— Ну неужели ничего нельзя придумать, кроме захвата?
— Ну попробуйте придумать. Время еще есть. Если ничего не придумаете, остается захват. Все будет аккуратно, героический экипаж не пострадает.
— Я буду думать.
— Хорошо. Я напомню, когда подойдем ко времени принятия решения. Да, нам машут, видимо, будем взлетать.
Под крылом неторопливо полз материк. Красивый день, хорошая погода, малая облачность.
— Виктор Сергеевич! Время.
Виктор поднялся с койки и прошел в нос, к Чкалову.
— Валерий Павлович, мы сейчас в зоне действия радиосвязи?
— Да, здесь мы можем поддерживать связь минимум с двумя станциями.
— Свяжитесь с землей, и скажите, чтобы они срочно связали нас со Сталиным!
— Что?
— Связали со Сталиным! С самим! Думаю, в России найдутся спецы, которые сумеют согласовать вход передатчика с проводным телефоном!
— А позже, когда сядем, нельзя?
— Нет! Это надо срочно, немедленно!
— Сейчас передам радисту…
— Они просят, чтобы их соединили с "Ивановым"! Да, с "Ивановым"! Конечно! Да! Ну вот, держите наушник, говорите сами.
— Позвоните этому… "Иванову", и пусть ему сообщат, что Еремин хочет с ним связаться! Это очень важно!
— Вы понимаете, о чем вы просите? — сухим, чуть посаженным голосом донеслось из наушника.
— Я не прошу! Я требую, исходя из оперативной ситуации, незамедлительно связать меня с "Ивановым"! Под мою личную ответственность!
Небольшая пауза. Что еще ему сказать, человеку где-то на земле? Пригрозить наказанием за саботаж? Пообещать награду за содействие? Намекнуть, что лично знаком с самим? Что?
— Вас соединят с Кремлем. Ждите.
— Отвечают! Берите наушник! — голос радиста через несколько минут.
Все тот же голос из наушника.
— Господин "Иванов" выехал на дачу. Пробуют соединить с ней. Ждите.
Еще несколько минут.
— Ну что? — вопросительный взгляд Ковальчука.
— Сейчас. Сейчас сделают.
"Господи, ну скорее, скорее…"
— "Иванов" у аппарата. Говорите.
Виктор от волнения проглотил слюну.
— Со мной второй человек. Оттуда.
— Я понял. Продолжайте.
— Нам нужно, чтобы вы дали команду экипажу изменить курс полета, как укажет второй человек. Я не могу объяснить по радио, но это чрезвычайно важно. Чрезвычайно.
Молчание. Как оно долго длится! Сейчас последует уточняющий вопрос… или…
— Если вы так говорите, то это действительно надо. Хорошо. Я скажу пилотам, чтобы они делали то, что вы скажете. Передайте им трубку.
— …Ну что, куда летим?
— Значит так, от этой точки маршрута берем курс…
— Валерий Павлович!
— Слушаю вас. Куда дальше поедем?
— Нет, это другое, — Ковальчук протягивал Чкалову исписанные листы, — вот список вероятных катастроф опытных самолетов на ближайшие десять лет, кто пилоты, какие причины и как предотвратить. Мне попадались эти данные в пятидесятых.
— А вот материалы по перспективным самолетам, в дополнение к тем, что уже переданы.
— Спасибо. Только ведь получается, если самолеты другие, то и биться будут уже по другим причинам, верно?
— Не всегда. Могут быть и по тем же самым.
— …Здесь точка перехода непосредственно в ваше время. Вы попадете обратно в тот же самый день и час и в то же самое место, откуда ушли.
— Хорошо, — ответил Виктор, думая о том, что пропажу одежды, денег, паспорта и мобильника можно объяснить тем, что купался в реке.
Яркие лучи полуденного солнца рисовали на замусоренном цементном полу пустого здания замысловатые фигуры. Откуда-то снаружи донесся шум машины. Приключение кончилось так же внезапно, как и началось. Да и было ли оно? Не была ли третья реальность вихрем сновидений, за мгновения пронесшихся в мозгу?
— Добрый день! — раздался сзади знакомый голос. — Не бойтесь, это не тень отца Гамлета.
Виктор обернулся и увидел Ступина, живого и здорового, только чуть похудевшего, с пластиковым пакетом в руке.
— Добрый день! А вы как сюда?
— Вот ваши вещи, которые МГБ блистательно выкрало у нас из спецхранилища, — сообщил он, — а то, что на вас, просили положить в этот пакетик. В производстве новых видов целлофана вы действительно тут преуспели.
— Спасибо! — ответил Виктор, переодеваясь. — А как вы, как самочувствие?
— Благодаря вам — пожалуй, даже лучше, чем было. У ваших хирургов золотые руки. Мне ужасно неудобно перед вами, потому что вы спасли мне жизнь, а меня забросили сюда на короткое время практически без всего, чтобы я передал вещи — даже нечем отблагодарить. Впрочем, — он расстегнул ремешок часов, — хотя бы примите на память эти часы.
— Ну что вы, право… господи, ну зачем! Вы представляете, сколько они сейчас стоят? Это же антикварная "Омега"! Ну возьмите тогда мои, обменяемся.
— Простите, но ваши не могу. С меня взяли обязательство, что предметы из будущего будут возвращены в ваше время. В свою очередь они обещали вернуть меня в мое.
— Понятно… А зачем вам возвращаться? Разве вы не хотели бы остаться здесь, в будущем? В новой реальности?
— Нет, — ответил Ступин, — во-первых, я присягал на верность государю императору и не могу стать перебежчиком. Во-вторых, у вас уже лет двадцать пытаются сделать смешную вещь: построить либеральную экономику бюрократическими методами. И то и другое в России не работает. Но у вас пытаются делать именно так, то-есть, с одной стороны, отдать страну под экономическое иго мировой плутократии в надежде, что она, эта плутократия, убережет страну от революций и передела собственности, а с другой — сохранить личную и клановую власть тех, кто защитит от этой самой плутократии круг людей, прибравших к рукам национальные богатства. И еще одна мелочь: здесь ругают "казарменный строй", но прилично одетые дамы говорят между собой, как в казарме. В общем, несмотря на лоск, у вас тут безжизненная помесь ежа и ужа.
— А у вас разве не бюрократическая машина? — возразил Виктор.
— Нет. Наше государство основано не на борьбе за руководящие посты, а на верном служении ему. Кстати, этому мы научились у немцев. Но это, к сожалению, долго рассказывать, а мне пора.
— Александр Семенович, если вы поняли мои слова, как попытку склонить вас к невозвращению, то, конечно, ваши слова — достойный ответ офицера его величества. Вас, несомненно обучали, как реагировать, чтобы не подпасть под чужое влияние, и ваша оценка нашей системы — ну, видимо, вас просто учили так отвечать. Пытаться выведать ваше подлинное личное мнение при роде вашей службы вряд ли возможно, но, полагаю, оно отличается от высказанного сейчас.
