– А с новгородскими не хочешь сговориться?
– Не вижу смысла, они дальше городских стен ничего не видят.
– Ишь, какой стратег нашелся! – засмеялся настоятель. – Почему так решил?
– Тут и решать нечего! Устье Невы оберегать не хотят, Торжок и Вышний Волочок, считай, без дружины.
– А Смоленск?
– Что Смоленск? – не понял Норманн.
– Путь в Царьград идет через Смоленск.
– Разве? Я и не знал, что из Новгорода можно рекой туда пройти.
– По Ловати через Великие Луки. Кстати, там новгородцы хорошую крепость построили.
– Дело в том, что цены в Ромейской империи поднялись, а Новгород продолжает торговать через Смоленск и Киев.
Настоятель озадаченно посмотрел на Норманна, видимо, не часто правители ведут разговоры о торговле. В дверь осторожно поскреблись, в комнату вошел дородный монах. Кофе! Этот запах нельзя спутать! На подносе стояла простая глиняная чашка и медный кофейник, который буквально излучал желанный аромат.
Кофе в России четырнадцатого века? А почему нет? Родина ароматного напитка в Йемене, именно там, в горах Джебель, выращивают знаменитый сорт арабика. А мокко всего лишь способ обжарки зерен на сливочном масле. Если из Персии везут коробочки из тиса с вялеными на меду фруктами, то почему не привезти и кофе?
– Можно и мне чашечку кофе? – попросил Норманн.
– Он горький, – предупредил игумен.
– Знаю, пил и не раз.
– Ты же молод, зачем тебе отвар для улучшения кровообращения?
– Для профилактики.
– Принеси вторую чашку для нашего гостя.
Монах поклонился, и через минуту Норманн сделал глоток ароматного и безвкусного напитка.
– Да кто же кофе так готовит! – Возмущенное восклицание вырвалось непроизвольно.
– Что не так?
– Да все! Его неверно варили! – почти с детской обидой сказал Норманн.
– Ты знаешь, как надо правильно приготовить это снадобье?
– Позвольте мне самому это сделать?
– Филофей, проводи гостя да проследи, чтоб повар рядом стоял и учился.
Нехитрая наука сварить кофе началась с лекции о правильном помоле. Монахи зерна толкли в ступе, затем делали отвар, процеживали и переливали в кофейник. Закон приготовления кофе, как и кузнечное дело, на первое место ставит сохранение целостности структуры. Напиток делают непосредственно в кофейнике и разливают прямо в чашки, при правильном помоле ни одна крупинка не попадет в рот.
– А ты прав! – сделав маленький глоток, вынес вердикт настоятель. – Вкус совершенно другой, более приятный.
– Кофейной жижицей можно вывести прыщи с лица.
– Смотрю на тебя и удивляюсь: и воинское дело знаешь, и кузнец, и иконы пишешь. Не поделишься талантом?
– Учеников дадите?
– Дам, иконописи учи. Храмы строим, а стены пустые.
– Только не каждый монах в ученики сгодится.
– Бесталанных обратно пришли, не жалей. Не каждому человеку дано сие умение.
– Не дадите ли листок бумаги?
– Бери. – Настоятель указал на стоящую у окна конторку.
Норманн обмакнул перо, критически глянул на стоящего у двери монаха и начал рисовать. Дородная фигура и болезненное лицо делали Филофея легкоузнаваемым, однако в фигуру надо вложить совершенно иное. Любой, глянувший на рисунок, в первую очередь должен увидеть монашеское смирение. Не покорность, не услужливость, а именно смирение в вере. Общий контур сложился сразу, а дальше застопорилось, явно чего-то не хватало. Опасаясь сделать лишние линии, Норманн нарисовал дверь, стену, и тут как бы прорвало. Простота убранства, скромность обстановки, стираная-перестираная ряса с аккуратной штопкой – все эти мелкие детали помогли увидеть и написать нужный образ.
– Посмотрите, отче. – Норманн положил на стол законченный рисунок.
Настоятель примерно с минуту не отводил глаз от сероватого листочка бумаги, затем начал сравнивать с оригиналом. Даже подошел к монаху, потрогал его лицо, провел старческой рукой с вздувшимися венами по стене, погладил дверь и снова сел.
– Невероятно! Вроде бы не похож, и в то же время ты изобразил его абсолютно правильно.
– Это называется живопись, показывают не внешнее сходство, а суть человека.
– Зачем ты это сделал?
– Показать разницу между иконой и простым портретом человека.
– Зачем ты это сделал? – повторил настоятель.
– Чтобы наши потомки смогли увидеть своих пращуров, ощутить наш духовный мир, понять жизнь ушедших веков.
– Ты хочешь рисовать людей?
– Для этого необходимо много времени. Я научу монахов, а сам сделаю ваш портрет.
– Меня?! – пораженно воскликнул настоятель. – Я в монашестве! У меня нет и не может быть потомков!
– Ошибаетесь! Эти стены будут стоять и через сто, и через пятьсот лет. И те, кто придет сюда, должны увидеть лица основателей.
– Хочешь разбудить во мне гордыню?
– Не то говорите! Гордыня – когда не служат, а выслуживаются!
– Ты со мной споришь, это хорошо. Подвох, когда убеждают и склоняют на свою сторону.
– Я научу монахов писать иконы, рисовать пейзажи и людей.
Игумен подошел к окну и застыл в глубоком размышлении.
Вологодское областное училище культуры конечно же не давало глубоких теоретических знаний. Здесь прививали практические навыки с упором на народные промыслы, но историю живописи студентам читали. Что такое эпоха Возрождения? На самом деле это последствия гибели Византии и бегства греков в Италию. В Европе не было никакого духовного возрождения, всего лишь знакомство с научными и культурными достижениями Ромейской империи. Норманн это прекрасно знал, как и то, что русские священники обучались в греческих академиях. Поэтому спокойно нарисовал монаха, не опасаясь загреметь в пыточную. Игумен уже видел картины, любовался статуями греческих богов и с точки зрения гуманитарного образования знал намного больше Норманна.
– По силам ли тебе задуманное дело? – возвращаясь к столу, спросил игумен и смахнул со щек слезинки. И продолжил, заметив на лице своего гостя смущенное удивление: – Через тебя родину вспомнил, я сюда с Афона приехал. Монастырь основали мои соотечественники.
– Вы грек?!!
– Что тебя удивляет? Сергий и Герман пришли сюда во времена крещения Руси. Раньше на острове было капище Велеса.
– Вы поможете мне? Я хочу построить Академию.
– Ты хочешь осилить неподъемную тяжесть. Построишь монастырь, уговоришь приехать сюда десяток наставников. А дальше что?
– Они начнут учить.
– Академия сразу станет духовным центром, а резиденция митрополита в Москве.
