— Пять МС-1 нам через час точно подгонят. Я как раз только что из гарнизона вернулся, и начальник парка нам все обещал… А вы бы нам, ну еще хоть пяток верблюдов с погонщиками одолжили, а? А уж мы-то через пару часов их вам всех обратно пригоним.
— Ну, и клещ же вы, товарищ режиссер! Теперь-то мне понятно стало, почему за вас НКВД так хлопочет. Ладно! Дам я вам людей и вьючный транспорт. Даже больше того дам! Но чтоб бегом там свой шедевр снимали, и сразу обратно все отдали, у меня план горит!
— Бешеным верблюдом все туда пробежим, и обратно вернемся, товарищ Алиев! Еще тень от забора не ляжет на вон того ишака, и тучи не успеют вылезти из-за горизонта, как мы ваших самодеятельных актеров в душ отмываться отправим! А верблюдов в стойло определим!
— Верблюдам не нужно стойло. А туч у нас тут неделями не бывает. Сразу видно, что городской вы человек. Так что, не нужно, уважаемый, товарищ Гольдштейн, меня этим восточным красноречием развлекать. Идите, побыстрее снимайте свое кино, и шоферов ваших ко мне пришлите.
— Спасибо, товарищ Алиев, мы быстро.
Не прошло и четырех часов после этой беседы, как перед сидящими и стоящими любопытными аборигенами успело уже по нескольку раз разыграться фантастическое сражение, в котором едва одетые разрисованные «боевым боди-артом» африканцы сошлись в смертельной схватке с разукрашенными белыми латинскими крестами боевыми машинами. Потрясая саблями и копьями, они самоотверженно бросались во фланг и тыл механизированной колонне, и сходились с танками врукопашную. И видимо они изрядно преуспели в этом. Поскольку в полевой проявочной лаборатории вскоре повисли на прищепках целлулоидные ленты, на которых смелые «эфиопы» вонзали и вынимали из смотровых щелей фашистских танкеток свои окровавленные копья. А самым трудным было конечно снимать сцены гибели самих римских танкистов в их тесных бронированных коробках. Еще через час «отпущенные на волю чернокожие», сверкая белозубыми улыбками, с гордостью позировали у «захваченного в бою» реквизита, перед многочисленными фотолюбителями. Но вскоре все они были разогнаны приводить себя в порядок и приступать к работе, озабоченным выполнением плана начальством.
***
Кислородные маски закрывали лица пилотов, короткое время ожидания заканчивалось. В мертвецком лунном свете две колонны трехсамолетных клиньев, казались ползущими к своей жертве сколопендрами. А на полторы тысячи метров выше и впереди над ними висела значительная группа японских истребителей. Ночь была довольно ясной. На счастье пилотов первого особого полка, их рассредоточенная на восьми тысячах метров группа еще не была обнаружена противником. А через несколько минут, когда группы пушечных «ишаков» и И-14 сосредоточились для удара, Горелкин трижды щелкнул тангентой своей радиостанции. Услышав в приемниках отчетливо прозвучавшую «отмашку», звенья одно за другим стали переходить в пологое пикирование.
Первыми свой ракетный удар по строю бомбардировщиков с тыла нанесла усиленная эскадрилья Дементьева. Огненные змеи ЭРЭСов понеслись к самой крупной группе японских бомбардировщиков. Среди головной и идущей второй девятки самолетов еще только вспухали первые разрывы ракет, а ночное небо уже наполнилось сверканием трассирующих пуль. Враг, наконец-то, заметил засаду, и попытался пулеметным огнем сорвать хотя бы следующие атаки. И хотя ни один из японских самолетов еще не загорелся от первого ракетного удара, но три машины головной эскадрильи вышли из строя со снижением.
Японские истребители спешно разделились на две группы, пытаясь связать боем атакующих, и тех, кто шел за ними. Но группа Дементьева резко ушла пикированием к земле, и Ки-27 на время потеряли противника из виду. А вслед за Дементьевым приблизились к врагу на полкилометра и застучали по врагу своими ШВАКами «ишаки» капитана Горлова, прикрываемые двумя четверками И-14 Ивана Мещерякова. В ответ на это к ним потянулись очереди «виккерсов» истребительного прикрытия. И в этот момент чуть впереди над местом боя зажгись три «люстры» светящихся авиабомб, сброшенных с барражирующего впереди и выше вражеской армады разведчика Р-10. После этого, и без того ясная лунная ночь перестала быть ночью.
Группа Дементьева, снизившись до ста метров, наконец, освободилась от пустых ракетных блоков, и боевым разворотом рванулась к строю бомбардировщиков снизу. Они успели пушечно-пулеметным огнем выбить ведомого у лидера, но тут же оказались связаны боем с эскадрильей И-97. А две колонны «Мицубиси» упрямо продолжали идти к цели. Полоса и ангары авиабазы первого особого полка уже показались в нескольких десятках километров впереди, и японские штурманы приготовились к бомбометанию. Горелкин как раз бросил в бой свой последний резерв эскадрилью Кольцова, но перелом так и не наступал. Против его четырех десятков тут сражалась вдвое превосходящая группа японских самолетов, и две советские машины уже были сбиты. Перед каждой атакой майор оценивал шансы дождаться помощи.
«Не успеем, отбомбятся гады по базе. И соседи нам в помощь больше пары ночных звеньев выставить не смогут, нет у них нашего опыта ночных полетов. Где же второго особого ночники? А это еще что за группа?»
В это время подошедшие к району с юга два звена Петровского залпом своих ракетных блоков нанесли по вышедшей на боевой курс группе «Мицубиси» сосредоточенный удар, по приготовившемуся к бомбардировке строю вражеских самолетов. Часть ракет разорвалось много выше вражеской колонны звеньев, но один, все же, запылал от прямого попадания. Четверка И-14 своим ракетным залпом рассеяла ненадолго восстановленный строй японских бомбардировщиков, и Петровский тут же увел звено с включенными «Тюльпанами» на высоту. Оценить результаты удара, выходящие из атаки пилоты, просто не успели. Да и какая теперь была разница…
«Теперь бы надо к нашим на помощь, но вот так нас пустые блоки сильно тормозить будут, японцам только этого и нужно. А для снижения и сброса времени нет. Вон Санько от них одними только пашкиными «Тюльпанами» и спасается. Вон опять на вертикаль полез. Хоть плач, а нам туда нельзя пока. Если только я инструкцию Пашкину не нарушу. А нарушать придется. Семь бед – один ответ. Всегда за сделанное отвечал, и в этот раз на себя возьму. Прости, Паша. И спасибо за то, что не забыл нас и дал нам вот эти полчасика. Хоть и летишь ты сейчас где-то очень далеко на востоке, но опять ты нас не бросил. За то тебе и спасибо, сынок…»
— Сынки, слышите, по моей команде всем сбросить блоки прямо тут, снижаться не надо.
— Повторяю, снижаться не надо! Хрен с ними, потом еще настрогаем.
