Чашка с супом дернулась, едва не опрокинувшись.
– Кгм, – сказал я. – Да. – Я сглотнул слюну. – Мы… мы целовались.
– Есть песня о том, что это значит, – сказала Кэррин.
– Да. Но я не умею петь.
Она замолчала, а потом ее чашка с супом стала тоже подрагивать в ее руках.
Потом очень осторожно она заговорила: – Есть определенные факторы…
– Типа Кинкейда, – сказал я без эмоций.
– Он не один из них, – сказала она. – Уже нет.
– О, – сказал я, слегка удивленно.
– Это ты, Гарри.
– Я был уверен, что окажусь фактором.
– Да, – сказала она. – Но… не фактором «против». – Она взяла меня за руки. – В течение последнего дня я видела в тебе проявления, которые… беспокоят меня.
– Беспокоят тебя.
– Пугают меня до потери пульса, – уточнила она спокойным тоном. – Вся эта муть с Зимним Рыцарем. Ты не меняешься. Ты уже изменился.
Я почувствовал легкий холодок.
– Что ты имеешь в виду? Сегодня ночью? Черт дери, Кэррин, когда мы не имели дел с монстрами и бойнями?
– Имели, и множество раз, – кивнула она. – Но прежде ты всегда этого боялся. Ты делал свое дело, но думал, что это страшно. Вполне здравая мысль.
– И? – спросил я. – Что было иначе нынешней ночью?
– То, что я постоянно чувствовала спиной твою эрекцию, – сухо сказала она.
– Кгм, – сказал я. – Серьезно?
– Да. Женщины такое обычно замечают.
А я не заметил.
Глп.
– Просто… Кэррин, послушай, эта штука почти никогда не ведет себя благоразумно. Но не потому, что она хотела обратить на себя внимание.
– Никогда не понимала, почему мужчины это делают, – сказала она.
– Делают что?
– Говорят о своем члене так, словно это самостоятельное существо. Типа паразита, контролирующего мозг. – Она покачала головой. – Это ты, Гарри. Весь ты. И та часть тебя, которой нравится то, что происходит.
– И это плохо?
– Да, – сказала она. Потом издала короткий вздох разочарования. – Нет. Может быть. Это перемена.
– А перемены – это непременно плохо?
– Конечно, нет. Но я еще не знаю, нынешняя перемена – к добру или к худу, – сказала она. – Гарри… ты самый сильный человек, которого я знаю, и не в каком-то одном смысле слова. И потому что ты… это значит, что если ты действительно изменишься…
– Ты думаешь, я стану каким-то монстром, – сказал я.
Она пожала плечами и сжала мои ладони в своих.
– Я неправильно выражаюсь. У меня получаются глупости. Но я чувствовала тебя, когда ты был с Охотой. Я знала, что тобою двигало, что ты ощущал. И в какой-то момент я прониклась этим – что меня тоже пугает.
– Так я чересчур монстр или ты? – спросил я. – Я начинаю путаться.
– Тут ты не одинок, – сказала она.
– Ты говоришь, проблема в том, что я мог бы свернуть на кривую дорожку, – сказал я.
– Я знаю, что ты мог бы, – сказала она. – Любой может. Но у тебя для этого больше возможностей, чем у большинства других. И, может, тебе не стоит именно сейчас раскачивать свою любовную лодку. Когда Сьюзен разбила твое сердце, сразу после того, как она изменилась, ты пошел по нисходящей спирали. Если бы это произошло сегодня, со всеми проблемами, стоящими перед тобой… Гарри, я боюсь, ты не сможешь из этого выбраться.
Пока что все ее слова били в центр мишени, черт дери.
– Ты права, – сказал я. – Но мы еще даже не ходили на свидания, а ты уже нацелилась на неприятный разрыв?
– Есть определенные факторы, – повторила она твердым ровным голосом.
– Типа чего? – спросил я.
– Типа этих дел с Молли, – сказала Кэррин.
– Нет никаких дел с Молли, – сказал я. – И никогда не будет никаких дел с Молли.
Она вздохнула.
– Ты чародей, она чародейка. Теперь ты Зимний Рыцарь. А она Зимняя Леди.
– Кэррин, – начал было я.
– А я состарюсь и скоро умру, – сказала Кэррин очень, очень тихо. – Относительно скоро. Ты же будешь жить веками. И она тоже. Вы оба близки, и даже если ничего никогда не произойдет… есть еще одна вещь. Знаешь?
Мы держались за руки, огонь потрескивал.
– О, – сказал я.
Она кивнула.
– Есть вещи, нацеленные против нас, – сказал я. – И что здесь нового?
– Ты капитан в катастрофе сверхъестественного мира, – заявила она. – Но именно я постоянно контактирую с айсбергами. Это случалось слишком часто, чтобы я смогла понять, что ты и я – это «Титаник».
– Мы люди, – возразил я. – А не какой-то долбаный корабль.
– Кроме того, мы люди, – сказала она. – Поцелуй, вызванный всплеском адреналина – это одно. Отношения – сложнее. Гораздо сложнее. – Она мотнула головой. – И если это кончится слезами, я боюсь, это уничтожит нас обоих. А сейчас на кону слишком многое. Я не думаю, что нам следует бросаться в это очертя голову. Мне нужно время, чтобы подумать. Чтобы… Мне просто нужно время.
Я сглотнул. Она опять-таки была права. Мне не нравилось то, что она хотела сказать, ни капли не нравилось, но…
Она была права.
– Ты хочешь сказать, что нам следует остаться просто друзьями? – спросил я.
Она моргнула и посмотрела на меня. Потом коснулась моего лица кончиками пальцев.
– Гарри, мы… Мы прошли это давным-давно. Я не знаю, можем ли мы… стоит ли нам быть любовниками. Но я твой друг. Твой союзник. Я видела, чего ты хочешь, и что ты готов посвятить тому, чтобы добиться этого. – Она зажала мою ладонь между двух своих ладошек – и крепко. – С тех пор, как меня уволили, я чувствую себя потерянной. Я не знаю, что я должна делать или кем быть. Но одно знаю наверняка: я всегда прикрою тебя. Всегда. – Из ее голубых глаз текли слезы. – Поэтому, черт дери, не начинай катиться по дьявольской дорожке. Потому что я буду там же, с тобой. До конца.
После этого я уже не видел ее лица. Я чувствовал ее голову под своим подбородком и обнял ее. Какое-то время мы сидели, обнявшись.
– Дела идут погано, – сказал я тихо. – Не знаю, как или когда точно. Но грядет гроза. И быть рядом со мной окажется не самым… разумным.
– Давай просто договоримся, что я не буду рядом до самого конца, и сэкономим время на пустых спорах, – сказала она. – Всегда, Гарри. Я здесь. Все, сказочке конец.
– Ладно, – сказал я. – При одном условии.
– Каком?
– Что это не конец сказочки, – сказал я. – В смысле, может, мы оба еще не готовы. Может в один прекрасный день мы все-таки сможем. И если сможем – будем.
– Оптимистический идиот, – сказала она, но в голосе слышалась улыбка.
– И если дойдет до этого, – сказал я, – чур, не трусить. Ты не будешь удирать, что бы там тебе ни казалось. Устанавливаем курс на долбаный айсберг – и полный вперед.
Она начала вздрагивать. Она рыдала.
– И секс, – сказал я. – Секс будет часто. Серьезный, по-взрослому. Ты будешь кричать. Соседи примутся звонить в полицию.
