Постепенно его охватило ощущение нереальности происходящего, вызванное грохотом орудий и запахом горящего пороха. Казалось, он вечно будет лежать тут и стрелять в ничто, в дым. Потом реальность отступила еще дальше, осталась только мушка прицела, выделяющаяся в аморфном тумане. Уши Шона заполнила оглушительная тишина, погасившая звуки битвы. Он был одинок и спокоен; от одуряющих потоков дыма и непрерывных одинаковых движений – зарядить, выстрелить – его тело отяжелело, а ум отупел.
Неожиданно это прекратилось. Над ними словно пронеслись с шумом гигантские крылья, вращаясь, расширяясь, вырастая в небе, как цветок.
– Что за…
– Шрапнель! – выдохнул Сол. – Теперь им конец.
С грохотом и треском бурские норденфельдты высаживали на равнину свои ватные цветы дыма, обрушивая на орудия и еще работающих у них людей свистящую, ослепляющую сталь.
Потом послышались голоса. Ошеломленному орудийным грохотом Шону потребовалась минута, чтобы определить их источник. Он совсем забыл о пехоте.
– Сомкнуть ряды! Держать строй!
– Не бежать! Спокойней, ребята. Не бежать.
Длинные ряды людей, которые выгибались и снова распрямлялись по приказам офицеров. Держа строй, солдаты неторопливо шли, прижимая к груди ружья; вот они миновали пушки. За ними на равнине оставались фигуры в хаки; некоторые лежали неподвижно, другие дергались и кричали.
Но как только в рядах появлялись бреши, их тут же заполняли под крики:
– Сомкнуть ряды! Сомкнуться на фланге!
– Они идут на железнодорожный мост. – Шон почувствовал приближение катастрофы. – Разве они не знают, что он разрушен?
– Надо остановить их.
Сол поднялся и встал рядом с Шоном.
– Почему эти придурки не держатся ориентиров? – гневно выкрикнул Шон вопрос, на который не было ответа. Он сделал это, чтобы потянуть время, отсрочить миг, когда придется покинуть непрочное укрытие из травы и выйти на открытое место, под шрапнель и огонь «маузеров». Страх вернулся. Шон не хотел выходить туда.
– Пошли, Шон. Мы должны их остановить.
И Сол побежал к приближающимся рядам пехотинцев; он походил на тощую маленькую обезьяну. Шон глубоко вдохнул и на мгновение задержал выдох, прежде чем последовать за Солом.
В двадцати шагах перед первым рядом пехоты энергично вышагивал на длинных ногах офицер с обнаженной шпагой в руке.
– Эй, вы! – крикнул ему Шон и замахал шляпой, чтобы привлечь внимание. Это ему удалось. Офицер посмотрел на него яркими голубыми глазами (как уколол штыком), и нафабренные кончики его усов дернулись. Он зашагал в сторону Шона и Сола.
– Вы идете не к тому мосту, – крикнул Шон высоким от волнения голосом. – Мост взорван, там не перейти!
Офицер подошел к ним и остановился.
– А вы, к дьяволу, кто такие, позвольте узнать?
– Проводники… – начал Шон и дернулся – пуля из «маузера» ударила в землю у его ног. – И уберите эту вашу проклятую шпагу! Она понадобится вам на том берегу, где ждут буры.
Офицер, полковник, судя по знакам различия на плечах, посмотрел на Шона, нахмурившись.
– Обратитесь по форме, сержант.
– К черту! – ответил Шон. – Поворачивайте отряд к дорожному мосту. – Он показал на металлическое сооружение слева, которое виднелось сквозь колючие деревья. – Если будете продолжать идти в этом направлении, вас разорвут на куски.
Еще мгновение полковник смотрел на Шона своими колючими глазами, потом поднес к губам серебряный свисток и резко свистнул.
– В укрытие! – закричал он. – В укрытие!
Первый ряд немедленно залег в траву. Остальные ряды утратили свою стройность, солдаты колебались.
– В деревню! – крикнул кто-то. – Укрыться в домах!
И вся тысяча солдат наперегонки бросилась укрываться в пустых домах Коленсо.
Они бежали по тихим улицам, ныряли в двери и окна.
Через тридцать секунд все исчезли.
– Теперь в чем дело? – спросил полковник, снова поворачиваясь к Шону. Шон, сознавая, что они стоят открыто и что в отсутствие других целей буры начинают проявлять к ним повышенный интерес, нетерпеливо повторил свое объяснение.
– Вы уверены?
– Черт побери! Конечно, уверен. Мост разрушен, а все проволочные заграждения сброшены в реку. Вам по нему не пройти.
– Идемте со мной.
Полковник пошел к ближайшему дому, Шон за ним. Впоследствии он никак не мог понять, как ему удалось пройти эти сто ярдов и не побежать.
– Ради Бога, уберите шпагу, – сказал он полковнику под свист пуль.
– Нервничаете, сержант?
Полковник впервые улыбнулся.
– Вы чертовски правы.
– Я тоже. Но я не могу допустить, чтобы мои люди поняли это, верно? – Он поправил перевязь на поясе и сунул под нее шпагу. – Как вас зовут, сержант?
– Шон Кортни, Натальский корпус проводников. А вас?
Шон инстинктивно пригнулся, когда мимо его головы просвистела пуля, и полковник улыбнулся фамильярности вопроса.
– Ачесон. Джон Ачесон. Второй батальон шотландских стрелков.
Они дошли до дома. Не в силах больше сдерживаться, Шон благодарно нырнул в кухонную дверь и обнаружил внутри Сола. Тот протянул Шону сигару и поднес спичку.
– Эти сумасшедшие южане! – сказал он. – Да и ты не лучше – прогуливаешься в разгар боя.
– Ну хорошо, Кортни. – Ачесон тоже вошел в кухню. – Давайте рассмотрим положение дел.
Он молча слушал, пока Шон передавал все подробности. Шону приходилось повышать голос, чтобы перекричать свист и грохот бурской артиллерии и рев тысячи ружей Ли-Метфорда, отвечавших из окон и дверей деревенских домов. Кухню превратили в перевязочную, и стоны и шепот раненых усиливали сумятицу и шум.
Когда Шон договорил, Ачесон подошел к окну. Он посмотрел на железнодорожную линию, где в парадном строю стояли орудия, но молчали. Уцелевшие артиллеристы уносили своих раненых в глубокую донгу – ущелье в тылу батареи.
– Бедняги, – прошептал Шон. Он видел, как одному из убегающих артиллеристов пуля попала в голову, так что каска отлетела в розовом облаке крови.
Это зрелище как будто подействовало и на Ачесона.
– Ну ладно, – сказал он. – Пойдем по дорожному мосту. Идемте, Кортни.
За ними раздался крик, и Шон услышал, как упал человек. Но не оглянулся. Он смотрел на мост впереди. Хотя его ноги механически двигались, мост как будто не приближался. Здесь, у реки, колючие деревья росли гуще и давали некоторое укрытие от пуль безжалостных стрелков на противоположном берегу. Но люди продолжали падать под свист шрапнели.
– Давайте перейдем! – крикнул сзади Сол. – Займем лучшие места на той стороне.
– Идем, – согласился Шон, и они побежали. Они первыми вбежали на мост, Ачесон за ними.
Выкрашенный серой краской металл покрылся шрамами от пуль, но – о чудо! – мост неожиданно кончился. Они очутились на противоположном берегу Тугелы.
Рядом с дорогой тянулась дренажная канава, и оба с облегчением нырнули в нее. Шон оглянулся. По мосту бежала масса людей в хаки; всякое подобие порядка исчезло, когда солдаты вошли в узкое горло моста, а бурские пули продолжали косить их.
Перебравшись через мост, передовые рассыпались по берегу в обе стороны, а на мосту шла настоящая бойня. Плотная масса бранящихся, сердитых, испуганных и умирающих людей.
Увиденное ужаснуло Шона.
Мертвые и раненые падали через низкие перила моста в бурные воды Тугелы, чтобы утонуть или попытаться добраться до берега. Но поток людей на мосту не иссякал. Перебежавшие укрывались в канавах и за склоном речного берега.
Шону было ясно, что атака захлебывается. Когда уцелевшие прыгали в канаву и прижимались к ее дну, Шон по их лицам видел, что они вконец лишились присутствия духа. Бойня на мосту уничтожила дисциплину, которая удерживала людей в аккуратно двигавшихся рядах; рядовые и офицеры смешались в усталую испуганную толпу. Группы, залегшие в канавах и на берегу, были разъединены; укрытий для продолжавших прибывать людей не хватало. Огонь буров не ослабевал, мост был забит грудами тел, и теперь каждой следующей волне приходилось перебираться через них, наступая на мертвых и раненых, а пули из бурских ружей продолжали хлестать по ним, как принесенный ветром дождь.
Ручьи яркой свежей крови стекали по опорам моста, страшно выделяясь на коричневой краске, поверхность реки окрасилась в шоколадно-коричневый цвет, и пятно этого цвета медленно расширялось вниз по течению. Тут и там отчаянные голоса пытались перекрыть какофонию боя в попытках навести порядок.
– Здесь двадцать первый. Начиная с меня двадцать первый.
– Огонь без приказа. По высотам. Десять быстрых выстрелов.
– Носилки сюда!
– Билл! Где ты, Билл?
– Боже! Господи Иисусе!
– Вставайте, парни! Вставайте!
– Двадцать первый, примкнуть штыки!
Некоторые по плечи высунулись из канав, отвечая на огонь буров, кое-кто уже пил из фляг с водой. Сержант пытался исправить заклинившее ружье и негромко бранился, не поднимая головы. Рядом с ним, прислонившись спиной к стене, широко расставив ноги, сидел человек и смотрел, как кровь течет из раны в его животе.
