Пауза затянулась. Надо что-то предпринять. Перехватить инициативу…
– Дай-ка мне свой щит, – попросил Духарев. – Нет, лучше факел мне зажгите и ветку дайте какую-нибудь зеленую. Вон нарубленный лапник, оттуда возьмите.
Так, с еловой веткой в одной руке и факелом в другой Сергей взобрался на одни из саней и призывно замахал огнем.
«Начнут стрелять – успею спрыгнуть», – подумал он. Но лучше обойтись. Прыгать с высоты ему нежелательно. Так в один голос утверждали и парс, и Сладислава. Хотя какая тут высота. Полсажени.
– Я – воевода киевский Серегей! – закричал он, не жалея наработанного в битвах командирского голоса. – А вы кто такие?
Услышали. И стрелять не стали.
Из общей кучи выдвинулись трое. Показали открытые ладони. Один поманил: зачем, мол, орать? Иди к нам.
Духарев слез с саней, опершись на подставленные руки гридня, и двинулся к переговорщикам.
Гридь раздвинулась, пропуская.
– Мы бдим, батька, – негромко сказал ему Развай.
Кто бы сомневался? Сейчас десятка три лучников держат под прицелом и переговорщиков, и вооруженную толпу. Войском такое сборище назвать – язык не поворачивался.
Троица выглядела солидно: во-первых, доспешные. Во-вторых, кряжистые. В-третьих, в себе уверенные.
– Ну так кто же вы такие? – повторил вопрос Духарев.
– Я – Калас, боевой вождь рода Ивицы, – пробасил тот, что стоял в центре.
– Щитобой, боевой вождь рода Серой Цапли.
– Лисянин, боевой вождь рода Медведя.
– Надо же, – усмехнулся Духарев. – Род Медведя, а сам – Лисянин. Нескладно получается.
– Нескладно, да ладно, – проворчал Лисянин. – Говори, чужак, зачем в наш лес пришел?
– Дорога – общая, – заметил Духарев. – Да и лес – ваш ли?
– Наш-наш! – заверил Щитобой. – Не сомневайся, седоусый!
– И дорогой нас не пеняй! – подал голос Калас. – На дороге мы тебя не тронули. Мы не разбойники.
– Это уж как князь решит, – сказал Духарев.
– Какой еще князь? – воскликнул Щитобой. – Ваш, что ли, киевский? Так он на полюдье уехал! О том всем ведомо!
– Почему ж киевский? Ваш, уличский. Князь Артём.
Трое переглянулись.
Потом Калас сказал:
– Он не наш князь и о том знает. Он в наши леса не суется. По Дикому Полю бегает, печенегов бьет.
– А не бил бы – они б к вам прибежали.
Все трое разом заухмылялись. Реплика воеводы их позабавила.
– Глупости говоришь, – заявил Лисянин. – Что степнякам в лесу делать? Они меж двух осин заплутают!
– Ты слова-то выбирай, лис медвежий! – строго сказал Духарев. – Нет уважения к званию моему, так хоть к годам поимей!
Лисянин малость смутился. Не принято у родовичей старшим хамить.
– Печенег, может, и заплутает, – продолжал Духарев. – А вот князь Артём – вряд ли. Он вятичей уму-разуму учил, а ваши леса в сравнении с их чащами – кустики чахлые. Так что зря вы, военные вожди, – Духарев выделил слово иронией, – на настоящих воев исполчились. Только людей зря губите, – он сделал красноречивый жест в сторону «баррикады». – А у них ведь и жены были, и детишки. Сиротами остались.
– Род прокормит, – буркнул Калас, но Духарев не обратил на его реплику внимания:
– А может, вас подбил кто?
Троица вновь переглянулась. Но разобрать выражение лиц Духарев не смог. Темновато.
– Ладно, – сказал он. – Говорите, что хотите от меня, или покончим с болтовней и за дело возьмемся.
– За какое дело? – спросил Щитобой.
– Воинское дело, военный вождь! Воинское! Вы будете лезть, а мы вас – бить.
– Рука-то не устанет? – едко осведомился Лисянин.
– А мы привычные, – усмехнулся Духарев. – Нам с утра до ночи биться – как тебе землю пахать.
– Я не пахарь! – рассердился Лисянин. – Мы, род Медведя, все охотники!
– Ну извини. Тогда как силки на зайцев ставить, чтоб тебе понятней было. Так чего хотите?
– Мы вас пропустим, – после небольшой паузы заявил Калас. – Товары можете с собой забрать. Только оружие оставьте. Поедешь к своему князю, воевода, и скажешь ему, что дани мы больше не платим. И оборонять нас не надо – сами оборонимся!
– Смешной ты человек, военный вождь Калас! – сказал Духарев. – Так мы тебе свое оружие и оставили!
– Если ты боишься, воевода, то зря! – сурово сказал Калас. – Хочешь, пред богами клятву дам, что никого из вас не тронем и ничего не возьмем? Мы не разбойники!
– Я боюсь? – демонстративно удивился Сергей. – Это вы – бойтесь! А уходить нам – не к спеху. Припасов хватает, погода хорошая. Заодно стрелы ваши пособираем. Но тоже, обещаю, вернем. Все до единой!
– Пока вы говорили, батька, они увели наших лошадей!
Это было первое, что сообщил Развай, когда Сергей вернулся в лагерь. Духарев кивнул. Этого следовало ожидать.
– Как же мы – без них? – огорчился Мелентий, когда Сергей перевел ему эту новость. – Надо было их в лагерь забрать!
– И получить кроме врага еще сотню взбесившихся коней? – поинтересовался воевода.
– Почему – взбесившихся?
– А потому, что, когда в коня попадает стрела, ему это не нравится. Ты не знал?
Ромей смутился. Потом спросил:
– И что мы теперь будем делать?
– Ждать.
И ушел к Сладиславе: узнать, как там раненые?
Положение на самом деле было хуже, чем Сергей Иванович нарисовал уличам.
Пищи у них было – дней на пять. В пути главную часть рациона составляли не припасы, а добытая гриднями-охотниками свежатина. Но это еще полбеды. Овес, припасенный для лошадей, тоже можно кушать. Хуже, что почти совсем не осталось дров. А вокруг все же зима. Пусть не лютый, но вполне ощутимый морозец. Гридь-то переживет, а вот раненых надо держать в тепле. И пищу варить…
Ничего! Что-нибудь придумаем. Сергей вспомнил, как во время осады Доростола они сделали лихую вылазку и захватили обоз ромеев. Почему бы и здесь не повторить тот же вариант?
Сергей вызвал Развая и велел посчитать припасы, учитывая и овес для коней. Гридь разбить на смены по десять человек и бдить непрерывно по всему периметру. Уличей вокруг скопилось – видимо-невидимо. В любой момент могут попереть в атаку, наплевав на потери. Тем более что в какую-нибудь из мужицких голов может прийти дельная мысль, что киевлян выпускать ни в коем случае нельзя. Узнает князь: хоть киевский, хоть уличский, – накажет беспощадно. Или они совсем страх потеряли?
Одно хорошо: по зимнему времени трупы не смердят.
Утром от уличей пришел переговорщик. Просил дать похоронить убитых.
– Вороны похоронят! – ответил ему Развай. – Убирайся!
И вбил стрелу ему под ноги. Стрел можно было не жалеть. Собрали почти три тысячи. Каждому гридню – по полному колчану.
