Вместо ответа Тотен показал большой палец.
Даже с одной рукой забраться на эту сосну не составляло особого труда – раздвоенная, с мощными ветвями, вытянутыми в направлении опушки и соответственно станции. Да еще и Алик меня подсадил… Карабкаться на самую верхотуру не стали, благо и с этой высоты все происходившее на станции видно замечательно. Поезд, пока мы изображали из себя бандерлогов, проехал, наконец, въездную стрелку и остановился у покосившегося пакгауза, по-прежнему выбрасывая в воздух высокий столб дыма и пара.
«Паровоз, тендер, два пассажирских вагона, четыре платформы, груженные рельсами, платформа с краном-дерриком, две «теплушки» – очень похоже на ремонтный поезд… Интересно, а солдат на нем много приехало?»
– Ремонтники, – словно отзвук моих собственных мыслей, прошелестел в ухе голос Тотена.
– Я уже догадался. Немцев много? – Биноклем я воспользоваться не мог, а потому Зорким Глазом работал сейчас мой друг.
– Пока пятерых насчитал, – последовал ответ. – Они на той стороне с Кондратом беседуют.
– Офицеры?
– Хрен разберешь – дым мешает. Геноссен точно за паровозом стоят.
– Слушай, а ведь это хорошо, что мы рельсы тут не сковырнули, как собирались! – озвучил я внезапно пришедшую мысль. – А то бы эти слесаря надолго тут застряли.
– Точно, – согласился Алик. – А такой бригаде сдвинутые рельсы починить – на полчаса работы.
– Арт Фермеру! – жестко встрял в нашу беседу командир.
– В канале.
– Доложи обстановку!
Выслушав мой доклад, командир взял тайм-аут, длившийся, впрочем, едва пару минут.
– Продолжайте наблюдение и не дергайтесь! – сообщил он нам.
Дергаться мы не собирались, но вместо пререканий Алик просто ответил:
– Вас понял. Отбой.
– Тотен, – я тронул его за ногу, – а ты, часом, не в курсе, можно ли паровозу хоть какой вред из автомата нанести? Ну кроме как машиниста завалить.
– Из автомата? Не, не выйдет. Котел – штука хрупкая, но там столько стали снаружи, что фиг пробьешь.
– А из ДШК? – «заострил» я, вспомнив про нашу «тяжелую артиллерию».
– Как два пальца! Но я бы не стал – шуму больше, чем пользы.
– С чего так?
– Так это же рембригада! – словно подобного объяснения было более чем достаточно, заявил Алик, свесившись в мою сторону.
– И что?
– Они по итогам рейса отчет должны написать – это раз. Ценного этот поезд ничего не везет – это два. Ну а в-третьих – мы запалимся. Всосал?
– Угу, – и мы продолжили наблюдение.
Валандались немцы еще тридцать семь минут, впрочем, без особой суеты – максимум отлить пару раз отходили. Потом паровоз огласил окрестности пронзительным гудком, и поезд отбыл.
Естественно, я тут же связался с командиром и поставил его в известность, на что Саша распорядился пока никуда не уходить и дождаться его. Явно мы нанесем визит обходчику.
Для начала мы с Аликом спустились с дерева – ветки хороши лишь во время «работы», а так что я, что он предпочитаем твердую землю.
– Слушай, ты спец все-таки… – обратился я к другу после того, как немного размял затекшие ноги. – Что делать-то будем?
– В каком смысле?
– Ну, откроют движение, на станции от солдат не продохнуть будет и все такое…
– А за каким полосатым им тут большой гарнизон ставить? Здесь же в округе ничего нет, окромя леса, болот и, соответственно, торфа.
– Ну… – я почесал кончик носа, – это тоже ресурсы.
– Не такие уж важные, чтобы ради них прям сейчас огород городить. Пошли, истребитель там небось извелся, – напомнил он мне о Приходько, чьей задачей была охрана подходов.
Разыскав военврача, мы совместными (если быть честным, то они, без моей помощи) усилиями вытолкали трехколесного боевого коня на дорогу и занялись любимым занятием всех солдат – бездельем. Курил из всей честной компании только я, и пришлось немного отойти. Сигарета как раз закончилась, как вдалеке, у поворота дороги, я разглядел высокую фигуру командира.
– Кончай базар, начальство на подходе! – Ребята развалились на мотоцикле и заметить Сашу не могли.
– А что мотора не слышно? – Семен спустил ноги с руля и принял вертикальное положение.
– Пешочком, что ли? – Тотен приподнялся в коляске.
– Ага, как в песне: «По военной дороге шли Мересьева ноги, а за ними шестнадцать врачей…» – пропел я хулиганскую детскую пародию, машинально приводя себя в порядок. Друзья мы или не друзья, но у нас боевое подразделение, и Саня за внешним видом личного состава следил внимательно. Что было, по-честному, не очень трудно – все люди в группе взрослые и в чуханстве никогда замечены не были.
– Что?! – Глаза Приходько округлились. – Это что за песня?
– Так, шутка, – я спохватился, только сейчас вспомнив, что ни Маресьев[78] не сбит, ни, конечно, Борис Полевой еще не написал свою книгу. – «По военной дороге шел в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год!» – и никак иначе.
– Не, а честно? Кто такой этот Мересьев? – Тотен за спиной у военврача покрутил пальцем у виска и выразительно посмотрел на меня: мол, как выкручиваться будешь, акын-самоучка?
– Да это один мой знакомый летчик. Истребитель, кстати, – со скучающим видом принялся я, как говорят в этом времени, «заливать». – Он ногу как-то подвернул на танцах, с полетов его сняли, ну и ребята дразнилку такую придумали.
– Ой, свистишь! – недоверчиво покачал головой Семен.
– То есть? – я попробовал изобразить благородное возмущение.
– Про ребят свистишь… Ты сам небось и придумал! – припечатал летчик. – Язык у тебя иной раз под шило заточен, старлей! Я временами удивляюсь, как у тебя во время еды кровь изо рта не течет?!
«Твою ж мать! Сколько раз самому себе напоминал о необходимости фильтровать базар, так нет же – стоит только немного расслабиться, как перлы так с языка и сыплются! Срочно надо степлер найти – может, хоть тогда не буду так прокалываться… Да нет! Это от того, что ребят этих я уже давно за своих держу! Пусть не таких родных и близких, как сокомандники, но необходимость шифроваться от тех, с кем не только в бою, но и в плену побывал, откровенно вымораживает!»
Подошедший Фермер и не догадывался, от каких изощренных рефлексий он отвлек друга и подчиненного!
Дом правительства, площадь Ленина, Минск, БССР. 23 августа 1941 года. 10.00.
«Кто рано встает, тому Бог подает!»[79] – всю свою жизнь Артур жил по этому принципу. И не важно, сидел ли он полночи в засаде, будучи простым полицейским инспектором, или корпел над книгами в бытность свою гимназистом, его рабочий день всегда начинался в восемь утра. Сегодня он уже успел просмотреть все сводки, поступившие за ночь, и сейчас приготовился слушать доклад командира одной из специальных команд.
