А что касательно нашей родной Кубани, то здесь пока все шло своим чередом. Большая часть строевых частей Кубанского Казачьего Войска вернулась домой. И только Отдельный Кавказский корпус генерала Баратова, который находился в далекой Персии, брошенный и позабытый, все еще продолжал вести военные действия против турок и пробивался на родину. В остальном же казаки добрались до Кубани вполне благополучно и тихо разошлись по своим хатам.
Все узловые станции на Кубани заняты отрядами красногвардейцев, которые в открытую готовились к захвату власти на местах и никого не боялись. В Екатеринодаре созвана Кубанская Рада, и сформировалось наше самостийное правительство с курсом на отделение от России. Однако сейчас такое время, что у кого сила, тот и прав. А у Кубанской Рады, несмотря на поддержку казачества, своих вооруженных формирований практически нет. Есть генералы, знамена и регалии, штабы прославленных полков, дивизий и корпусов. Однако нет воинов, готовых положить за Раду свои жизни. Следовательно, ее власть пока иллюзорна. На данный момент с самостийниками только 1-й Черноморский полк и примерно тысяча добровольцев из офицеров. И против всей той огромной массы солдатских отрядов, которые попали на Кубань еще при Временном правительстве, а теперь примкнули к большевикам, это немного.
Единственная наша надежда на Дон, где атаман Каледин толкует казакам про опасность большевизма, а генерал Алексеев начинает собирать Добровольческую армию. Хотя, конечно, положение у донских казаков, как и у нас, не завидное. Уже сейчас они вынуждены воевать на два фронта, где есть враг внешний и враг внутренний. С одной стороны отряды большевиков давят, а с другой иногородние, которых на Дону больше чем у нас, да казаки из голытьбы готовы в спину ударить. Кто опасней, не ясно. По этой причине вместо того, чтобы свою жизнь обустраивать, экономику крепить и армию собирать, донцы вынуждены тратить свою немалую энергию и силы на борьбу между собой...
Утро 29-го декабря началось для меня с того, что вместе с братом Мишкой я отправился на охоту. Выехали налегке, по полям зайцев погонять. У брата дробовик, а я на всякий случай взял винтовку. Времечко нынче лихое, мало ли что и кто в степи повстречается. Да и волки в наших краях не редкость.
Мы направились в сторону хутора Еремизино-Борисовского, где возле речушки Кривуша всегда хорошая охота. А поскольку торопиться нужды не было, ехали не спеша. Больше за жизнь беседовали, чем звериные следы высматривали, а разговор вели обычный. Мишку интересовала война, подвиги и полковые байки, а меня станичные новости и слухи. Настроение было хорошее и вдруг, прерывая нашу беседу, по полям разнесся сухой звук одиночного винтовочного выстрела.
Щелк!
Звук прилетел от дороги – она по левую руку от нас. Поворачиваем лошадей и мчимся туда. Я еще не знал, что случилось, и кто стрелял. Но сердце захолонуло от предчувствия чего-то недоброго.
«Вот и все, - промелькнула у меня мысль, - кончилось спокойное время».
Как показали дальнейшие события, я был прав, и чутье меня в очередной раз не подвело.
Щелк! Щелк! Еще два выстрела, и наши кони вылетели на небольшой курган.
С высотки мы увидели, что по дороге несутся сани-розвальни, а в них два человека. Первый погонял каурого конька, торопил его. Второй лежал в санях навзничь. Он пытался привстать, приноровиться и выстрелить из пистолета. А вслед за ними, догоняя беглецов и на ходу постреливая из кавалерийских карабинов, мчались три всадника. По виду казаки, да вот только на их папахах красные полосы виднелись. Раз так, то люди, которых они пытались догнать, скорее всего, нам друзья.
- Я возницу знаю, это Мыкола, хороший парень с Еремизино-Борисовского хутора, - сказал Мишка и сдернул с плеча дробовик, который здесь и сейчас против карабинов бесполезен.
- Тогда вступимся за него, - ответил я, спешился и приготовил к бою хорошо пристрелянную винтовку. - Ты пока за курган отойди.
- Да я... - попытался возразить Мишка, но я его одернул, и он, вынужденный подчиниться, спустился с высотки.
Теперь, когда младший родич в безопасности, можно и повоевать. Всадники меня уже заметили. Двое отделяются от погони и приближаются. Расстояние небольшое, метров семьдесят, и хотя противников двое, положение у меня лучше. Можно повоевать.
Я спрятался за лошадью и твердо встал на земле, а красные внизу и в скачке. Прицеливаюсь. Делаю первый выстрел, и передовой противник валится в снег. Целюсь во второго, но тот резко поворачивает своего буланого жеребчика и, нахлестывая его нагайкой, мчится в сторону. Мог бы и его свалить, но лишний грех на душу брать не стал. Тогда я еще не до конца понимал, что каждый враг, которого ты пожалел, еще один ствол, который будет смотреть в твою грудь в будущем.
Третий казак с красной полосой на папахе увидел, что один из его товарищей убит, а второй удирает. После чего он сначала остановился, а затем последовал за беглецом, развернул коня и помчался назад по своим следам. Меня это устраивало и, поручив Мишке обыскать убитого мной всадника и поймать его лошадь, я запрыгнул в седло. После чего направился к саням, которые уносились к нашей станице, и вскоре мне удалось их догнать.
Возница, плотного телосложения парень с округлым простодушным лицом, наконец-то сообразивший, что погони за ним больше нет, остановился. А затем, выскочив на снег, он стал обтирать своего почти загнанного каурку соломой. Ну а, увидев меня, парень добродушно улыбнулся, взмахнул рукой и громко сказал:
- Благодарю, господин подъесаул.
- А ты меня разве знаешь? - удивился я.
- Видел вас в станице.
Я посмотрел в сани, и обнаружил второго человека. На соломе, обессилев и потеряв сознание, зажав в руке «наган», лежал бледный тридцатилетний мужчина. Одет он был просто и без изыска, но по виду не иначе как из дворян. Брюнет, красивое лицо с правильными чертами лица, а во всем облике, несмотря на бессознательное состояние, была некая холеность. Не часто таких людей в наших краях встретишь. Таким более пристало в Санкт-Петербурге, ныне Петрограде, по паркетам дворцовым ходить, а потому запоминаются подобные типажи быстро.
- Кто это? - кивнув на человека, спросил я Мыколу. - И почему за вами погоня?
- Вчера к нам постучался, сказал, что офицер с Дона. Ездил с товарищами в Екатеринодар, а на обратном пути в хуторе Романовском их красногвардейцы переняли. Друзей его насмерть прикладами забили, а он смог вырваться, и сутки в нашу сторону по степи мчал. Вроде бы не врал, и коня его мертвого за околицей нашли. Еще он сказал, что за ним может быть погоня, и попросил его не выдавать. Батя подумал и решил, что у нас неспокойно. Поэтому велел раненого с утра к вам в Терновскую отвезти. Только Кривушу переехали, а тут и красные появилась. Так что если бы не вы, постреляли бы нас.
