— Для нас емкость аккумуляторных батарей — одна из главных тормозящих проблем. Энергию запасать некуда. Экономить ее сейчас — все равно что останавливать ветер и реку, выключать солнце, потому что есть еще солнечные генераторы, отменять приливы и отливы. — Он прислушался к плеску и счастливым стонам в ванной. — Ты еще предложи воду экономить! Но какой смысл? Гонит ее та же электроэнергия. Из канализации — на станцию очистки, оттуда — в море. По пути к морю река заглядывает к нам. Где проблема? Можешь на стоках поставить генераторы. Но это не экономия, это добавка. Вот и все.
— Ладно, — сдался Краснов, — пока уговорили. Но вот как вы за весь этот комфорт рассчитываетесь? За квартиру, за воду, за свет, за отопление, за транспорт?
Такэси с Гансом переглянулись.
— Объясни, — сказал Такэси, — с кем и как надо рассчитываться?
Они не понимали! То ли нет денег, то ли оно здесь называется как-то иначе. И делается иначе. Но быть — должно.
— Вот пример, — Краснов нашел самое наглядное. — Сейчас мы поедем в магазин… Или как у вас называется — где одежда, обувь, все такое?
— Рынок, — сообщил Такэси. — Все, чего нет в доме, берем в рынке.
— Хорошо! — Краснов обрадовался знакомому слову, хотя и не был уверен, что по значению оно подходит полностью. — Вы идете на ры…, то есть в рынок и берете себе одежду. А взамен что вы должны отдать?
— Кому?
— Ну, кто там, продавец или кассир, я не знаю.
— Никого там нет, — Иван удивленно поглядел на Такэси. — Прихожу, выбираю, что подходит… А если моего размера нет, заказываю по связи, тут же. Через три минуты высылают.
— Откуда?
— Из хранилища.
— Люди?
— Люди.
— Но ты — им что-нибудь отдаешь за это?
— Они присылают сразу несколько вещей моего размера, я беру нужную, остальные вешаю или ставлю на свободные места, говорю этим людям: "Здравствуйте" и ухожу.
— М-да… Ну, ладно. А почему "здравствуйте", если уходишь?
— Как почему? Принято. Я желаю им быть здоровыми. Раньше говорили: "Будьте здоровы"… При встрече говорим: "Привет", завтра можем начать говорить: "Салют", послезавтра — "Вигвам" или какой-нибудь "Сиблаг". Язык-то, слава гену, без костей…
— "Сибла-а-аг"? — Краснова бросило в жар. — Что такое "Сиблаг"?
— Н-ну, — Иван смутился, — я сам не знаю. Само сложилось на языке — вот и все. То же, что "Вигвам", наверно. — Он повернулся за поддержкой к Такэси.
— Поисхождение слов, — пояснил Такэси, — имеет отношение к староверству, то есть к тому, что Светлана называет "историей". Этим давно никто не интересуется.
— Почему?
— На этот вопрос тебе любой ответит вопросом: "А зачем"? — Такэси увидел, что Краснов готов спорить, и поднял руку:
— Не спеши. У тебя другая культура. Попробуй вникать постепенно. Горячий противник легко превращается в горячего сторонника. Подвергай сомнению все, в том числе и самого себя.
— О чем говор? — подошел Ганс Христиан.
— Обо всем сразу, — ответил Иван. — Начали о тряпках, теперь — о происхождении слов.
— А-а-а, — зарычал Ганс, — староверы!? По три месяца без работы! Верхнюю меру!
— Год без работы, — вспомнил Краснов. — А еще выше — неужели нет?
— Есть, — сказал Ганс. — Крайняя называется. За убийство.
— "Вышка", — уточнил Краснов.
Такэси удивленно поднял брови. Ганс ответил:
— О нет! "Ящик"! А "вышка" — это…
— "Ящик", — перебил его Такэси, — это пожизненное заключение. Чаще всего одиночное. Работу позволяют любую, физкультура — само собой, межбиблиотечный абонемент по всем знаниям, такая же пища, как у всех… Только никуда не выпускают и одежда полосатая. Ну и карточка, конечно, не нужна. Да, и окна очень высоко, не достать, а на окнах — железные решетки. Ужас.
— Обычная тюрьма, — сказал Краснов.
— "Ящик", — повторил Такэси. — Так и называется: "Сыграть в ящик". Разрешена переписка, есть телефон, видеоновости. Бывают свидания, но без контакта, через две решетки.
— А "вышка", — все же договорил Ганс, — это высшее внимание. Вот как у Такэси только что.
— Зависть — украшение мужчины, — проворчал Такэси.
— Побеги из "ящика" бывают? — деловито спросил Краснов.
— Без помощи не убежишь, — ответил Ганс. — А кто поможет? Все же знают, что ты больной. Тебе помоги, а ты снова убьешь.
— Вот как, — пробормотал Краснов. — Даже не тюрьма, а вроде психушки. Как их там охраняют?
— Ясно мыслишь, — одобрил Ганс. — Это тоже проблема, можешь заняться. Сам понимаешь, на такое дело кого попало не поставят. Да и желающих мало. Надо иметь несовместимые качества — природную доброту и неумолимость. Они же там все просятся на волю. Клянутся, что больше не будут. А у охранника есть право отменять наказание. Ты представляешь, какая нужна квалификация?
Он врет, а ты не веришь. Он симулирует помешательство, а ты его насквозь видишь. А другой никуда не просится, и вдруг ты ему говоришь: "Если сам себя простил — свободен".
— Даже не психушка, — Краснов растерялся.
— Самое главное, самое трудное, — продолжал Иван, — это вовремя заметить, если человек начинает необратимо ломаться. То есть по-настоящему сходит с ума. Или у него от нервного одиночества начинается хроническое заболевание… Если такое пропустил — все, ищи другую работу.
— Ужас, — вырвалось у Краснова.
— Именно, — согласился Такэси. — Проблема похлеще энергетической… Но хватит! Для начала и этого много. Ганс! Что там у тебя варится?
Из кухни доносился булькающий свист.
— Чай заварю, — предложил Ганс, вставая. — Или, может, кофе?
За последние три года Краснов слегка втянулся глушить сердце чифиром, не отказался бы и сейчас, но передумал, резонно предположив, что секрет приготовления этого северного напитка может быть хозяевам не знаком, и, поскольку все смотрели на гостя, предложил выпить кофе. Ганс вышел. Краснов вытянул по ковру ноги в грязных галифе второго срока и, расслабляясь, заметил:
— Да-а, сложно вы живете.
Хозяева молча покивали, чувствуя за его словами искреннее сочувствие и невысказанные тайны. Они, конечно, надеялись, что Краснов выложит все эти тайны, как патроны из левого кармана. А он как раз все меньше этого хотел…
Из ванной выплыла, нет, выделилась розовая Светка. На голове чалмой полотенце, все остальное прикрыто мужской рубахой, доходящей едва до середины бедер. А бедра у нее…
— Ма-а-альчики… Положите меня где-нибудь… Никуда я не поеду, ни за одеждой, ни за карточкой… Я умира-а-аю…
— Тебе худо? — Иван вскинулся.
— М-м-м… Мне просто чересчур хорошо… Ты знаешь, сколько лет я не лежала в ванне?..