И очень уж ему хочется, чтобы царевич последовал его примеру. Да уж. Думается, дали бы владыке полную волю – Русь бы вскоре и до костров докатилась. Жаль только – не дают, да и ратников у него кот наплакал, вот и остается просить их у Годунова, что он и сделал прямо за столом. Дескать, надобны ему оружные людишки, чтоб не приключилось худа с теми попами и мнихами, коих Гермоген собирается послать посечь и пожечь бесовский соблазн в виде деревянных идолищ и язычных кумирен.
Вон рассказывал ему побывавший в Казани монах Трифон, как он в молодости сжег огромную ель у остяков, к которой собирались для жертвоприношений и с Печеры, и с Сильвы, и с Обвы, и с Тулвы. Даже остяцкие и вогульские[23] князья и те наведывались. И монах дерево это во славу божию срубил, а все нечестивые жертвы, что висели на нем – ткани, шкуры зверей и прочее, – спалил вместе с самой елью. Так эти самые остяки с вогулами так его, несчастного, отлупили, что он еле-еле утек из тех мест. Вот как безвинно страдают проповедующие слово божье. А если бы там был хоть с десяток ратников, то язычники нипочем бы не осмелились поднять на монаха руку.
– А ты яко о том мыслишь, княже? – шепотом осведомился сидящий подле меня архимандрит Феодосий.
Мне было что сказать ему. Если кратко, то я мыслю, что свинья этот монах, вот и все. Да и отлупили его поделом. Жаль только, что маловато врезали, коль он до сих пор в силах ходить и проповедовать. Гуманисты эти остяки с вогулами, а князья их – либералы.
Но вместо всего этого я, и тоже шепотом, в тон настоятелю монастыря произнес совсем иное, хотя и здесь не покривил душой:
– И я думаю, что, будь там ратники с пищалями, все обернулось бы иначе.
А митрополит все не унимался, грозно предвещая, что ежели святые проповедники и впредь останутся пребывать без ратной защиты, то неминуемо оскудение в вере и в русских людях. После чего Гермоген вновь осведомился у царевича, полуповелительным тоном спросив:
– Так яко с ратниками? Там ить рати да стратилаты[24] не надобны – довольно и двух-трех десятков кажному монаху.
Годунов открыл было рот, но ничего не сказал, лишь поморщился, поскольку я успел наступить ему на ногу. Он повернулся в мою сторону и, заметив, как я еле заметно мотнул головой, опешил.
– Так что, Федор Борисович? Подсобишь свершить благое дело? – не унимался Гермоген.
Царевич вздохнул и уклончиво ответил:
– Ныне у меня сызнова воевода объявился, потому негоже мне чрез его главу решать.
– Так оно и хорошо, что объявился, – расцвел в улыбке Гермоген. – Как же, как же, наслышан, князь, про дела твои богоугодные. Да и имечко тебе подходящее при крещении дадено – слыхал, поди, про великомученика Феодора Стратилата, кой змия одолел?
– Меня вообще-то в честь другого мученика Феодора нарекли, – вежливо ответил я.
– Ништо, – великодушно махнул рукой митрополит. – Все одно, по делам своим ты истинный стратилат. Ведомо мне, яко ты ляхов из святых храмов за шиворот выволакивал да рожами в грязные лужи окунал.
Хорошо, что у меня во рту к тому времени ничего не было, иначе обязательно подавился бы, а так я лишь рот чуть-чуть приоткрыл от изумления, да и то быстро спохватился.
– С таким воеводой никакие кумирни не устоят, – угодливо встрял в разговор и архимандрит Феодосий. – Ежели уж он, обружась единой токмо православной верой и с одним крестом в руке, сразу пятерых ляхов с сабельками одолел, то идолища зырянские сокрушить ему и вовсе раз плюнуть.
Нет, надо было мне хотя бы во время молебна повнимательнее прислушаться к тому, о чем перешептывается народ, стоящий сзади, а теперь вот думай да гадай, чего я еще натворил.
Федор, лукаво улыбаясь, в свою очередь добавил:
– Он таковский.
Я деликатно кашлянул и, не зная, каким еще образом подать ему знак, чтобы он как-нибудь избавил меня от великого похода на безбожных зырян, вновь наступил ему на ногу.
– А убытка от того не будет, – веско добавил Гермоген. – Скорее уж напротив, потому как ежели опосля подале пройти, к тем же остякам с вогулами, то слыхал я, что они идолищу поганому кланяются, а идолище то – баба, да из злата вся содеяна. Так ты злато себе приберешь да ратников одаришь али на богоугодное дело употребишь – оклад, к примеру, для Федоровской иконы. Баба-то, как я слыхивал, не менее двухсот пудов весит, так что на все хватит.
Годунов меж тем недоуменно нахмурился и, прищурившись, продолжил, глядя на меня:
– Отчего ж не отпустить воеводу. Он и сам в бой рвется – вона яко глазоньки-то блестят.
Я хотел наступить на ногу в третий раз, сигнализируя, что он понял меня превратно, но не успел, поскольку Федор, закончив с преамбулой, повел речь именно так, как мне и хотелось:
– Вот токмо сказывал он мне по пути сюда, что привез какие-то новые повеления от нашего государя Дмитрия Иоанновича, а в тех повелениях бог весть что указано. – И его густые брови еле заметно приподнялись, вопрошая: правильно ли?
Ай да престолоблюститель! Не только с себя ответственность снял, но и мне заодно подсказал, на кого перевести стрелки, чтоб не ссориться с церковью. На глазах растет орленок. Оставалось благодарно кивнуть, благо что мы с митрополитом сидели по разные стороны от царевича, так что Гермоген ничего не видел, и в тон царевичу продолжить:
– Есть повеления, владыка, – изобразив скорбь, ответил я. – Да не одно, а много их. Ныне за праздничной трапезой вроде как негоже их оглашать, да и терпят они денек, но что касаемо ратников, то, к своему величайшему прискорбию, вынужден тебе отказать – иные дела их ожидают.
Гермоген недовольно засопел, но крыть было нечем – не катить же бочку на царя, да и неизвестно, что он мне поручил. Хотя это он как раз попытался выяснить, но безуспешно. Я отделался тем, что поручения тайные и знать о них помимо меня дозволено только двоим – престолоблюстителю и второму воеводе Христиеру Мартыновичу Зомме.
В остальном же разговоры шли о дальнейших благодеяниях для церкви, причем в основном они касались земель, расположенных севернее Вятки, поскольку все прочие отданные Федору входили в иные епархии, подчиняясь либо патриарху, в том числе и Кострома, либо ростовскому митрополиту, либо пермскому епископу. Словом, бардак, и я мысленно поставил себе еще одну галочку, чтобы при первой же оказии поговорить с Дмитрием об этом – лучше сосредоточить все в руках одного человека, с которым куда проще вести дела.
Однако завуалированным вымогательствам Гермогена я сразу постарался поставить заслон, действуя тактично, но твердо, заметив Федору как бы между прочим, что пока лишних денег нет.
