друга, смогут ли его друзья нас укрыть, пока эсэсовцы с овчарками будут местность прочёсывать. Укрыть так, чтоб местные не сдали гестапо.
Иван кивнул.
— Как прорываться-то будем? — спросил Дима Суворов. Глаза его заблестели от предвкушения. — У них же автоматы!
— С боем, — спокойно ответил Шаров. — Сделаем заточки. Придётся убрать охрану.
— Из чего ж мы их сделаем?
— Из чего угодно, — Николай слышал свой собственный голос и поражённо замер. — Охранники пили недавно, окошко разбили рядом с кухней. Я видел, не все осколки в траве убрали. Их в подвёрнутом рукаве пронести можно. Там же пробки до сих пор валяются. На рукоятки пойдут.
Подпольщики сразу воодушевились, идеи вспыхивали одна за другой:
— А я кусок ржавой лопаты возьму с фабрики…
— Я старую пилу видел там, у склада. Можно под прессом и…
— Топорик припрячу. Знаю, как вынести спокойно. Надо…
— Садовые ножницы, точно. Два ножа и будет…
— Да заточить можно об кирпич. Или камень какой. Из стены вынем да и всего делов.
— Ерунда ведь, а не ножи получатся, — засомневался Гриша Рачинский.
— Точно, — кивнул дядь Гриша. — Только нам большего и не надо. У нас ведь задача какая? Организованно и тихо убрать охрану. Достаточно будет одного удара в горло, чтобы перехватить автомат. А дальше мы будем уже вооружены. Верно? — он повернулся к полковнику Шарову.
Тот кивнул:
— Верно. Вот только кроме охранников надо будет убрать всех предателей. Всех, кто присяге изменил и фашистам зад лижет. Вы все видели, как они у комендатуры трутся. К концу недели надо составить список и выделить среди них вожаков. Кто займётся?
Из толпы потянулись руки.
Ваня Браилко вдруг спросил, как бы между прочим:
— А правда чи немци брешуть, чо мы для страны теперь предатели?
И все снова замолчали. Стыдно было, что не застрелились, когда в плен брали. И страшно: что там с пленными наши делают — только немецкие агитки и сообщали.
— Я так думаю, товарищи, — сказал Коля Кабанов. — Скоро, может, через полгода-год, наша армия будет здесь. Мы им всё покажем. Могилы наших ребят. Наши нары. Наши шрамы от плётки!.. Они увидят нас и поймут, что никакие мы не предатели. Они наши люди. Они нас поймут.
— Я пойду всё равно. У меня жена и сын в Бресте, — тихо сказал Паша Иванов.
Брест был оккупирован. Все это знали и молча поддержали.
— Товарищи… — с негодованием начал Лёша Голиков. — Пока мы не сдались, они нас не победили. Нас просто взяли в плен.
— Правильно, — заметил Йося Шевчук. — Так завтра на перекличке коменданту и скажи!
Раздался невесёлый смех.
— Товарищи! — укоряюще призвал Мазуренко. — Да в нас же, в нас свобода! Мы можем скрываться в лесах. Можем совершать партизанские набеги на эту нечисть.
Гриша Рачинский спросил хмуро:
— Где у них самое главное гадючье кублó?
— Полиция. Гестапо. Их устранить надо. От них нам самая главная угроза. Это ведь они нам «кротов» засылают.
— Верно. Здешний гарнизон СС нам не одолеть. Мы сами едва живые… Но когда раздобудем оружие, можно и полицейский участок захватить.
— А там, глядишь, и на Прагу пойдём! — засмеялся Дима Токаренко. — Там нашу Армию и встретим — победителями!
Но его никто не одёрнул: настроение у всех было приподнятое.
— Вообще-то, — заметил Федя Головашин, — после такого нас никто не сможет назвать предателями.
— Значит, решено, — кивнул Анатолий Мурадов и усмехнулся. — Собрание-то какое торжественное. Будто присягу отдаёшь. А ни знамени, ни партбилета нету…
Смех раздался одобрительный, весёлый. Так пленные офицеры давно не смеялись.
С того момента Николай и почувствовал себя снова лейтенантом Красной Армии, а не «Цвай-цвай-фюнф-цвай».
А двадцать восьмого октября забастовку объявил лейтенант Фёдор Козлов. Его расстреляли из автоматов. Похоронить дали только на второй день. Так и лежал он, бедняга, под дождём двое суток…
Глава 15. Дело о «Москвиче»
— Уезжаю завтра на неделю, — сообщил вечером Петровичу Николай, разворачивая верх воротник куртки. — На курсы от Автодора.
В октябре в Тагиле сильно похолодало. И хотя доджей не было, восточный ветер пробирал до костей, гоняя по улицам пожухшие листья. Ветер качал фонарь над сторожкой и круг света плавал по двору, как луч софита на сцене местного театра имени Мамина-Сибиряка.
— Это даже хорошо, — Петрович задумчиво смотрел за спину Николаю, на двери гаражных боксов. — Что новенькое во сне видел?
Николай покачал головой.
— Если что, сразу телеграфируй. Вышлю Степана на машине немедленно. Надвигается там у них в лагере что-то, — пробормотал майор в усы. — Что-то важное…
Он пристально посмотрел на Закусина, будто ожидая комментария, и спросил:
— Ничего подозрительного не замечал?
— В смысле? — удивился Николай.
— Здесь, в гараже, ничего не пропадало?
Закусин помялся, облизнул губы.
— Сметы нет на ремонт ЗИСа. Юра Бойко, наверное, взял. Дома доработать, проверить…
Петрович хмыкнул.
— Ты там, на курсах, не особо геройствуй…
Николай сначала не понял, о чём он вообще. А потом, уже на курсах, поймал себя на том, что шибко разошёлся, ругая молоденького водителя, который на ЗИСе торможение поздно начал… Понял, что зря кричал: «А если у тебя люди в кузове? А если бомбы сверху летят?!» Забыл, что в этом мире войны не было.
Охолонул, примирительно хлопнул бледного, как смерть, водителя по плечу:
— Ладно… это же курсы, чтоб учиться…
* * *
В сорок третьем грянул топливный кризис. Машин ведь производили много: автобусы, вездеходы, грузовые, легковушки, тракторы, мотоциклы… а топлива для них не хватало. Иной раз на производстве по неделям бензовоз ждали. На заправках стали совершенно буржуйские цены. С Урала в Москву отправили полномочного представителя — депутата Горкома. А по всем радиопередачам только и слышно было: «Даёшь сена железному коню!» Бывало, бодяжили, конечно, бензин, чтоб проехать подальше, но только двигатели портили да всю систему зажигания. Где-то к осени только появились новости о разработке новых нефтяных месторождений, забелели на досках зазывные объявления о наборе рабочих с заманчивыми зарплатами. Много молодёжи снялось с насиженного места и поехало на заработки в Сибирь.
В октябре Николай гостил у своих на Жилкооперации. Он набрал дров во дворе и принёс охапку в квартиру на второй этаж. По ночам сильно холодало, приходилось печку подтапливать. С кухни вкусно пахло пельменями и пирогами с яблоками. А ещё было слышно, как мама Оля кого-то недовольно отчитывает.
— Что за шум, а драки нет? — Николай ссыпал дрова к печке и сполоснул руки в рукомойнике.
— Ты, Коля, повлияй на них! — устало пожаловалась мама Оля, забирая длинные волосы в пучок на затылке. — Отец ещё с заработков не вернулся, а
