Эймунд ножом разрезал веревку, связывающую запястья Хелье и с раздражением снял конец ее с луки седла. И стал наматывать его на локоть.
Наверху открылись ворота и Ярослав, сопровождаемый Ляшко и Жискаром, стал спускаться вниз на белом коне. Белый конь – дань тщеславию, подумал Хелье.
Племянник Болеслава сидел позади Жискара на крупе. Подъехав к живописной группе, Ярослав сделал приветственный знак рукой. Все поклонились. Дир поклонился тоже и, взяв Рагнвальда за шею, пригнул его к земле. Ярослав закусил губу, пряча улыбку, зато Хелье засмеялся искренне, и все к нему повернулись.
– Не обращайте внимания, – сказал он. – Это я так. Все очень мило и как подобает в случаях.
Он опять засмеялся.
– Позволь, да ведь я тебя знаю! – удивился Ярослав, глядя сверху вниз из седла.
– Это, князь, тот самый плотник, о котором я тебя рассказывал, – тихо сообщил Эймунд.
– Да? Что ж. Ну, посол, вот тебе пленный, отдавай нам Рагнвальда.
– И второго я тоже возьму, – сказал Дир.
– Дир, не надо, – попросил Хелье.
– Надо. Честное слово – надо. Святополк будет к тебе милостив. Будешь служить у меня под началом. Много я с тебя не потребую, не бойся.
Хелье так возмутился, что не нашелся, что ответить.
– Нет, – сказал Ярослав. – Такого уговору не было.
– А уговору… – начал было Дир, и повторил бы весь монолог до конца, включая кубышки, если бы Хелье не прервал его:
– Я остаюсь, Дир.
– Остаешься?
– Здесь.
– Но зачем?
– Так надо.
– Тебя убьют.
– Вряд ли. Бери пленного и езжай.
Он попытался подмигнуть, но глаз болел.
– Вон у тебя под глазом как вспухло, – заметил Дир.
– Это мой личный счет, – сказал Хелье. – Мне и платить.
Эймунд криво улыбнулся.
– Не желаю я, – заупрямился Дир. – Хорошо, не хочешь ко мне под начало – не надо. Но поедем вместе. А?
– Я хотел бы… – сказал Ярослав.
– Помолчи, князь, – сердито перебил его Дир. – Я этому человеку жизнью обязан. А тебе – ничем. Помолчи.
Ярослав сузил глаза. Это было все, что он мог сделать в данный момент. В его распоряжении было полтораста воинов. На противоположном берегу ждали приказа тысячи ратников.
– Дир, бери пленного и езжай, – сказал Хелье строго. – Меня не убьют. Не такие дураки.
– А! – что-то понял Дир. – О! – он прищурился заговорщически и улыбнулся. – Ладно. Тогда ничего. Тогда я поеду. Вот вам ваш Рагнвальд. Поляка давайте сюда.
Когда ладья отошла на достаточное расстояние от берега, Ярослав спешился и подошел к Хелье.
– Второй раз ко мне едешь, и второй раз цели не достиг. Понятно, почему ты отказался ехать с послом.
– Почему же? – нагло удивился Хелье.
– Потому что второй провал тебе бы не простили. Решил стать перебежчиком. Ты не дурак, поэтому наверняка что-то знаешь. С пустыми руками ты бы не сунулся ко мне, скорее бы с послом поехал и попытался бы убежать, не доезжая до другого берега. Говори.
– Что говорить?
– То, что мне нужно знать.
– Продажных женщин обижать стыдно, – сказал Хелье.
– Это ты к чему?
– Я сказал то, что тебе нужно знать. Не знаю, знал ли ты это раньше. Но знать нужно.
– Ясно. Хватит. Привяжите ему камень потяжелее и скиньте в реку, – сказал Ярослав.
– Не спеши, князь, – тихо посоветовал Жискар.
– Не вмешивайся, – огрызнулся Ярослав.
– Так-то ты людей к себе приглашаешь, князь, – заметил Хелье. – Вот оно, твое гостеприимство. Шлешь приглашение, приглашенный приходит, а ты ему камень на шею. – Он представил себе Гостемила в этой ситуации и добавил: – Как это с твоей стороны вовсе не элегантно!
– Приглашение? Друг мой, – сказал Ярослав, – я не приглашаю к себе наемных убийц. Иногда, увы, они приходят сами, без приглашения.
– Что и доказывает, что я вовсе не наемный убийца, ибо меня ты пригласил.
Ярослав вставил ногу в стремя.
– Чего ждете? – спросил он.
– Князь, – сказал Жискар.
– Ну?
Жискар кивком указал ему на Хелье. Ярослав обернулся. Сигтунец протягивал ему какую-то грамоту. Князь вынул ногу из стремени.
– Это что?
– Приглашение.
– Кто же его написал?
– Ты сам, кто же еще, – сказал Хелье.
Ярослав приблизился и взял грамоту из руки Хелье. Прочел.
– И что же? – спросил он мрачно.
– Это ведь ты писал.
– Я. Но адресовано приглашение вовсе не тебе. Его перехватили.
– Не мне?
– Нет. Вот, посмотри, – он повернул грамоту текстом к Хелье и указал пальцем на слово. – Написано – Хелье. Не будешь же ты утверждать, что Хелье – это ты.
– Почему же. Буду.
– Ты – Хелье?
Хелье кивнул.
Ярослав потрогал бороду. У великих мира сего этот жест означает державные раздумья.
– Кто может это подтвердить? – спросил он.
– Тот, кто доставил мне эту грамоту.
– Я могу, – сказал вдруг Ляшко.
Ярослав круто обернулся.
– Он Хелье, – сказал Ляшко. – Я его видел несколько раз в Римском Кроге.
– Это ничего не меняет, – сказал Эймунд. – Впрочем, посол этот… тоже его только что так назвал. Но все равно не меняет.
Ярослав оборотился к Эймунду.
– Нет, не меняет?
– Нет.
Ярослав обвел взглядом воинов. Взгляд его остановился на всаднике со свердом в руках и другим свердом у бедра.
– Верни сверд, – потребовал он.
– Князь… – предупреждающе произнес Эймунд.
Ярослав поднял руку по направлению к нему, и Эймунд умолк.
– Пойдем в детинец, поговорим, – сказал Ярослав.
***
В гриднице князь сел на лавицу, а воеводы встали полукругом. Князь поманил Хелье к себе, и Хелье оказался в центре полукруга, состоящего из Ляшко, Эймунда, Рагнвальда и Жискара. Хелье понравилась склонность Ярослава к театральности.
– Итак, – сказал Ярослав, – я ошибся. Я мог бы сказать – меня дважды ввели в заблуждение. Но это было бы полуправдой. Заблуждение – та же ошибка. И князь не должен позволять вводить себя в заблуждение, тем более дважды. Но все мы люди, и все мы ошибаемся. Ответь – ты тот самый Хелье, который ездил в Константинополь?
Хелье кивнул.
– И тот самый, который присутствовал у реки Скальд?
Хелье снова кивнул. Эймунд оскалился.
– И в Вышгороде бывал, в окна лазил?
Хелье пожал плечами.
– Ты действительно прибыл в Новгород с предложением от конунга Олофа?
– У тебя превосходная память, князь, – заметил Хелье.
– Приношу тебе мои извинения, – сказал Ярослав. – Сердечно прошу тебя меня простить.
Ляшко, Жискар и Рагнвальд переглянулись, а Эймунд вдруг просветлел. Какой блистательный дипломатический ход, подумал он. О, я сделал очень правильный выбор! Князья и конунги – как дети малые, надуют щеки и ни за что свою вину ни перед кем не признают, разве что на плахе или под пытками. А этот взял и попросил прощения – у сопляка тощего безродного! Не сегодня-завтра он себе, князь наш, весь мир подчинит. Этот сопляк расплылся – эвон как, он уже любит Ярослава без памяти, он готов жизнь за него отдать. А ведь сопляк – парень крепкий, целеустремленный, целый день я с ним торчал у Скальда, а он помогал, показывал – и хоть бы бровь дрогнула. И сам же уволок Бориса на плече. И вот Ярослав его без всяких усилий очаровал. И ведь знал, перед кем извиниться! Ляшко вот князь будет без всякой провинности пилить, просто так, от плохого настроения, но никогда прощения не попросит, если не прав – потому что Ляшко никогда такой жест не оценит. А сопляка Хелье он купил сейчас, у всех на виду, всего, с потрохами. Это замечательно. Пусть он подчинит себе мир – я ему помогу. А когда подчинит, я буду править миром от его имени. Очаровывать он умеет и любит, а для правления деятельного слишком мягок и рассудителен. Поэтому в Хольмгарде есть Житник. А в мире вместо Житника буду я.
