Подавали также вино местных виноградников, кислое, с приятным терпким привкусом.
Когда с едой было покончено, около костра появился хозяин поместья. Он уселся на принесенную слугами скамеечку, красиво разложил свое переливающееся одеяние, и началась беседа.
– Давно не видно было вас в наших краях, Анри де Лапалисс. Что видели вы за время своих странствий? Как живут люди в Европе?
– Видел многое, – степенно ответил брат Анри. – И многое изменилось с тех пор, как я надел плащ с алым крестом. Севернее Луары теперь один хозяин, и руки его уже тянутся на юг, к Оверни и Лангедоку.
– На все воля Господа, – сокрушенно отозвался Рено Башмачник. – Уж коли он поставил над нами королей, и не ограничил их властолюбие, то нам остается только молиться и терпеть…
– Над Орденом нет короля, помни об этом! – жестко ответил брат Анри. – И ты – в первую очередь человек Храма, а уже потом – короля. Кстати, не беспокоят ли тебя сарацины? А то на нас вчера напали…
– Нет, – ответил хозяин, выслушав рассказ о схватке с разбойниками. – Севернее – там земли дикие, безлюдные, вот они и шалят. А у нас – Яффа под боком. Там д'Ибелены держат немалый гарнизон. Дороги охраняются, так что у нас тут безопаснее, чем в Цезарее. Вообще, в последнее время Яффу стало посещать множество испанских паломников, им там показывают причал, от которого Святой Яков Компостельский отплыл в Испанию.
– А ты сомневаешься в этом? – с улыбкой спросил брат Гильом.
– Мы – люди простые, – с кряхтением ответил Рено, осеняя себя крестом. – Для нас главное, чтобы недорода не было, а уж Святой Яков и без нас обойдется. Я, кстати, гляжу, что с вами новый брат? Судя по белой коже, он еще не бывал в Леванте?
– Ты угадал, клянусь Святым Отремуаном! – рассмеялся де Лапалисс. – Брат Робер впервые в Святой Земле. Может быть ты, Рено, как благочестивый человек, порекомендуешь брату, куда ему стоит сходить в паломничество?
Рено смутился, но когда ответил, то голос его звучал твердо:
– В монастырь Святой Екатерины, что на Синайской горе! Он знаменит чудесами, монахи там питаются только маслом, истекающим из гробницы святой, и манной, падающей с неба!
– Ну ты посоветовал! – брат Гильом рассмеялся. – Это же далеко! По дороге десять раз от жажды умрешь!
– Ну и что! – с пылом отвечал хозяин поместья. – Зато по дороге можно в Газе почтить память Самсона, который унес на плечах двери от этого города, некогда принадлежавшего филистимлянам! А если не нравится Синай, то можно отправиться в Хеврон, где вам покажут место рождения Адама и Евы, дома Каина и Авеля, сохраненные промыслом Божьим, а также гробницы пророков – Авраама, Исаака и Иакова!
– Клянусь Святым Отремуаном, от твоих рассказов во мне самом пробуждается желание перестать быть рыцарем и стать паломником! – сказал брат Анри, вызвав смех рыцарей и сержантов. – Однако, нам пора к молитве, а завтра рано вставать…
– Покойной ночи, братья, во имя Господа! – Рено неожиданно проворно поднялся на ноги. Из тьмы явились слуги и увели хозяина в дом. На поместье опустилась тихая звездная ночь.
27 мая 1207 г. Левант, окрестности Яффы – Иерусалим
Выехали еще до рассвета. Дорога, пролегавшая среди бесплодных холмов, шла все время в гору. Далеко позади серебрилась полоска моря, и видны были темные силуэты городских башен.
Перед одной из развилок брат Анри остановил отряд, после чего долго совещался с лейтенантом туркополов. Разъезды были посланы во все стороны, а караван повернул направо.
– Мы решили рискнуть, – ответил брат Анри, когда Робер спросил его о причинах задержки. – Обе дороги ведут в Иерусалим. Левая, через Лидду, чуть подлиннее, но зато более безопасна. Правая, мимо Рамлы, короче, так что к ночи будем в Святом Граде, но зато там есть шанс наткнуться на шайку сарацин.
Вдоль дороги часто встречались источники, около них располагались караваны паломников, сопровождаемые отрядами вооруженных воинов. Проезжающих тамплиеров провожали взглядами, полными признательности. Местность же вокруг была совершенно пустынной, изредка встречались развалины древних поселений, но деревень и сел не было видно.
Миновали Рамлу, над которой господствовал замок Рам, принадлежащий д'Ибеленам. Флаг с их гербом – алый сквозной восстающий крылатый дракон на серебристо-голубом четвертованном поле – лениво колыхался на жарком ветерке, дующем с юга, из пустынь.
– У этого города король Балдуин трижды разгромил войско неверных! [84] – сказал брат Гильом, когда Рамла осталась позади. – А сам город знаменит очень древней и красивой часовней Святого Абакука! Я молю Господа, чтобы он позволил вам, брат Робер, когда-либо помолиться в ней!
– На все воля Божья, братья, – вмешался в разговор брат Анри. – Но вон скачет туркопол из передового разъезда. Он явно хочет что-то нам передать…
Выслушал гонца командир отряда с непроницаемым лицом. Кивнул, отпуская вестника, и тотчас был передан приказ – надеть кольчуги. Для этого пришлось сделать остановку, и многие рыцари и сержанты ворчали, говоря, что по такой жаре в железе ехать невозможно.
– Во имя Господа, – говорил брат Анри, ходя среди людей. – Лучше слегка попариться, чем получить стрелу в бок! Шлемы пока можно не надевать!
Кольчуга, даже под гербовой коттой, защищающей от прямых солнечных лучей, быстро нагрелась, а под толстым подкольчужником стало жарко. По спине и груди тек пот, Робер чувствовал себя, точно поросенок на вертеле, которого поворачивают над огнем, собирая капающий с него жир.
После Рамлы отряд преодолел очень крутую, голую гору, похожую на шишак шлема. Далее дорога продолжала подниматься, но более полого, и путники то опускались в ущелья, то поднимались на гребни холмов, подверженные всем ветрам. Местность вокруг была такая, что засаду можно было устроить множество раз. Но все было тихо, и новых сведений от разведчиков не поступало.
После полудня, когда жара совсем истомила рыцарей, брат Анри разрешил снять кольчуги. Пересекая небольшой ручей, напоили лошадей и смочили в воде платки, прикрывающие головы. Стало немного легче.
Но брат Анри нещадно гнал караван, надеясь пройти путь, который обычно занимает полтора дня, за день. Скрипели, жалуясь на судьбу, телеги, понуро брели кони, ругались, глотая пыль, воины. И даже крестовые песни, которые они пытались петь, чтобы скрасить путь, тянулись глухо и уныло, и быстро затихали.
Одно ущелье следовало за другим, точно таким же, и Роберу начинало казаться, что они уже не первый год бредут вот так по жаре, среди серых одинаковых скал, скучных, точно жизнь монаха. Время от времени перед глазами все начинало плыть от жары, а в голове кружилось.
