Тяжело вздохнул, переводя дыхание и вслушиваясь в гул, разорвавший звонкую тишину моего монолога. Сам себя завел лозунгами. Они у меня еще не лучшие. Но будут ими, и привыкать к этой мысли надо начинать уже сейчас.
Хотя, по поводу способностей, это верно заметил. Подразделения, похоже, придется переформировать на конкурсной основе. Лихорадочно продумывал конкурсные задания, под усиливающийся гул полка. Возвысил голос над гулом.
— Посему — выждал паузу, пока гул стих — завтра всему полку дам несколько заданий. И кто как с ними совладает, того и приставим к тем делам, к которым он большее сродство имеет! А чтоб оценить не только выучку, которую за годы старожилы наработали, но и способности, от рождения данные — новичкам оценки ставить с прибытком, супротив старожилов. Но опосля того, как новые сотни сформируем — чтоб никто не смел, даже помыслить о том, что он не к месту приставлен. Это всем понятно?
Дождался, когда поднимется одобрительный гул
— И рекрутов в полк отныне через эти испытания принимать будем, чтоб сразу по местам расставлять.
Кстати, мысль хорошая, жаль, что запоздалая.
— И последнее — обвел глазами полк еще раз, концентрируя на себе внимание. — Каждый из вас мне нужен живым. Вы можете рвать жилы на тренировках и испытаниях, но если кто погибнет, по глупости, или от рвения, мне все равно — попрошу святых отцов проклясть такую душу как предателя, сбежавшего из полка перед боем. Морпех гибнуть не имеет права! Даже в бою он обязан выжить, иначе он ослабляет своих собратьев по полку. Не бежать от боя, прикрываясь спинами друзей, а победить в нем, и остаться живым. Вот для этого мы и будем тренироваться до кровавых мозолей. И кто с ленцой уроки эти примет, тому в полку не место. Такие пускай у воеводы гостиный двор охраняют, семечки поплевывая. А мы — гвардия! Мы должны пройти через Ад и все вернуться живыми. И словом, к черному знамени нашему будет — «Вернемся из Ада с победой»
Спрыгнул с лавки. Выдохся. За несколько минут вымотался, морально, как за несколько дней карусели. А она ведь еще вся впереди. Ничего себе, пообедал.
На ходу кинул капралам, что вечером обсудим планы испытаний. Наметки у меня уже проклюнулись, надо будет только в лесопильне освободить бассейн для вымачивания досок в соленой воде — в нем вода много теплее, чем в Двине. Мне морпехи действительно нужны живые и здоровые.
Весь под впечатлением от обеда, пошел к литейщикам. Мастера и там намекали на сюрпризы. Надеюсь приятные.
Есть такая тенденция — массе маленьких усовершенствований переходить в качественный скачек. А после вопроса подмастерья — «Куда относить затраты» — меня сегодня трудно будет удивить.
Но удивить удалось. Литейшики показывали, с гордостью, стеллажи с образцами отливок, на которых они экспериментировали с присадками. Исполняя заветы великого меня, по поводу того, что одна сотая чужеродной примеси может в корне изменить металл, они пошли по пути хозяйки, готовящей дома пицу. То есть, берется все, что есть в доме, мелко крошиться и запекается. С трудом припомнил, что говорил такое в разрезе, как можно испортить металл. Но на этот раз неверно истолкованные слова привели к интересным результатам. Иногда, хорошо быть неверно понятым.
Хвалил мастеров не переставая, пробегая пальцами по плиткам металла, лежащим на стеллажах вместе с захватанными грязными руками карточками. На карточках писали историю болезни экспериментальных слитков. Кроме того, оказалось, что копии слитков еще лежат на улице, понятно для чего. Отлично, просто отлично.
С плотоядной улыбочкой спрятал «пряник» и вытащил «кнут». Что же вы, уважаемые, на пол дороге встали? Ваша карточка, чего да сколько клали да как плавили да калили — это замечательно, и за это уже похвалил. А дальше? К чему мне столь подробные данные о рождении металла, если в них дальше нет ни слова о возможностях? Кто у вас этим занимается? … Значиться так. Из каждого образца вырезаешь вот такие детальки — нарисовал на вырванном из блокнота клочке бумаги эскизы деталей для испытаний на растяжение и изгиб. Обвел кружочком шейки деталей, акцентировал, что тут надо быть особо точным с размерами. Мысленно улыбнулся, что опять в дело пошли обрывки бумажек. Ничего, мы еще посопротивляемся новым правилам — правильные правила от сопротивления только прочнее станут. Потом обсудили, как будем закреплять детали, и подвешивать к ним чан, постепенно наполняя его водой. Все данные заносим в карточки, а карточки еще и переписываем в справочник.
За спиной перешептывалось уже несколько мастеров, причем, из разных цехов. Похоже, они делили мою тушку, кому она достанется следующему. Победил пороховой форт. А все потому — что действовали стратегически правильно. Один пороховщик заговаривал мне зубы, и чуть ли не за рукав тащил меня от литейщиков в форт. А пара других мастеров отсекала от меня мастеров из других цехов. Этот арьергард даже подмастерьев своих задействовал, которые должны были подбегать к другим мастерам и задавать им дурные, но отвлекающие вопросы. Отличный план. Поддался.
Проблем у пороховщиков была масса, сразу все не решалось. Но эксперименты с нитрированием запретил — а то они и тут пицу надумали печь. Правда, до нитроглицерина не дошли — может, по этому и живы. На всякий случай рассказал про нитроглицерин как пример того, что в результате их экспериментов может получиться продукт, взрывающийся от малейшего чиха. Думаете успокоились? Шас. Уже через час у нас в руках была чашечка нитроглицерина, в котором смачивали палочки и стукали их об камень. Каюсь, сам был в этом числе — но мне можно, вроде как демонстрировал им как делать нельзя. А то, что при этом получал искреннее удовольствие — никому не скажу.
Рассказал о способах связывания нитроглицерина пористыми материалами, уменьшающими его способность к самопроизвольному взрыву — и еще через четверь часа мы уже аккуратно переливали, по ножу, маслянистую жидкость в кучку размельченного ракушечника. На всякий случай, руководил процессом со стороны.
Тем, что отошел от группы экспериментаторов, с горящими глазами, немедленно воспользовался мой мастер фейерверков. Он тащил меня к себе, заговаривая зубы — и мои последние, ценные указания пришлось выкрикивать на ходу через плечо.
А мастер фейерверков порадовал. Не зря его перевели в мастера из подмастерьев. У него на верстаке лежали на штативах несколько «РС» на вскидку — сотого калибра.
Обошел верстак с разных сторон, изучая, как сделаны эти почти метровые «фейерверки». Мастер пояснял, захлебываясь, что он де, все по моим эскизам делал — но то тут то там приходилось от них отходить, вот и получилось — что получилось. Технология была любопытной. Внутренний кожух делали из фаянса — заливая его в форму пороховой камеры и давая образоваться тончайшему слою. Потом выливали, сушили и обматывали снаружи полосками бумаги на клею. Одним словом — ракеты у меня были из папье-маше, как это не смешно.
