Так-то, принципиально, я подозревал, что ничего сложного в телефонном аппарате нет. Две мембраны, метров пять проводов и такая штука, где цифры по кругу. Раньше, в кино показывали, и без штуки обходились. Сидели барышни с милыми голосами и соединяли абонентов. Мне бы и это сошло.
Барышень найти не проблема. Провода — тоже. Вот их сколько на столбах висит. Значит, делать уже умеют. Мембраны, слышал, делают из сажи от сожженной резины. Вот где проблема, так проблема! Нету тут ни резины, ни даже пластмассы какой-нибудь зачуханской. Чего жечь будем, чтоб мембрану сляпать? Чую — нефига не получится. Похоже так всю жизнь, Гера, ты и проживешь без телефона. Суждено нам с тобой целый отряд пейджер-джанов завести и эсэмэски таким способом рассылать.
В гостевую пришел грустный и задумчивый. Наскоро умылся и сел за приветливо парящий яствами стол. Меланхолично отломал ногу запеченного гуся.
И разозлился. Вот суки! Предупреждал же! Еще голопуповских стукачей телеграфных предупреждал — о моем приезде вперед не сообщать! Сдали! Иначе откуда птица на столе? Нетути в постатейной росписи почтовых и ямских станций такого параграфа — гусь печеный с гречкой — одна штука. Гера подсказал, что и Гинтар с его маниакальной скаредностью, не стал бы заказывать дорогое блюдо.
Лизоблюды, блин! Пусть попробуют деньги за угощение не взять! Прокляну!
Под ехидненькие смешки отстраненного теловодителя, остыл так же быстро, как вспыхнул. Факт жополизания следовало ожидать и заранее придумать, как на него реагировать. А я прикладной лингвистикой полдороги занимался — слушал, как говорят люди в этом столетии, вылавливал новые слова… Филолог, блин…
Аппетит пропал. Налил себе чаю из пузатого, до рези в глазах начищенного самовара. Снова огорчился — на других станциях чайные церемонии обходились без дорогостоящих атрибутов. Уже и любимый напиток в горло не лез…
— Гм, хрр, — Безсонов прочистил горло и осторожно начал важный для него разговор. — Задача у меня, Герман Густавович.
— М? — не слишком оптимистично получилось. На столе нашлось блюдце с неровно нарубленными желтоватыми кусками сахара. Так-то я чай не сладкий привык пить, но тут аж рот слюной наполнился, так захотелось. Вгоняют в растраты, сволочи. За все рассчитаюсь…
— Давеча на дороге… Последнего-то душегуба Вы живым, что ли, застали?
Хотел Гинтара обвинить в убийстве? А вот фиг. Мне старик самому дорог. Как память.
— Допустим.
— Чую я, Вы и вопросы варнаку задавали?
Ух ты! Вот тогда мне стало действительно интересно.
— Конечно.
Сотник непроизвольно дернул подбородком, словно хотел оглянуться — не подслушивает ли кто.
— У его Высокопревосходительства, генерал-губернатора Александра Осиповича Дюгамеля, есть знакомец один. Сослуживец по кавалерийскому полку…
Сибирский богатырь сделал паузу и взглянул прямо в глаза. Знакомая фигня. Все указывало на то, что он, наконец, переступил свой Рубикон. Выбрал свою стаю. Далее должна была последовать информация, способная утвердить меня в том, что он мой.
— Сам-то генерал от инфантерии быстро вверх пошел, а приятель евойный так на интендантских майорах и остановился. Да только не позабыл генерал майора… Как смог пристроил…
Жаль Господь не дал умение читать мысли. Терпения не хватало слушать эту «нет повести печальнее на свете»…
— У майора жена из местных. Из Бердского острожка.
Я кивнул. О Бердске раньше слышал. Там спутники для Роскосмоса делают.
— Родитель ее, Игнат Порфирич Караваев мукомольную мануфактуру и поныне в острожке содержит. Там место верхнее, ветряное…
Вон оно что, Михалыч! Наступало самое время, чтоб продемонстрировать казаку — его посыл понят и принят:
— Капитолий Игнатьевич Караваев ей старшим или младшим братом-то приходится?
— Младшим, Герман Густавович. Она, говорят, заместо мамки ему была…
— Лихо она. Из мельниковых детей в майорши…
— В баронессы, Ваше превосходительство.
Мне уже пора было догадаться. Сам же юморил, что в Томске не так много баронов. А барон, да еще майор наверняка так и вовсе один. Тот, который полицмейстер.
— Вот и думаю я, что случись какая неприятность с шурином евойным, сильно осерчать может майор. Глядишь, за перо возьмется, али на телеграф побежит…
— In diesem riesigen Land alle Bewohner sind eine groЯe Sippe, — глухо прорычал Гинтар. Значения разведданных он конечно не понимал, но угрозу для меня чувствовал.
— Здесь пока не так много людей живет, — ответил я слуге. И поспешил возобновить разговор с Безсоновым:
— Опасный промысел шурин выбрал. По краю ходит. Всякое может случиться, может и сам случайно себя выдать, да сбежать. А беглый он и есть беглый. Долг властей беглеца отловить и в допросную привести. Верно говорю?
— Как водится, — кивнул Степаныч. Куда я клоню, он еще не понял, но пока все сказанное легко укладывалось у него в голове.
А я веселился в душе. Такой подарок! Сказочный, царский подарок. Сотник-то думал меня предостеречь от неприятностей, а вышло попросту подарить мне полицмейстера Томска с потрохами. И с приятельским отношением полномочного представителя… тфу, генерал-губернатора.
— Вот найдется добрый человек, что, из уважения к баронессе, упредит братика ее. Скажет, мол, новый-то немчура до всего дознался. Душегубов на тракте повязал, да железом каленым спрашивал. Те и сказали. Озлился начальник губернский — жуть как! А, Астафий Степанович? Может такое случиться?
— Да запросто, Герман Густавович, — поморщился гигант. — Ныне-то народец гнилой пошел. За серебряную монетку и не на то готовы.
— И кто именно нам в этом смог бы помочь?
М-дяяяя. Каждому свое. Кому-то тайны мадридского двора — открытая книга, кому-то простейшая комбинация — темный лес. Зато Безсонов честный и верный. А еще — сильный и на лошади умеет ездить. И сабля у него есть…
— А коли беглый с вами, Ваше превосходительство, посчитаться решит?
— Это уже ваша забота, казачки сибирские. Придется вам денно и нощно персону мою об варнака беглого оборонять!
Das ist einfach fantastisch! Одним скопом получить полицмейстера, его связи в Омске, да еще и личную гвардию в придачу! Вот это удача! И пусть только кто-то вякнет. Я такую речь задвину про неусыпную борьбу со злодейской преступностью… Кстати, может и правда порядок навести на вверенном куске «необъятной родины моей»? Но для этого маленькой гвардии может не хватить — уж больно велик мой удел. Штуки четыре-пять Швейцарий легко уместится. Придется устроить сотнику еще одну проверочку…
— Так это мы ага! Уж не извольте сумневаться, Ваше превосходительство! Денно и нощно! И мышь не проползет!
