– Ну?
Горясер – небольшого роста, юркий молодой человек, улыбнулся наглой улыбкой.
– Привез я вести, господин мой, – сказал он. – Интересные вести. Дорогие вести.
– Ты получишь столько денег, сколько заслуживаешь, – откликнулся Житник. – Не помню, чтобы я когда-нибудь проявил скупость, когда дело касалось твоих услуг. Ты просто негодяй и вымогатель. Говори, что за вести.
– Под Киевом наступило что-то вроде перемирия.
– Вот как?
– Святополк и Болеслав вернулись в город и там хозяйничают, и, надо отдать им должное, весьма неплохо. Один из первых приказов Святополка – об устройстве публичных нужников и системе стоков.
– Ну да?
– Брезглив Святополк. А Болеслав меж тем строит монетный двор. Собирается чеканить монеты, и, поговаривают, со своим собственным профилем. То есть, он себя считает полновластным хозяином города, а Святополка держит при себе просто из жалости.
Житник улыбнулся. Если это действительно так, то Болеслав еще более наивен, чем он, Житник, предполагал. Детей Рагнхильд недооценивать не стоит – как он, Житник, убедился на собственном опыте.
– Еще что?
– По слухам, Марьюшка завела себе нового любовника. Из какого-то знатного рода. Кажется, Моровичи.
– Моровичи? Я знаю многих. Как зовут любовника?
– Доказательств, что он действительно ее любовник, пока что нет. Зовут его Гостемил.
– Знаю такого. Не может быть. Он разве в Киеве?
– Да.
– Удивительно. Более убежденного домоседа я никогда не видел. Если это тот же самый Гостемил, которого знаю я, ему должно быть чуть за тридцать.
– Да.
– Ты видел его?
– Издали.
– Каков он собой?
– Высокий, стройный, надменная осанка, волосы светлые, нос с горбинкой, рот маленький.
– Похоже. Как меняются люди! Стало быть, надоело ему в Муроме, и решил он… Ладно, придется спросить у Неустрашимых. Что еще?
– В Киеве объявился новый городской сумасшедший. Говорит, хоронил Бориса безвинно убиенного. Убили его братья собственные, власть деля, а он его сам хоронил в Вышгороде, а Борис перед смертью очнулся и сказал ему, что хочет видеть Глеба, а ему сказали, что Глеб убит, и Борис заплакал и снова умер.
– Кто ему платит?
– В том-то и дело, что, вроде бы, никто. Я порасспрашивал народ, говорят это какой-то морковник.
– Мы заплатим морковнику и он будет говорить более связно, только и всего. Еще что?
– Ярослав покинул Любеч и едет.
– Домой?
– Нет. В Швецию.
– Что он там забыл?
– Смотрины. Он собирается там жениться.
– Ярослав!
– Да.
– На ком?
– На дочери конунга.
– Правильно, именно это я и хотел ему предложить. Но почему он не посоветовался со мной?
Горясер засмеялся.
– Что ты гогочешь, подлец? Говори.
– Он тебе больше не доверяет, господин мой.
– Совсем?
– Совсем. И когда вернется в Новгород…
– Договаривай.
– Будет трудно. Тебе.
– Что ж. Придется прибегнуть к убеждению.
– Если он не прибегнет к нему раньше тебя.
– Не посмеет, – заверил его Житник. – Кто едет с ним? Сейчас ты за ними последуешь.
– Не проси.
– А?
– Не последую, – сказал Горасер. – В городе – пожалуйста, сколько угодно. А в дороге – слишком много открытых пространств, а вокруг Ярослава слишком много упрямого народу. Ты это знаешь, недаром ведь спросил – кто едет с ним.
– Кто же?
– Во-первых, небезызвестный Жискар.
– Вот ведь сволочь франкская! Кто еще?
– Ляшко.
– Несерьезно. Еще?
– Тот парень, который чуть не сорвал убийство Бориса. Хелье.
– Мне с ним пора познакомиться.
– Вы знакомы.
– Вот как?
– Помнишь, он якобы приезжал в Киев с миссией от Неустрашимых? Ты его и взял, а потом передал им обратно, чтобы они его прикончили за провал?
– Постой, постой. Тощий такой, вертлявый?
– Да.
– И это он чуть не сорвал план Эймунда?
– Он.
– Эка дела творятся. Кто еще?
– Сам Эймунд.
– Сам! А он знает, кто такой Хелье?
– Да. И не возражает. Ярослав их помирил.
Житник побледнел от досады. Пока он торчит в Новгороде, события на территориях идут своим чередом. Нет, Рагнхильд не права – из Новгорода править можно только Землей Новгородской. Если тебе хочется большего, нужен Киев.
– Как скоро он вернется? – спросил Житник.
– Ярослав? Я думаю, через месяц, полтора.
– Мы должны быть готовы, – сказал Житник. – Слышишь? Нанимай и подкупай, сколько хочешь, но мы должны быть готовы. Он ведь наверняка вернется не только с женой, но и с варангами. Приведет тысячи три, четыре. Свежих. Ты понял ли меня, Горясер?
– Понял.
– Иди.
***
Тридцать конников проследовали на северо-запад, мимо Новгорода, не заезжая в него. Пошел снег, восстановились санные пути. В небольшом селении у Лапландской Лужи наняли три драккара, пересекли Лужу с юга на север, и пошли вдоль берега. Балтика оказалась в ту неделю на удивление спокойной и мирной – хороший знак. Сошли с драккаров в Сигтуне.
Толстый Олаф, предчувствуя неудачу, бросил войско в Италии и с небольшим отрядом, переехав Альпы, кратчайшим путем проследовал через территории сперва Хайнриха, а затем Робера, в Ютланд. На десяти кнеррир норвежцы пересекли воды и высадились близ Сигтуны. Опоздали они всего на два дня.
Конунг Олоф принял конунга Ярислифа со свитой в деревянном своем дворце. Помимо славян в свите Ярислифа присутствовал один неприятный норвежец, один уроженец франкских земель, и Хелье.
– Где ты пропадал все это время? – спросил Олоф, не рассчитывавший больше увидеть дальнего своего родственника.
– Ты хотел Ярислифа, вот тебе Ярислиф, – ответил Хелье. – Он хочет жениться на твоей дочери и заключить с тобою немаловажный, очень ответственный союз.
Ингегерд, присутствовавшая тут же, не проявила ожидаемого ярко выраженного интереса к жениху. Хелье отметил про себя, что она выросла и заметно округлилась с тех пор, как они виделись последний раз, а движения ее стали точнее и сдержаннее – что в равной степени можно было приписать взрослению и времени, проведенному в Старой Роще, куда, очевидно, и приезжал на свидания с нею пылкий порочнолицый Рагнвальд. Да, она вела себя сдержанно, и поглядывала на Ярислифа с недоверием, осторожно. Небольшого роста, красивый, мужественный, стройный, с длинными светлыми волосами и щегольской короткой бородой – князь, возможно, ей нравился. Возможно.
Также вопреки ожиданиям, сам конунг Ярислиф глаз не сводил со своей невесты. Едва закончив обмен любезностями с Олофом, он подошел к ней и заговорил. Она ответила. Он прокомментировал ответ. Она засмеялась и снова ответила, и теперь засмеялся конунг. Жених и невеста опоздали к ужину – гуляли в морозном вечернем саду за дворцом и болтали. Старый Олоф не верил своему счастью.
