Ознакомительная версия.
Мои ставленники оправдали мои надежды – имение свое я нашел в полном порядке. Полагаю, даже будь я безвылазно здесь, навряд ли смог поддержать его лучше. Люди сыты и обуты, поля ухожены, ратники в отличной форме – хоть сейчас в бой. Видя все это, я ощущал на сердце радость. Грешен, расслабился, бдительность потерял. Это меня и подвело.
Возвращался я из Охлопкова в Коломну в приподнятом настроении, не глядя по сторонам. Меня сопровождали двое коломенских ратников, которых я брал с собой.
Я отъехал от своего имения не более версты, когда раздался щелчок тетивы, короткий свист стрелы, и скакавший сзади и левее ратник вскрикнул и медленно сполз с коня, рухнув на дорогу. Второй ратник успел вскричать: «Опасность, князь!» – и даже выхватил саблю, как каленая стрела угодила ему в шею, и он свалился замертво с коня.
Я было хотел пришпорить своего коня, но тут увидел перед собой выходящих на дорогу людей. Я развернул коня назад, думая вернуться в Охлопково, но из леса уже выбежали мужики, отрезав мне путь к отступлению.
Странные это были люди. Одеждою своей – бродяги: в драных рубахах, ветхих штанах. Однако же в прорехи рубах посверкивали юшманы да куяки[1], да на ногах – сапоги справные. Странно – откуда им взяться на бродягах? Что-то здесь нечисто! Не иначе – засада, видно, специально поджидали. Значит, не случайный это грабеж.
Я вытащил из-за пояса пистолет, взвел курок, переложил оружие в левую руку, вытянул из ножен саблю. Надо во что бы то ни стало пробиваться в Охлопково, там моя дружина. Только как теперь это сделать? Впереди – пять воинов с оружием в руках, сзади – столько же. Ну одного-двух убью, но не десять же!
И только я решил ринуться вперед, как в бок мне уперлось лезвие джериды – короткого татарского метательного копья вроде русской сулицы.
– Не балуй, князь! Слезь лучше! – услышал я грубый голос.
Черт, опоздал я! Не надо было на месте стоять, долго оценивая обстановку. Слишком расслаблен был, не ожидал опасности рядом со своим имением. Вот и князем назвали, стало быть, знали, на кого засаду устраивали.
– Слазь с коня. Лучник сзади, не промахнется! Брось оружие на землю!
Я швырнул наземь пистолет и саблю. Как сопротивляться, когда такой убедительный аргумент в бок упирается?
Слез с лошади. Ко мне тут же подскочили двое, расстегнули пояс, забрали второй пистолет, заломили руку за спину и стянули их кожаным ремешком – до боли.
– Эй, поосторожней, – подал я голос, – русского князя вяжете, а ровно татары полонянина.
Ответом мне был увесистый удар по скуле.
– Как смеешь князя бить, смерд! – взъярился я.
– Оставь его, – услышал я за спиной спокойный голос. Он показался мне знакомым.
Я обернулся. Ба! Вот уж кого не ожидал здесь увидеть. Сам Иван Оболенский-Телепнев!
– Долгонько ждать себя заставляешь, князь! – укоризненно молвил он.
– Знал бы, что ждешь, аки тать, пораньше бы выехал, да не один – со всей дружиною своей, – съязвил я. И получил от воина еще один удар по лицу. – За то, что князя бьешь, ответишь, – пригрозил я.
Меня окружили странные мужики.
– Да какой он князь! Поглядите на него, вылитый Юрка Котлов! Что, я его рожу не знаю? Рядом на топчанах сколько спали!
Телепнев подошел ко мне поближе и всмотрелся в мое лицо.
– Вроде похож, – с сомнением в голосе сказал он. – А может, и не он.
– Говорю вам, я не какой-то там Котлов, я – князь Михайлов! И я на своей земле! Почто бесчинства творишь, князь?
– Ну-ка, отойдите все подальше, – сказал Телепнев.
Воины его отошли шагов на двадцать, не спуская с меня глаз.
– Вопросы у меня к тебе есть, князь.
– Хотел бы по-человечески спросить – приехал бы ко мне в Коломну.
– Там видаков слишком много. Ты мне вот что скажи, любезный: почему, как только ты в Москву из Коломны уезжаешь, у меня в доме что-нибудь приключается?
– Боярин, ты в своем ли уме?
– В своем, не сомневайся. Я даже числа сопоставил.
– Не Шклядин ли, сродственничек твой, кляузы на меня шлет?
Не ответил Иван, пожевал губами. Помолчав, он добавил:
– А еще, как ты на татар в поход уехал, странности в доме прекратились.
– Да откуда мне знать, что в доме твоем творится? – пожал я плечами.
– Что-то больно смело ты разговариваешь, непочтительно. Я вот честь тебе оказал, специально к тебе приехал, ожидал.
– Не звал я тебя. А гость незваный хуже татарина. Государю на тебя пожалуюсь. Двоих дружинников убил, на меня напал, связал, даром тебе это не пройдет!
– Ты мне еще угрожаешь?! – Иван засмеялся, хлопнув себя руками по ляжкам. – Да я сейчас прикажу холопам, и ты умрешь. Бывает же, нападают и разбойники, и степняки… Сам погляди: стрелы, что в дружинниках твоих убитых – татарские, и тебя мы копьецом татарским убьем. Не зря брали! – торжествовал московский боярин.
– Все предусмотрел, гад! Только одного ты пока не знаешь!
– Ну-ка, ну-ка! О чем это ты? – скользнул по мне взглядом Телепнев.
– Интересные бумаги я видел! А еще – сам письмецо написал. Так что, ежели найдут меня убитым, бумаги те всплывут, и кое-что к государю непременно попадет.
– Это ты о Шуйских говоришь? – заскрежетал зубами Иван.
– Не только.
– А, побратима Кучецкого вспомнил?
– А хоть бы и так!
– М-да, – задумался Иван. – А что за бумаги?
– Думаю, ты лучше меня представляешь их ценность. И бумаги те задевают честь многих боярских фамилий. Ты хоть и высокий пост при дворе занимаешь, но представь, сможешь ли ты противостоять сразу многим знатным родам? Гнездо осиное разворошить хочешь?
– Молчи! – посуровел-нахмурился князь.
Я видел, что Телепнев раздумывал. И даже предполагал, о чем именно он думает. Убить меня – здесь и сейчас – и получить ворох неприятностей или отпустить?
– Ты блефуешь! Нет у тебя никаких бумаг, – наконец выдохнул он.
Я напряг память. Кое-что – самые первые фразы из бумаг, что в сундуке хранились, я прочитал, прежде чем все поджечь. И потому я почти дословно передал Телепневу первые предложения из нескольких писем.
Видно, их помнил и Иван. Он скрипнул зубами, нервно заходил. Была у него такая привычка – по кабинету ходить.
– Афанасий! Привяжите его к дереву, и уезжаем: не хочу грех на душу брать, сам сдохнет.
Меня примотали веревкой к березе.
Телепнев с ватажкой вскочил на лошадей, до этого укрытых в лесу, и они поскакали по дороге на Коломну.
Господи, я же был на волосок от гибели!
Путы – что веревка вокруг тела, что кожаный ремешок на запястьях – не представляли для меня препятствия, и освободился я от них мгновенно. Вышел на дорогу, подобрал свой пояс и оружие. Опоясался, вложил саблю в ножны, заткнул пистолеты за пояс. Ничего не забрали ратники Телепнева. И в самом деле – зачем? А вдруг потом кто мою саблю узнает? Улика! Ничего не скажешь – умно, дальновидно…
Ознакомительная версия.
