у него был узел.
— Что случилось? — с тревогой спросила я. — Заходи.
— Тамарка дом продала, — тихо сказал он.
Деда Василия я разместила в детской. Анжелику перевела спать в свою комнату, хорошо диван раскладной, так что мы с нею вполне себе поместились «валетиком» (надо будет раскладушку зайти в магазин поискать, а то не дело это, так спать).
— Ну вот зачем же ты согласился дом продать? — всё никак не могла успокоиться я, когда мы сидели на кухне и пили чай с пирожками.
— Так Тамарке же деньги нужны, — разводил руками Любашин отец. И глаза у него при этом были по-детски недоумевающими, мол, а как иначе, раз дочери нужно помочь.
Я вздохнула. Ну и что тут будешь делать? Бежать к Тамарке ругаться — так бессмысленно это. Она уже последние мозги пропила, а супруг у неё какой-то хитрозадый и мутный, что-то нехорошее крутит. Вот интуитивно чую, этот дом выйдет Тамарке ещё ой как боком.
Поначалу дед Василий дичился. Сидел всё время чинно на краешке Анжеликиной кровати, сложив руки на коленях и безучастно смотрел в окно. В туалет при нас с Анжеликой ходить стеснялся. Особенно если кто-то из нас в это время на кухне был. Есть старался очень мало (чтобы не объедать, как он выразился, и я чуть не обалдела). Его деятельной натуре здесь было не по себе. Вот чем ему в городской квартире целыми днями заниматься? Учитывая ещё то, что в городе он бывал всего пару раз, да и то, по необходимости.
И это была не просто проблема, а большая проблема. Многие взрослые дети, забирая своих стариков из села к себе в город, этот вопрос вообще не продумывают. И получается, что старики, вроде, как и в тепле, и не голодные, а чувствуют себя плохо. И от этого быстро угасают. Да, есть исключения, есть старушки-веселушки, которые в силу природного оптимизма со временем адаптируются к новой жизни, есть даже старички такие. Но большинству тяжело морально.
Я смотрела на обречённо-померкший взгляд любашиного отца и в моей душе рос гнев. Не на него, а на Тамарку. И даже больше на её мужа.
Игорь в прошлый раз отвёз меня к Ивановне. Там я ей помогла переодеться и забрала грязноту домой постирать. Санитарка Валя с удовольствием разрешила и постельное забрать постирать. У них стиральный порошок сильно экономили (безусловно часть его расходилось по домам санитарок и медсестёр).
Я ещё дважды сходила к Ивановне, носила ей покушать и что-то вкусненькое. Она даже от такой небольшой заботы быстро пошла на поправку. И сегодня уже можно было её забирать. Узнав об этом, Игорь предложил свою помощь — довезти её из больницы на машине домой. Я обрадовалась. Если честно совсем не знала, как решить данную проблему, а тут она сама по себе взяла и решилась.
— Ну что, двинули? — сказал Игорь, когда я уселась рядом с ним на пассажирском сидении.
— Ага, — кивнула я и по привычке пристегнулась.
— А переодеться вы ей взяли? — спросил Игорь.
— Нет, мы же на машине твоей, — объяснила я, — так-то она в халате, я ей вчера чистый принесла, тапочки у неё есть. Платок есть. Так что нормально будет.
— Не хотите к Райке идти, — понятливо ухмыльнулся Игорь.
— Не хочу, — поморщилась я, — но придётся. Ивановну же надо в квартиру как-то доставить. А эта её оккупировала.
— Думаете, может не пустить? — нахмурился Игорь.
— Не пустить она побоится, ведь соседи и участкового могут вызвать, а вот устроить старушке персональный ад — вполне может. И, зная уже немного Райку, я уверена на сто пятьдесят процентов, что именно так и будет. Молодёжь нынче стариков не особо почитает, — вздохнула я. — особенно, если на кону стоит жилплощадь.
— Ну это только Райка такая, — сказал Игорь и повернул.
— Да не только! — махнула рукой я, — вон у меня сестра Тамарка, вроде и старше Райки, умнее должна быть, а обманным путём взяла и продала дом отца в селе.
— А он где?
— Выкинула его на улицу, считай, — нахмурилась я, — он у меня теперь, спит пока на Анжеликиной кровати. Но тяжко ему. Я же вижу, что тяжко. Он же за жизнь привык выйти во двор, там каждое деревце посажено его руками, каждый кустик, все курочки поимённо его. Котик. Коза за ним как собачонка ходит. Он её даже команды некоторые научил выполнять. Вот только лапу подавать она пока не хочет никак, сколько он её не воспитывал.
— А дочь теперь где спит? На кухне?
— Пока со мной на диване. Вот дождусь получку и хочу раскладушку хоть купить.
— Раскладушка для позвоночника молодой девушке не очень хорошо, — заметил Игорь.
— Так она на диване спать будет. Это я для себя.
— Вот вы мать Тереза.
— Не мать Тереза, — покачала головой я, — просто стараюсь жить по человеческим законам. А ведь ещё нужно их третью сестру найти, она где-то в Нефтеюганске, в специальном доме малютки.
— Отклонения?
— Не знаю, — покачала головой я, — скорее всего отклонения, а, может, просто запущенный ребёнок. Надо разбираться.
— А как же вы впятером в такой маленькой квартире будете? Да ещё с таким ребёнком?
— Ой, Игорь, больной вопрос.
Некоторое время мы ехали молча. И тут вдруг он сказал:
— А можно документы на продажу дома увидеть?
— Надо у отца спросить, — встрепенулась я, — хотя Тамарка могла и не отдать ему на руки.
— Вот и поспрашивайте, — Сказал Игорь и въехал в больничные ворота. — У меня друг — юрист хороший. Попрошу, пусть глянет.
На следующий вечер мы семьёй сидели на кухне и пили липовый чай из прошлогодних запасов.
— Хорошие ты пирожки с картошкой печёшь, доча, — похвалил любашин отец.
— Так бери ещё, — ответила я, — что же ты один взял и всё. Я вот сколько их напекла, за несколько дней не съедим…
— Да хватит с меня, — вздохнул дед Василий, бросив украдкой грустный взгляд на горку румяных пирожков.
Я вздохнула. Переубедить старика не могу.
— Мы Ричарда когда забирать будем? — подала голос Анжелика, примерилась взять ещё пирожок,
