и отдал увесистую папку Аракчееву.
– Алексей Андреевич, что я могу вам сказать? Конечно, тяжело решать чужие судьбы, вынося приговоры, пусть даже виновным людям. Но без этого невозможно править государством. Люди часто принимают доброту за слабость. Вот, например, император один раз уже простил братьев Зубовых… И чем они отплатили ему за доброту?
Аракчеев лишь развел руками. Возразить ему мне было нечем.
– Василий Васильевич, государь попросил вас написать заключение по этому делу, – сказал он. – Возможно, те, кто им занимался, что-либо упустили.
– Хорошо, напишу, – ответил я. – Только тянуть с судом не следует. Он должен стать предупреждением для тех, кому когда-нибудь придет в голову крамольная мысль о том, что можно играть коронами, словно мячами. Времена, когда сотня пьяных гвардейцев могла свергать и возводить на трон царей, уже прошли. И возврата им не должно быть.
Граф кивнул мне и вышел из моего рабочего кабинета. А я вздохнул, посмотрел на дело несостоявшихся цареубийц и положил на письменный стол ручку и стопку чистой бумаги. Мне опять предстояла бессонная ночь, головная боль и копание в грязных и кровавых делах тех, кто решил изменить ход истории…
10 августа 1801 года. Французская республика. Париж. Капитан Казбек Бутаев, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области
Вот так, живешь и не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Это я о том, что случилось со мной неделю назад. А произошло вот что…
Сидел я у себя в кабинете в Мальмезоне, занимался текущими делами, связанными с подготовкой нашего совместного похода против коварных англичан. И тут ко мне прибегает посыльный с запиской от Мюрата. С шурином Наполеона я давно уже сдружился и был с ним, что называется, на дружеской ноге. Единственно, что я не позволял себе – это таскаться с любвеобильным гасконцем по злачным местам в поисках красоток с «пониженной социальной ответственностью». Ну не по мне все это. К тому же такие похождения были чреваты разными заболеваниями, которые здесь почти не лечатся.
Впрочем, Мюрат на меня не обижался, хотя и не понимал, как такое возможно – нормальный мужик, здоровый, красивый, и не млеет при виде смазливой женской мордашки. В остальном же мы с ним всегда находили общий язык.
А тут – записка! Кроме того, что Мюрат просил меня как можно быстрее посетить его дом, больше ничего в ней написано не было. На словах же посыльный передал, что один из адъютантов генерала и его дальний родственник нуждается в срочной медицинской помощи.
Ну вот, теперь ситуация немного прояснилось. Дело в том, что я изредка, в порядке исключения, врачевал особ, приближенных к здешним высокопоставленным персонам. Небольшая частная практика, не более того. Правда, специализация у меня была своеобразная – в основном из области военно-полевой хирургии. Здешние военные обожали дуэлировать, и потому мне порой приходилось штопать раны, нанесенные холодным оружием, и выковыривать пули из тел своих пациентов. Интересно, кого на сей раз мне предложит подремонтировать Мюрат?
Оказалось, что сегодня моя помощь была нужна по случаю болезни, которую в наше время лечат на раз-два, а здесь она пока считается неизлечимой. Правда, в 1735 году была проведена первая успешная операция по удалению аппендикса, но все же подобное хирургическое вмешательство считалось очень опасным, и врачи предпочитали не рисковать и не лезть лишний раз со своими скальпелями в брюхо больного.
Осмотрев пациента, я понял, что у адъютанта Мюрата имелись стопроцентные симптомы этого заболевания – боль внизу живота справа, отсутствие аппетита, рвота, озноб и повышенная температура. Конечно, в подобном случае не помешало бы сделать все надлежащие анализы, только где же их тут сделаешь?
Похоже, что у пациента был не простой аппендицит, а острый, и операцию следовало сделать как можно быстрее. Мне за время моей работы приходилось пару раз заниматься подобными вещами, но не в полевых условиях, а в более-менее приспособленной для хирургических операций палатке при наличии соответствующего оборудования и медикаментов. А в доме Мюрата ни того, ни другого не было.
Вздохнув, я постарался успокоить пациента и генерала.
– Мой друг, я сделаю все, что смогу. Только мне понадобится помощник и еще кое-что. Что именно, я сейчас скажу.
Шурин Наполеона развел руками и заявил, что кишки из людей ему выпускать приходилось во время сражений. А вот лечить доводилось нечасто, можно сказать, никогда.
– Я думаю, что вам может помочь сестра бедняги Виктора, – сказал Мюрат. – Не правда ли, Беатрис?
И тут я заметил прелестную девушку, которая стояла в углу комнаты и орошала слезами белоснежный платок. При виде ее сердце у меня забилось часто-часто. Я знал, что в Гаскони издавна причудливо смешались люди разных народов и рас. В результате в этой исторической области Франции жили самые красивые девушки, так похожие на моих соотечественниц. Черноволосые, черноглазые, со смуглой кожей – настоящие пери. Именно такой была и Беатрис.
Но разглядывать красавицу было некогда. Надо было припахать ее, чтобы она перестала плакать и помогла мне прооперировать ее брата. Я велел девушке освободить мне стол в самом светлом помещении дома, приготовить простыни, тряпки, принести горячей воды и подсвечники со свечами. В моем походном сундучке среди хирургических инструментов и лекарств хранился налобный электрический фонарик. Но я забыл, когда я его в последний раз заряжал. А подобные устройства имеют нехорошую привычку вырубаться в самый неподходящий момент.
Здешние химики уже научились синтезировать эфир, именуемый ими «купоросным маслом». А медики недавно испробовали его для обезболивания. Так что оперируемый был благополучно погружен в глубокий сон, а я, продезинфицировав кожу на животе больного, вздохнул и сделал первый надрез. Брызнула кровь, увидев которую, прекрасная Беатрис побледнела и едва не упала в обморок.
Сама операция не заняла много времени. Я управился минут за сорок. Удалив воспаленный отросток слепой кишки и обработав рану, я зашил разрез стерильной шелковой ниткой. Конечно, шов получился не совсем аккуратным, но я подумал, что для мужика это не столь важно. Главное, что он останется жив.
– Все, мадемуазель, – сказал я бледной Беатрис. – Скоро ваш брат встанет на ноги, а через месяц он и помнить забудет, что побывал в руках такого живодера, как я.
Девушка снова залилась слезами, только на этот раз она плакала от радости.
– Мсье, я не знаю, как мне вас благодарить! – воскликнула она. – Ведь брат – это единственный родной человек, который остался у меня.
– Если вы хотите мне помочь, – ответил я, – то велите приготовить тазик с водой и чистую рубашку. Моя, как видите, вся в крови.
