жизнь миллионов людей к лучшему, а принес им лишь смерть и муку… — он смутился. — Прости, Фримен, я что-то ударился в дедовские назидания! Ты только… Вот только не надо отягощать свою карму отцовскими грехами! Уиллет-старший сделал свой выбор, а ты сделай свой.
— А я уже выбрал, — твердо заявил Уиллет-младший, и смущенно улыбнулся.
Вечер того же дня
Вислинская коса, Морска-Криница
Стемнело, и мы разожгли костер. Даже два — в одном, прогоревшем, пекли картошку, а другой окружили, следя за трепещущими флажками огня.
— Не надо обчищать всю картофелину, — учил я Елену премудростям пионерского жития. — Подгоревшая кожура не горчит…
— Да там же сажа! — изумлялась фон Ливен.
— Подумаешь! Так даже вкуснее!
Я разломил дымящийся корнеплод, и сунул внутрь кусочек задубевшего масла. И быстренько в рот, пока не растаяло.
«Вкус… Спесфис-ский!»
После банки тушенки, что я умолол в одиночку, картошка шла на десерт.
— Кому чайку с дымком? — блеснул очками Иванов.
— Мне! — я быстро протянул кружку, заодно строго отчитав Бориса Семеновича: — Вот от вас я такого не ожидал, товарищ генерал-лейтенант! Лично заявиться на опасное мероприятие!
— Объявлю себе выговор в приказе, — хмыкнул генлейт, щедро плеснув горячего, душистого и терпкого.
Елена хихикнула, и шепнула мне на ухо, прижимаясь плечом:
— Прямо помолодел!
— Я даже знаю, из-за кого!
— Чего там шушукаетесь? — добродушно забурчал Иванов.
— Гневно осуждаем происки империалистов, — отчеканил я.
— Скоро уже, — успокоил нас Борис Семенович.
— Товарищ генерал-лейтенант, — материализовался из тьмы громадный старшина из спецназа Балтфлота, — сообщение от наших. Яхта «Аквила» на подходе. Подлодка «Халибут» в миле отсюда — подвсплыла, одна рубка торчит.
— Готовность? — хладнокровно осведомился Борис Семенович.
— Полная! — осклабился старшина, и растворился во мраке.
— Борь, а почему этих громил «парусниками» зовут? — спросила фон Ливен, сосредоточенно дуя на чай.
— А они все из 561-го ОМРП, — Иванов зашуршал фольгой, отламывая кусочек шоколадки, — а сам пункт — в «Парусном». Это тут недалеко… Ладно, давайте закругляться, не будем мешать секретной операции!
Мы закидали костер песком, и отошли к соснам — деревья шумели негромко и тревожно.
— Вижу-вижу! — Елена запищала, как девчонка.
Лодку можно было и не заметить в темноте, а вот яхта вовсю белела. Подошла тихонечко, спустив грот со стакселем, «парусники» ловко приняли швартовы, и…
Дальше всё происходило в таком быстром темпе, что разглядеть и понять было невозможно, сплошное мельтешение. Минуты не прошло, а фигуры спецназовцев уже темнели на палубе «Аквилы».
Скрученную и ошалевшую команду «Царевичи» разложили, устраивая допрос, а яхта отвалила от причала, держа курс на «Халибут».
— Меня волокут, — фыркнул я, и даже Иванов затрясся от сдерживаемого смеха.
Понедельник, 21 апреля. День
Минск, улица Подлесная
Ректор подмахнул мое командировочное удостоверение, и я спустился в фойе, свободный и легкий, как воздушный шарик.
Машеров убыл еще вчера, спецбортом в Москву, а Ромуальдыч дожидался меня, болтая с Кивриным о делах насущных и посторонних.
— Здорово мы отдохнули! — воскликнул Володька. — Никогда еще у меня не было таких насыщенных выходных!
— Да уж, — благодушно хмыкнул Вайткус. — День за три!
— Жалко, что к морю не съездил, — завздыхал аналитик, косясь в мою сторону. — Не видал, как наши там — на абордаж!
— Да никто не видал, — утешил я его. — Темно было.
— «Халибут» в Балтийск отбуксировали, — проинформировал Ромуальдыч. — В «Правде» тиснули, на первой странице! «ТАСС уполномочен заявить…»
— Ох, и вони будет… — затянул я, довольно жмурясь.
— Миша! — разнесся вопль, и ко мне подбежал Корнеев, счастливый, всклокоченный и явно не в себе. — Миша, Ядзя живая! Ее ранили только, она сейчас в больнице, в реанимации!
— Здорово! — обрадовался я. — Вот это здорово!
— Миш! — Витька весь ходуном ходил, не в силах стоять смирно. — Можно я отпуск возьму? Без содержания! Я здесь побуду, дождусь! Ядзю еще из комы не выводили, а сидеть с ней некому… Ну, ты ж понимаешь! Можно?
— Мы тебе больничный оформим, — улыбнулся я. — А диагноз еще Хайям поставил: «Влюбленный болен, он неисцелим…»
— Так можно, да? — возликовал Корнеев.
— Ступай себе, старче, будет тебе отпуск!
И одним счастливым человеком на планете стало больше.
Среда, 23 апреля. День
Первомайск, улица Ленина
Как начались в Минске наши «хождения по мукам», прямо с утра понедельника, так только в Москве и закончились. Кажется.
Втроем мы, с Ромуальдычем и Володькой, исписали кучу бумаг — то сами отвечали на всякие запросы, даже из МИДа и Политбюро, то с нас снимали свидетельские показания — вежливо потрошили мозг, выжимая информацию до последнего байта, по десять раз мусоля один и тот же вопрос.
Но вот унялась чекистская прыть, и трое потерпевших резво дунули в аэропорт. С облегчением.
Из Одессы добирались рейсовым автобусом. За окнами — ярая весна, поля в зеленой опуши, а мы медленно оборачиваемся самими собой, смываем, сдираем с душ накипь «приключений».
Распрощались у запыленного «Икаруса» — Вайткус с Кивриным двинули в институт, поймав такси, а я зашагал домой — поперек Богополя, к берегу Южного Буга. Работа? «Маньяна…»
Была у нас в детстве такая игра — надували воздушный шарик, сунув в него пуговку. Вертишь цветной пузырь, а «гудзик» катается по кругу, гулко зудя.
Вот и моя бедная голова была, как тот шарик — пустой и звенящей.
За два дня я отоспался, отъелся, но вот давешние впечатления зудели в памяти по-прежнему свежо и выпукло, лишая покоя, взводя нервы.
Ничего страшного, за неделю муть осядет, движения утратят резкость, а взгляд — прицельную цепкость. Мне бы только Риту не выпугать… Да и Настя — та еще коза! Обе могут почуять неладное.
Ну, отгавкаюсь как-нибудь, отшучусь, а рассказывать о польских похождениях — фиг. Да и нельзя. Даже с Машерова подписку взяли, молчать будет партизан — вляпались мы в «реал политик» по самые муде…
Я вышел на круглую, вымощенную булыжником площадь, посреди которой беленая церковь вздувала синие купола. Не так давно окрестные старушки таскали сюда куличи. Освятили их на Пасху, кутью наварили на Рождество, мак погоняют в макитре макогоном, разотрут с молочком, да с сахарком, чтоб с коржами отведать на Спас — и по домам. Читать журнал «Наука и религия».
Советскому Союзу еще повезло, что московский патриарх сам по себе, и нет на него управы, вроде Ватикана. А то было б нам…
Спасибо Томашу, приговорил обоих кардиналов — Войтылу с Вышиньским, и те не успели мозги народу задурить, а ведь крест для пшеков куда больше значит, чем серп и молот…
Я вышел к реке. Темная зелень вод утекала мимо, разливаясь широко и гладко. Украинские красоты — камерные, здесь простора нет. Зато теплынь! Вон, листва на том берегу «совсем распустилась», вволю, кроя ветви живым шелестом и отбрасывая тень на аллеи. За деревьями вставали высотки — крайняя из белых призм манила особенно.
Во-он блик играет на кухонном
