась обычная кутерьма. Потом, вдоволь набегавшись и навизжавшись, они хором начали требовать у меня, чтобы я рассказала им какую-нибудь историю – интересную и не очень страшную. Порывшись в памяти (половину того, что знала, я уже им рассказала), я принялась рассказывать царской детворе о приключениях девочки Элли и ее песика Тотошки в Волшебной стране. Пересказывала, как могла, возможно, запамятовав некоторые эпизоды из книги Волкова. Но зато я исполнила перед своими юными слушателями несколько песенок из мультфильма «Волшебник Изумрудного города». И тут со мной случилось вот что: когда я запела песенку волшебника Гудвина о «стране, в которой родился я», мне вдруг вспомнилось то время, из которого нас забросило в начало XIX века.
Там теперь в полях —
Теплые стога,
А в ручьях вода, как лед.
И над той землей
Летом и зимой
Воздух сладкий, словно мед.
Вот и мне всю ночь
Снится вновь и вновь
Сторона моя.
Снится мне та земля,
Где родился я. [21]
Неожиданно для себя я расплакалась. Слезы ручьем потекли по моему лицу. Испуганные Павловичи обступили меня и начали утешать.
– Милое дитя, – неожиданно услышала я за спиной голос императора. – Успокойтесь. Все в руце Божьей. Я сейчас пошлю за вашим отцом – пусть он вас заберет. Вам следует привести в порядок свои чувства…
14 августа 1801 года. Французская республика. Руан. Чарльз Джон Кэри, 9-й виконт Фольклендский, несостоявшийся наследник
Когда-то мой предок, Робер де Кари, прибыл из Нормандии в Англию вместе с Вильгельмом-Завоевателем. С тех пор судьба моих предков и родственников неразрывно связана с Англией.
В четырнадцатом веке другой мой предок, сэр Джон Кэри, канцлер Эксчекера [22], купил замок в Кловелли, на севере Девона. Сам он так и не успел туда переехать – в 1388 году Парламент отстранил от власти короля Ричарда II и передал ее так называемым «лордам-апеллянтам», а затем, когда Ричард попытался вернуть себе власть, приговорил к смерти многих его сторонников. Одним из них и был мой предок. Потом, впрочем, его решили помиловать и сослали в Уотерфорд в Ирландии, где он и скончался. Но Кловелли стал нашим родовым поместьем.
