Ознакомительная версия.
Через три дня прибыл санный обоз с моими пушкарями. Я с головой ушел в дела, доставая выделенные воеводству пушки и припасы к ним: ездил в московский арсенал, пушечную избу, на склады порохового двора с зелейными погребами, где хранились запасы пороха. Но это уже были приятные хлопоты – планы мои воплощались в жизнь. Заодно присматривался в арсенале к наличному «наряду» – так называли артиллерию: стенобитным пушкам, тюфякам, пищалям. Особенно меня интересовали орудия на колесах, чтобы в будущем можно было использовать конную тягу в передвижении пушек.
Оформляя получение пушек, я мельком столкнулся с Кучецким в Поместном приказе. Он отвел меня в сторонку:
– С Телепневым – твоя работа?
– Моя, – не стал отпираться я.
– То-то он ходит как в воду опущенный. Чем ты его так расстроил?
– Бумаги его тайные сжег.
– Смотри, сам не спались. Ежели он тебя вычислит – быть беде. Он мужик серьезный и злопамятный.
– Ладно, поостерегусь, – миролюбиво внял я тревоге побратима.
Получили пушки – обе медные, уже повидавшие виды, с потертыми внутри стволами. Калибр маловат, станины деревянные – лежаки, а не на колесном ходу. Не утиль, но близко к тому. Однако же пушкари мои радовались, как дети. Благо пороха, свинца и ядер выдали в достатке.
Все вместе и выехали в Коломну.
А следующим же днем я проверил, чему научились мои воины.
На другом берегу Оки установили щит из жердей.
– Ну, хлопцы, покажите мне свой меткий глаз!
Поодаль, позади пушек, собралась вся дружина. Всем было интересно поглазеть, как сработают пушкари.
А они суетились вокруг пушек, заряжая и старательно выверяя прицел.
– Готово, воевода! – задорно крикнул пушкарь.
– Первая пушка, пали!
Все замерли в ожидании. Пушкарь поднес к затравочному отверстию раскаленный на огне железный прут. Выплеснув легкую струйку дыма из затравника, пушка бабахнула, подскочила и сдвинулась назад. Ядро не долетело до щита – упало на лед и взломало его, выплеснув фонтан воды.
– Мазила! – закричали в дружине.
Я подошел к пушкарям:
– Спокойно, хлопцы, не конфузьтесь, пристреляться надо, к пушке привыкнуть. Одна пушка низит, другая – в сторону от прицела берет. С ней, как с конем, – свыкнуться необходимо.
Пока пушкари перезаряжали пушку, я скомандовал:
– Вторая, огонь!
Громыхнула вторая пушка. На этот раз ядро улетело дальше щита и вправо.
– Заряжай! Поправить прицелы!
На деревянных станинах пушки подпрыгивали, сбивали наводку, и после каждого выстрела их приходилось наводить снова. И все-таки после трех выстрелов дело пошло. Один выстрел в цель, второй… В щите зияли пробоины, хорошо видные даже издалека, с нашего берега.
– Молодцы, пушкари! Так держать! И чтобы по врагу стреляли так же метко!
Пушкари стояли, разглядывая пробитый щит, чумазые от порохового дыма, но счастливо улыбались. Доволен был и я. Осознание того, что в городе теперь есть пушки, повышало боевой дух воинов. Ведь неприятель, заслышав пушечную пальбу, нередко убирался восвояси без боя. Против ядра или картечи с саблей не повоюешь.
С этих пор один раз в неделю я устраивал стрельбы. В любом деле навык нужен.
А вот наместник Шклядин опять был недоволен. Раздраженный грохотом, он приехал ко мне в воеводскую избу и попытался устроить мне разнос.
– Чего попусту припасы государевы жечь? И народ пугаете: «Ба-бабах! Ба-ба-бах!» Житья от вас нет, сколько грохоту, весь город серой провонялся, как в преисподней.
– Пушкарей учить надо, то – во благо городу. А не нравится – ну так пожалуйся государю. Так, мол, и так, народ пугает своими занятиями с пушкарями. Только прежде подумай, похвалит ли тебя государь, ежели ты не понимаешь, что пушки для обороны города от супостата нужны, и занятия с пушкарями – вещь зело нужная.
Боярин скривился и ушел с недовольным видом. Кляузу тем не менее писать не стал. Ему ли не знать – государь Василий с виду мягок и приветлив, однако он не был бы государем, если бы не умел в нужный момент проявить жесткость и мудрость.
В один из поздних вечеров, когда мне что-то не спалось, я лежал и раздумывал: «А не попробовать ли мне заглянуть в сон князя Телепнева?» Помнится, несколько лет тому назад у меня это неплохо получилось. Внушил я тогда Ивану, чтобы прекратил преследовать меня – себе же беду наживет!
Решено. Я устроился в постели поудобнее и мысленно сосредоточился, вызывая в памяти облик Оболенского-Телепнева. Долго не удавалось поперва. Потом, как в тумане, всплыл его неясный образ. Все четче и четче. Я мысленно попробовал проникнуть в его голову, его мысли, его сон. Сначала пошли какие-то обрывочные видения: люди в иноземных нарядах – по-видимому, послы, потом дом с дружиной за ним, какие-то девки у плиты на кухне.
– Ваня, – воззвал я к Телепневу, – кто тебя обидел?
И почти тут же, как удар током:
– Смерть за мной ночью приходила, боязно мне, страшусь я.
– Есть ли враги у тебя, кто смерти твоей жаждет?
– Ой, много врагов – те же Шуйские, – стенал князь.
– Грехи на тебе тяжкие, Ваня. Не умножай их. И то к тебе не смерть приходила, а демон – предупредить хотел.
– Я в церковь ходил, те грехи отмаливать, – всхлипнул Иван.
По-моему, между мной и Иваном наладилась неплохая телепатическая связь.
– И документы сгорели, да?
Дернулся Иван и проснулся. А мое видение потускнело и пропало. Видно, сильно Иван переживал по поводу утраты ценных бумаг. Ага, возьмем на заметку.
Силы покинули меня. Вроде ничего не делал, а устал после этого сеанса – голова тяжелая. Надо спать. Буду периодически являться к Ивану во снах, беспокоить, нагнетать напряжение.
Прошло два месяца. Стаял снег, дороги снова превратились в непроходимое болото. Приходилось безвылазно сидеть в городе, даже в имение свое выбраться не мог. Суда по Оке еще не ходили – проплывали большие льдины, плыл всякий мусор, поваленные и полупритопленные стволы деревьев. Поэтому плавать было смертельно опасно. Чуть зазевается кормчий – столкнется корабль с таким тараном, и пойдут все на дно: и люди, и товар, и судно. Плавать умели немногие, да и долго ли можно выдержать в ледяной воде, в одежде?
Прошел еще месяц. Дороги подсохли, и в один из дней гонец из Первопрестольной привез мне государев указ, в котором повелевалось выдвинуться с дружиной к Нижнему Новгороду – на место сбора большой рати, оставив в Коломне немногих воинов для защиты крепости.
Я отдал распоряжение сотнику быть готовым к обороне крепости и передал ему в подчинение три десятка воинов и обе пушки.
Я построил рать – полторы сотни воинов, оружных и конных, проверил вооружение, объявил порядок движения колонны, и мы выступили в поход, на земли татарские. Снова война! Не зря мне Федор зимой еще говорил о возможном походе на татар. Да и молва донесла вести о бесчинствах против русского купечества и даже убийстве посла государева. Это было не что иное, как вызов, провокация, неизбежно ведущая к войне. Не ответить на дерзость – все равно что молча проглотить публичную пощечину.
Ознакомительная версия.
