– Шевалье де Сегюр, моей дамой сердца является графиня Аделаида де Шато-Рено, самая благочестивая и прекрасная дама на этом свете. Не согласитесь ли вы засвидетельствовать это прилюдно и громогласно?
М-да… Кино и немцы… Ну кто меня за язык тянул приплетать даму? Так засвидетельствовал бы – и до свидания. Нет же… ляпнул. Теперь признаю – и заплюют. Собственный слуга в спину тыкать пальцем будет.
К виконту приблизился немолодой дядька с пышными усами, торчавшими из хауберка, и что-то тихонько шепнул. Отговаривает, что ли?
Не… Не получилось.
Де Граммон, не глядя, отмахнулся и уставился на меня.
Мужик еще раз шепнул и, не дождавшись ответа, покачивая головой и бормоча что-то, отъехал в сторону.
– Я не могу признать графиню Аделаиду де Шато-Рено самой прекрасной и благочестивой дамой, так как моя дама сердца обладает этими достоинствами превыше всех остальных… – наконец выдавил из себя и услышал, как восхищенно охнул Тук за моей спиной.
– В таком случае… – обрадовался де Граммон. – В таком случае, истину определит поединок.
М-да… Молодому балбесу не терпится с кем-нибудь подраться… а еще лейтенант лучников его величества руа франков Луи XI… Тьфу… Вот как это называется? Третий день как в этой эпохе, а уже четырех жмуров на свой счет записал… и вот пятый намечается. Увы мне, увы…
– В таком случае истину определит поединок, – обреченно согласился я. – Выбираю поединок на мечах без щитов.
– В каком смысле – «без щитов»? – озадачился де Граммон.
– Согласно новомодным правилам поединков, принятым в среде благородных кабальеро, вызываемый выбирает оружие, на котором предстоит сражаться, – охотно подсказал я.
Вот никак мне не улыбается пыряться копьями на лошадях. Не умею я, да и копий этих у меня нет. Чертов бастард, когда улепетывал из Лектура, посеял их где-то. И слава богу; а щит вообще для меня зло…
– Ну… это, наверное, самые последние правила… – даже покраснел де Граммон, – я не имел возможности к ним приобщиться. Все на войне да на войне…
– Я в любом случае уверен в вашем благородстве, виконт, – блеснул я куртуазностью. – Но что это мы? Давайте сражаться.
Выбрали в стороне от дороги ровную полянку. С лучниками на дороге остались сержанты, а Граммон с пажом, оруженосцем и тем самым усатым дядькой, как и я с Туком, стали готовиться к поединку.
Граммон спешился и потянул из седельных ножен здоровенный полуторный фламберг. В своем полном миланском доспехе и с этой «пилой» в руке он выглядел эпически.
Я сначала напялил шлем на голову, но потом плюнул, снял и отдал его Туку, вылупившему на меня удивленные глаза. Вот как ему объяснить, что я, кроме мотоциклетных, никаких шлемов сроду не надевал.
Де Граммон, разминаясь, выписывал фламбергом вольты с такой скоростью, что по поляне ветерок шелестел. Увидев меня с эспадой в руках и без шлема, ехидненько улыбнулся, но смолчал, куртуазничать не стал. А его спутник вообще ухмыльнулся во всю свою усатую рожу.
Ну ладно, господа, небось уже имущество мое оглядываете? Посмотрим… Хотя мечом парень впечатляюще машет…
– Ну что, приступим? – заявил лейтенант в нетерпении срубить мне голову или чего там еще.
– Приступим… – Я внимательно осматривал доспех де Граммона в поисках уязвимых мест и никак не находил. Куда ж тебя пырнуть, салабон: под мышку, что ли…
– Э-э-х… – Лейтенант не стал тратить время на лишние разговоры, мгновенно сорвал дистанцию и рубанул фламбергом сверху вниз, на полпути переведя удар в диагональ.
Ого… вот это скорость! Я едва успел отскочить и достать его кончиком эспады по забралу. Впрочем, без особого успеха. Сталь звякнула о сталь, даже искра проскочила, но на лейтенанта это не оказало ровно никакого воздействия. Он рыкнул и рубанул меня по коленям.
Молясь, чтобы клинок выдержал, вскользь отпарировал удар эспадой, сбив его меч так, что фламберг врезался в землю, и от души рубанул в щель между шлемом и горжетом, а потом, подскочив, еще два раза ткнул дагой, целясь в шов на кирасе…
Однако! Эспада попала, куда целился, но удар, не пробив броню, только заставил лейтенанта покачнуться. А вот дагой я просто не попал. Навыка-то почти нет…
Де Граммон заревел, выпрямился и вслепую наотмашь махнул фламбергом, едва не снеся мне голову.
– Nu, kapets tebye, salabon!.. – разозлившись, рявкнул я по-русски.
Чуть не срубил мне башку, поганец…
Пользуясь тем, что фламберг от размашистого удара увело в сторону, в расхлест три раза рубанул по шлему резвого виконта, сплющив забрало и вмяв верхнюю часть внутрь вместе с плюмажем, и вдобавок сделал еще одну вмятину сбоку, в районе уха.
Удары раздались звонко, де Граммон выронил фламберг из рук, шлепнулся на колени, потом ничком повалился на траву.
Так… Дело сделано, а что дальше? Вроде у меня для таких целей «свинокол» граненый есть… Только что-то не хочется виконта добивать…
Дядька с усами встревоженно вскрикнул, очевидно, усмотрев на моем лице кровожадные намерения, но с места не сдвинулся.
Нет, не буду добивать. Даже если не захочет сдаваться, не буду. Неплохой парень. Не грубил…
Подошел к телу и попытался поднять забрало… Хрен там, заклинило намертво, но крови не видно; значит, живой. Подоспели оруженосец с усатым, и общими усилиями мы наконец-то стянули железный горшок и подшлемник с головы виконта.
Де Граммон оказался целехоньким, если не считать здоровенной шишки, на глазах вспухающей на лбу.
Оруженосец брызнул водой ему в лицо, и парень, замычав, очнулся, поводя вокруг ошеломленными глазами.
– Виконт де Граммон, вы побеждены, но так как я, согласно данному обету, не могу объявить вам имя своей дамы сердца, освобождаю вас от признания ее исключительных добродетели и красоты… – вывел я формулу, самому себе не очень понятную.
Ну а как… Еще начнет кобениться, и придется во исполнение традиций рыцарских приколоть его. Дикие люди, однако… Средневековье, ёптыть…
Лейтенант тоже не совсем понял, что я сказал, но очумело кивнул головой.
Рядом облегченно вздохнул усатый, и они вместе с оруженосцем и пажом утащили парня в сторону, где стали его разоблачать и всячески хлопотать, приводя окончательно в чувство.
– Ваша милость… это было… это было!.. – раскудахтался Тук, помогая мне присесть на попону.
Устал я… вроде ничего особо изнурительного не произошло, а ноги дрожат и дыхалка сбилась… не мое тело, не мое… тренироваться еще и тренироваться.
– Позвольте представиться. Шевалье Рауль де Люмьер, – подошел ко мне усатый мужик. – Виконт де Граммон уполномочил меня провести переговоры о выкупе его доспехов, оружия и коня.
– Какие ваши предложения? – У меня не было особого желания торговаться.
Хотелось свалить как можно подальше, и побыстрее. Мало ли что у них на уме: сейчас кликнут лучников, и поедешь в Бастилию за надругательство над королевским лейтенантом. А там и плаха недалеко.
А с другой стороны…
Поединок был – был.
Я победил – победил.
Отказываться от трофеев – значит полностью выйти из образа. Сомневаюсь, что бастард поступил бы подобным образом.
– Десять золотых франков, – озвучил цену усатый и слегка смутился.
Сколько? Кажется, меня хотят обмануть? Промолчал и только удивленно приподнял правую бровь.
– Десять франков и десять су, – решительно рубанул ладонью усатый.
– Вы это серьезно, шевалье? – протянул я, всматриваясь в усы собеседнику.
Я, конечно, в ценах пока не очень соображаю… скажем даже – совсем не разбираюсь, но совершенно ясно, что меня хотят самым наглым образом надуть. Нехорошо… а еще кабальеро.
Усатый смутился. Он уже скинул кольчужный капюшон, и на усатой роже хорошо просматривались черты продувной бестии.
– Десять франков, десять су – и мы можем предложить вам некоторые ценные вещи в счет погашения долга, – внес он существенную поправку.
Это уже лучше, а если немного поиграть с рыцарским гонором…
– Шевалье, как бы вам сказать… Спорили мы с виконтом о достоинствах наших дам сердца, поэтому я не хочу осквернить благородный поединок низменной торговлей. Я могу принять любую сумму без обсуждения.
Тут уже вмешался сам де Граммон. Приковылял и заявил, что он не может принять от меня такой щедрый подарок. Поединок был, он проиграл и теперь должен передать в мое распоряжение коня, доспехи и оружие. Или выкупить их у меня. Так было, будет, и вообще шевалье де Сегюр, то есть я, может своей неоправданной щедростью оскорбить виконта де Граммона.
– Ни в коем случае, виконт. Но…
– Жюль де Граммон всегда платит свои долги! – надменно рявкнул лейтенант и подозвал своего пажа: – Робер, бегом в обоз за моими вещами!
– Хорошо, ваша милость… – Паж испарился в мгновение ока, и через несколько минут вернулся с крепкой лошадкой, нагруженной вьюками.
