которые раньше работали на Батисту, а теперь гордо называют себя Повстанческой армией.
— La mierda del toro! Вот они кто, а не повстанческая армия. — Скривился Арнальдо. — Самое обычное бычье дерьмо!
— Очоа! — Сморщила свой носик Вильма. — Не выражайся так, пожалуйста, при мне.
— Прости, сестричка! — Арнальдо сделал виноватое лицо, развёл руками и потупил взгляд. — Не смог сдержаться.
— В каком количестве? Есть информация? — Подал голос Рауль.
— Около двух тысяч червей, предателей — гусанос. Сраных прихвостней Батисты. Плюс поддержка американцев, ещё человек пятьсот. И авиация… И это только первая волна. После занятия плацдарма, прибудут основные силы.
— Сука! Это точная информация? Какой источник? — Нахмурился Рауль. — Погоди… Ты же был у сеньоры Кеннеди… Это от неё?
Все сидящие в комнате дружно переглянулись и заулыбались. Кажется, крики Первой леди распространились далеко за пределы её комнаты.
— Этой информации можно верить? Она не дурачит тебя?
— Судя по тому, что мы слышали, — с укором заметила Вильма, и осуждающим взглядом посмотрела на меня, — допрос миссис Жаклин был с пристрастием и обманывать она не будет.
— Именно! — Заметил я и помимо воли улыбнулся: — Ну и дураки же вы!
— Так, ладно! Хватит дурачиться! — Рауль нахмурился и обвёл все грозным взглядом. — Давайте теперь серьёзно. Алехандро, давай всё ещё раз и подробнее.
— Утром 15 апреля восемь американских бомбардировщиков B-26 под кубинскими флагами и опознавательными знаками нанесут удары по трём нашим военным аэродромам, чтобы стереть с лица земли нашу авиацию. Это будет первый удар… Потом будет высадка десанта…
Дальше я в деталях перечислил всё, что помнил об этих событиях. Лица моих друзей мрачнели с каждой минутой всё сильнее. Но помимо этого, я видел в них упрямство и желание бороться. Мы не впервые попадаем в такую ситуацию. Скажу больше, мы были в ситуациях гораздо хуже, когда маленькой горсткой революционеров шли против многотысячной армии Батисты… И мы даже тогда выжили. Выживем и сейчас. Я это точно знаю…
— Что будем делать, Алехандро? У тебя есть план? — Донесся до меня уверенный и серьёзный голосок Вильмы, как только я закончил доклад.
Моя ты девочка! Ты всегда слепо верила мне, чтобы я не делал. Верит и сейчас. Верит, что я смогу победить американскую армию даже голыми руками. В чём-то она права. Тогда мы надрали американцам задницу, надерём и сейчас.
— Вот что мы сделаем…
На разработку операции, вернее, на уточнение деталей уже давно свершившейся для меня операции, в которой я уже однажды участвовал, мне потребовался час. Арнальдо внёс несколько хороших поправок, предложил провернуть фокус с нашими аэродромами, и на этом наше маленькое но очень важное и переломное в судьбе страны собрание подошло к концу. Осталось только закрепить всё пламенной патриотической речью…
Но от пламенных речей я давно устал. Сейчас я хотел обратиться к ним как к старым и верным друзьям, чтобы не потерять их, как потерял когда-то. Возможно, даже это мне удастся изменить в этом мире, в этой версии реальности…
— Послушайте меня внимательно. — Я встал и посмотрел каждому из присутствующих в глаза. Гомон тут же стих, и парни обратили взгляды в мою сторону. — Вы все знаете, как я люблю толкать речи…
— Алехандро! Кому как не нам это знать!
— Это точно!
— Мой вождь, мы готовы слушать тебя хоть сутками!
Парни одобрительно загалдели и зашумели, но я поднял руку, и всё снова стихло. Пора что-то менять. Пора исправлять ошибки будущего, и когда это делать, как не сейчас. Не сразу, конечно. Но заложить маленький кирпичик в основание…
— Сегодня речь будет краткой. И не о предстоящей битве. В ней мы точно победим, в этом я уверен. А вот что будет с нами дальше… — Секунду я помолчал и продолжил. — Сейчас мы на кураже. Мы думаем, что мы самые сильные, самые везучие, самые умные и самые непогрешимые. С первыми пунктами я соглашусь, — снова довольный гомон, — а вот с последним — нет. Мы не непогрешимые. Наоборот, к нам требования теперь буду ещё строже, чем к обычным людям. Я люблю каждого из вас, как братьев, и как сестру, — кивок в сторону Вильмы. — Каждый из вас готов отдать жизнь за меня, а я за любого из вас…
— Что это значит, Алехандро? О каких требованиях речь?
— Если хоть один из вас украдёт или свяжется с дурью, или позволит себе преступить закон, я лично пущу тому пулю в лоб. — Кажется, тишина ещё не была такой гнетущей.
— Алехандро. Объяснись, зачем эти угрозы! — Нахмурился вспыльчивый Арнальдо.
— Поймите, если не соблюдать простые правила, не оставаться людьми, мы сами станем грязью. Вся правда рано или поздно вылезет наружу и наши имена смешают с говном. Всё что мы делали, к чему стремились — всё это пойдёт прахом. Мы должны быть настолько идеальными, чтобы ни у кого даже мыслей не возникло, что ты, Арнальдо, или ты Рауль, можешь украсть, убить или обмануть. Сама эта мысль в умах людей должна вызывать отторжение…
Да, знаю. Пока всё что я им говорю, мало что значит для них. Они мало что поняли, но это только первый шаг. Иначе, мне снова придётся наступать на те же грабли…
В 1989-м году я прикажу казнить своего друга, генерала Арнальдо Очоа Санчес. Вместе с Арнальдо и Раулем мы партизанили в горах, голодали, спасались от солдат Батисты и пытались выжить, а потом, так же вместе вошли в освобождённую от солдат Батисты Гавану. Очоа будет одним из тех, кто через пять дней разгромит наёмников, высадившихся в заливе Свиней. О нём будет писать Габриэль Гарсиа Маркес.
Этот безгранично преданный революции и мне лично Человек, Друг, Товарищ в 1984-м году получит от меня звание «Герой Республики Куба» — звание, которое носил только один человек в истории. Я помню это, словно это было вчера. И вот через пять лет поле этого я вынесу ему смертный приговор!
Всё потому, что он снюхается с этим сраным Пабло, с его наркотой, толкаемой через нас в США.
Глава МВД Хосе Абрантес… Это сейчас он сопливый преданный революции двадцатипятилетний пацан, сидящий рядом с Арнальдо и внимающий каждому моему слову, слепо следующий за своим кумиром, за мной. Но скоро он заматереет и станет одним из влиятельнейших людей Кубы. А в 1989-м будет руководить расследованием дела Очоа, своего друга, с которым он сидит сейчас рядом. Будет руководить тем, к чему сам был причастен многие годы. Смешно. Сейчас. Тогда в 89-ом мне, сидящему за спинами судей, смешно не было.
Хосе арестуют через
