брачной ночью. В любом случае было видно, как девушку мелко потряхивало от волнения, — можно мне что-то попить.
— Конечно можно, — я подошел к барному столику, взял стакан и налил в него из графина воды.
— Спасибо, — руки принцессы заметно подрагивали.
— Не беспокойся, — никогда не любил и не умел успокаивать женщин. Слова тут чаще всего просто бесполезны, поэтому я просто подошел и обнял свою уже жену, — я тебя не обижу.
Несколько минут мы вот так простояли — молча, прижавшись друг к другу. Потом я отстранился вгляделся в лицо Александры — та вроде немного успокоилась, во всяком случае откровенно дрожать перестала — и осторожно ее поцеловал. Принцесса сначала несмело, но уже спустя несколько мгновений достаточно страстно ответила на поцелуй.
В общем и в целом, если не вдаваться в подробности, первая брачная ночь прошла как надо. Принцесса, вернее теперь уже великая княгиня, была понятное дело, неопытной, но весьма прилежной ученицей и к счастью не относилась к тем девушками, которые предпочитают «лежать на спине и думать об Англии». Учитывая современное половое воспитание, вернее его отсутствие, я бы ничему не удивился.
Единственное что немного смазало вечер — это обилие хитросделаных застежек на свадебном платье, которые доставили, надо признать, изрядное неудобство. Прокляв все, тихо ругаясь на себя, за то, что решил разбираться с ними самостоятельно без помощи прислуги, я трудом смог снять это белое кружевное чудовище со своей жены, за что, впрочем, был немедленно вознагражден.
Так началась моя семейная жизнь в этом мире.
— Николай Павлович?
— Да, Николай Николаевич? — Я поднял взгляд на просунувшегося в кабинет Муравьева.
— К вам Александр Христофорович, — в голосе секретаря послышалась вопросительная нотка. Мол пускать или нет: о визите глава СИБ не предупреждал, да и виделись вроде как неделю назад на заседании Госсовета.
Муравьев, оказался просто неоценимым сотрудником, быстро превратившись из просто секретаря и помощника в руководителя канцелярии. Сначала он подмял всех буквально явочным порядном, а потом принес проект придания структуре официального вида. Все как я люблю — здоровое честолюбие и умеренная инициатива.
— Ну приглашай, — я пожал плечами. — Александр Христофорович не тот человек, который будет по пустякам тратить свое и мое время.
Муравьев кивнул и исчез за дверью. Через несколько секунд на его месте возник Бенкендорф собственной персоной.
— Доброе утро, Николай Павлович, прошу прощения за такой набег, однако у меня новости… В общем я подумал, что такое не грех будет сообщить и лично, — глава СИБ выглядел немного смущенно, но при этом явно пребывал в прекрасном расположении духа.
Новая форма СИБ мне очень нравилась. Стильная и минималистическая, лишенная большей части шитья, тесьмы и прочих галунов с клапанами. Темно-синяя основа с красной оторочкой, строгий стоячий воротник, погоны вместо эполет. Все говорило о том, что эти люди не на парад вырядились, а дело делать.
— Доброе утро, присаживайтесь, чем вы собираетесь меня сегодня радовать? Может чаю? Или кофе?
— Благодарю, с удовольствием выпил бы чаю, не успел сегодня позавтракать. Вот, — Бенкендоф протянул свернутую трубочкой газету, а сам присел на стул для посетителей по ту сторону рабочего стола, — на первой же странице.
Газетой, отпечатанной на не очень приятной на ощупь желтоватой бумаге — я машинально сравнил ее с моей «Правдой», причем сравнение получилось в пользу русского издания — оказалась британская Times.
— Ну давай посмотрим, что пишут про нас островные вражины, — я встряхнул газету, поворачивая к себе лицевой стороной и моментально отметил, как усмехнулся в ответ на мои слова Бенкендорф. При русском императорском дворе у меня сложилась репутация достаточно нейтрального человека, ровно относящегося ко всем участникам большого европейского концерта, и только близкие люди знали, что англичан я среди прочих выделял, причем в отрицательную сторону. — Ага! Ого! Ничего себе, какой интересный поворот.
На передовице большими буквами заголовок сообщал о взрыве неустановленной еще природы в доме семьи известного банкира Натана Майера Ротшильда. Статья была естественно на английском, причем на английском газетном, поэтому мне понадобилось некоторое время чтобы вчитаться в текст и поймать его суть.
— 'Вчера 18 августа во время семейного ужина в доме на Брук-стрит стрит, принадлежащем известному банкиру и финансовому спекулянту Натану Ротшильду, произошел мощный взрыв. В результате дом загорелся через несколько минут обрушился внутрь, погребя под собой всех членов достаточно известного в Сити семейства. К счастью пожар удалось быстро остановить и потушить, не позволив перекинуться на соседние строения. Если не считать выбитые в радиусе ста футов стекла остальные здания по Брук-стрит не пострадали.
Пожелавший остаться анонимным чиновник из Лондонской Ратуши, сообщил что, по всей вероятности, взрыв произошел в подвальном помещении под домом, что с одной стороны и привело к быстрому обрушению всей конструкции, а с другой — уберегло жителей города от больших разрушений.
«Примерно двести фунтов пороха, вряд ли меньше», — добавил чиновник, комментируя возможное количество устроившего переполох огненного зелья.
По предварительным данным кроме самого отца семейства под завалами могут находиться его жена и пятеро несовершеннолетних детей в возрасте от двух до десяти лет, а также неустановленное количество домашней прислуги. Вероятность того, что кто-то из находившихся в доме в момент взрыва выжил — крайне мала. К сожалению человеческая плоть просто не способна сопротивляться таким высоким температурам'.
Дальше шли долгие рассуждения о том мог это быть несчастный случай или все же убийство, а также то, кому это выгодно. В целом журналисты сходись на том, что Ротшильд был далеко не самым приятным человеком, и желающих отправить его на тот свет могло быть более чем достаточно.
Быстро прочитав статью до конца, я поднял глаза на сидящего напротив главу разведки.
— А не слишком это… — Я сделал неопределенный жест рукой, — громко. Дети опять же. Мы разве воюем с детьми?
Не то чтобы у меня действительно сильно расшалилась совесть, скорее меня волновал другой, не озвученный еще вопрос. Александр Христофоровоч был верным псом, начисто лишенным дурной инициативы и никогда бы не решился на такую акцию без соответствующей на то санкции. Я ее не давал, значит ее дал император. При том, что куратором СИБ от правящей фамилии был все-таки я, да и создавалась структура изначально моими руками, ситуация выглядела достаточно скверно. Как будто меня потихоньку от рычагов влияния на спецслужбу оттирают. Не хорошо.
— Не было других вариантов, мы все перепробовали. Хотели изначально повара подкупить, но там подойти не удалось. На улице пытаться перехватить, так он, собака, постоянно с охраной, можно было бы еще и прохожих зацепить, да и получилось бы еще громче на выходе, — было видно, что Бенкендорф сам не в восторге от решения этой задачки, но при этом не капельки не сомневается в правильности своих действий. Он немного подумал и добавил, — мне его императорское величество приказал действовать.
Все-таки за эти годы я слишком сильно повлиял на брата. Рупь за сто, в той истории, он бы разрешение на такую операцию не дал бы ни в жисть.
— Понятно… — Я откинулся на спинку кресла и попытался понять, что чувствую. Радость? Облегчение? Удовлетворение? Можно ли сказать, что я доволен таким исходом? Пожалуй, что и доволен. Понятное дело, что Воронцова это не вернет, да и никак принципиально на общую ситуацию не повлияет: на место выбывших быстро встанет еще десяток. Но с другой стороны и оставлять убийство своего человека без отмщения я тоже не мог. Глядишь, следующий раз желающий сыграть грязно подумает не два раза, а тридцать два. — Пусть будет так. Спасибо вам Александр Христофорович за эту операцию. От меня лично спасибо.
— Рад стараться, ваше императорское высочество, — Бенкнедорф подскочил со стула и молодецки щелкнул каблуками вызвав у меня приступ неконтролируемого смеха.
Одним из первых мест куда я повел Александру для знакомства ее с новой родиной стал железнодорожный вокзал Санкт-Петербурга. Ну ладно, на полноценный вокзал это строение конечно не тянуло, да и не было в нем самом ничего интересного. Проект большого полноценного вокзала, долженствовавшего стать украшением города, архитектурной жемчужиной столицы еще только разрабатывался, а пока в роли конечной станции работала одноэтажная постройка с кассой и небольшим залом ожидания.
Так что гораздо важнее вокзала была сама Царскосельская железная дорога. Первая в мире публичная железная дорога на паровой тяге. Историческое достижение — не хухры-мухры.
— Позвольте вам помочь, моя королева, — я подал руку Александре
