од нами довольно большой город, разбросанный на холмах. Черепичные крыш и, белые шоссе, трубы и бараки кирпичных заводов, вокзал, сеть рельсов. Кастамония? Влево мелькают шесты радиостанции и палатки аэродрома. Ангора!»
Голованов был почти одного со мной роста, только более щуплый, какой-то весь усохший. Я еще шёл с вещами в свой корпус, как он увидел меня, подбежал и мы крепко обнялись. А что по-вашему возникает между людьми, которые двенадцать часов в самолете летят через всю страну в далекую Турцию? Дружба!
— Миша! Привет!
— Привет, Михаил!
Мы еще раз крепко обнялись.
— Какими ты судьбами сюда?
— Да вот, дали отпуск, почти принудительный. Сказали, лучшего места для отдыха нет во всем Подмосковье.
— А я, Миша осиротел, ты же в курсе, что Пётр Христофорович разбился? А я был в командировке, знаешь, Миша, если бы я с ним летел, ничего бы не было, мы друг друга без слов понимали.
— Я знаю, что были плохие погодные условия, так ведь?
— Да, в районе Брянска был сильный туман, Петя, он в таких случаях часто искал окно вниз, чтобы поднырнуть под облачность и увидеть путь, а тут… не рассчитали они, выходил к земле, не рассчитал, зацепились за верхушки деревьев, погибли оба, и Межрауп, и конструктор Витя Писаренко.
— Писаренко, это летчик-испытатель?
— Витя еще и конструктор. Он две таких ласточки сделал! Красотки, а не машины! Вот только в серию они не пошли, а жаль. Ладно, Миша, устраивайся, давай, вечерком встретимся, Петю помянем, если ты не против.
— Обязательно помянем.
Я пришёл в своё корпус, меня поместили в двуместный номер, там оказался летчик где-то тридцати лет, среднего роста, с вытянутым, грубоватым лицом, тяжелой нижней челюстью и неожиданно задорной улыбкой.
— Командир Второй авиабригады, Смушкевич, Яков Владимирович.
— Летчик-наблюдатель, он же журналист Михаил Кольцов.
— А! «Хочу летать» — читал, конечно же читал! Это было здорово, журналист участвует в большом перелете. Здорово!
— Меня взяли потому что маленького роста и веса, решили, что вместо мешка картошки, как балласт подхожу.
— Давай просто Яша!
— Тогда просто Миша!
— По рукам!
— По рукам!
— Тебя сюда насколько законопатили? — поинтересовался будущий товарищ Дуглас.
— На четыре недели.
— А мне всего три дня тут отдыхать осталось, так что время познакомиться у нас ещё будет. Ну, как говориться, надо будет за знакомство.
— Ничего против не имею, я тут товарища встретил, Голованова Мишу, может быть, вечерком, на троих, Петю Межераупа помянем. — Согласен, Пётр Христофорович золотой человек был, пилот из лучших.
Сойтись со Смушкевичем поближе было для меня довольно важным делом: именно он будет руководить военно-воздушными силами Испанской республики, защищать Мадрид вместе со мной. Так что налаживать отношения было очень даже актуальной задачей. А тут так привалило, познакомиться заранее. С собой у меня было несколько экземпляров книги «Хочу летать», один из них и подарил Смушкевичу с автографом.
А вечером к нам в комнату заявился Голованов. Посидели втроём. Яков Вульфович тоже хорошо знал Межераупа, так что посидели, помянули, выпили, по чуть-чуть, две полулитровки на троих, это ведь совсем-совсем немного, я пил очень аккуратно, помнил, что меня крепко вырубило после «Московской особой». Но на этот раз употребление сего продукта прошло без особых последствий для моего уставшего организма.
А через три дня Смушкевич уехал, я почти на десять дней остался один в номере. За это время у меня и выработался план. Для начала постарался вспомнить самые громкие события этого, тридцать второго года. И самое страшное из них — голод, который поразит различные регионы страны, в том числе Украину. И этот пункт повестки я решил сделать основным. Что я мог сделать? Не так уж и мало, учитывая, что в моих руках был целый пул газет и журналов, объединенных в издательство. И еще небольшая армия корреспондентов, в самых разных уголках страны.
Из событий тридцать второго года я вспомнил о приходе в Германии к власти Гинденбурга в апреле месяце, покушение русского эмигранта на последнего президента Франции Думера, этим же летом должна произойти Чакская война между Парагваем и Боливией, она запомнилась тем, что русские генералы воевали в этой войне против немецких… и победили! В ноябре президентом США выберут Франклина Делано Рузвельта.
Ну что же, фактаж есть, от него начнем и отталкиваться!
Стоп! Вспомни, что были два важных события в самом СССР: это Вичугская всеобщая стачка, там бастовало более шестнадцати тысяч рабочих из-за того, что им стали урезать нормы на питание, карточки стали отоваривать как-то не так… надо туда заранее направить корреспондентов. Может быть, выехать самому. А еще примерно в тоже время был голодный бунт в Белоруссии. Как же там он назывался. ага. дело было в Борисове, так назывался он Борисовский голодный бунт. Ну что же, учитывая еще и события на Украине. Теперь надо вспомнить причины голода и что было сделано и не сделано. И я погрузился в нелегкие размышления, но из всего этого стал вырисовываться хоть какой-то план. И возникло ощущение того, что до Испанских дел могу и не дожить!
Глава седьмая. Замечательный сосед
Подмосковье. Марфино. Дом отдыха «Красный лётчик»
18 февраля 1932 года
Наверное, я всё-таки не слишком сильно нагрешил в своей прошлой жизни, раз мне судьба, во-первых, дала возможность десять дней побыть в полном одиночестве, за это время удалось многое сделать. Во-вторых, вы не поверите, кого же мне подселили потом! Это был новый начальник ЦАГИ, Николай Михайлович Харламов. Один из тех, кто станет «козлом отпущения» в деле по обвинению плохого состояния ВВС, вот только его вины в этом будет не более, чем у других.
Ему еще не исполнилось и сорока, но он уже участвовал в создании многих передовых советских самолетов. Это был талантливый инженер и очень неплохой организатор. Невысокий, плотный мужчина с приятным круглым лицом, обаятельной улыбкой и очень аккуратной прической. Он вообще был аккуратист, всегда гладко выбрит, подтянут, наглажен, в отутюженной форме немногословен. И при этом чувствовалось, что имеешь дело с умным человеком, настоящим профессионалом своего дела.
Надо сказать, что общий язык мы нашли сразу же, тем более, что «Хочу летать» Харламов читал. Ушла еще одна книга в подарок — с собой брал полтора десятка экземпляров, это был последний. Книга с автографом автора, хороший презент. Надо будет у Экзюпери, когда он окажется в СССР выпросить
