— Снова уходите в сторону, — одёрнул его Хворостов. — «Чёрная метка»?
— А, — небрежно махнул рукой Ляхов. — Это, по сути, этакий «пазл», знаете такую игрушку? Нет никакой организации. Есть коробка с детальками, есть я и ещё несколько человек, знающие, как они друг с другом соединяются, и держащие в памяти картинку, которую нужно сложить. Сами же «детальки» понятия не имеют, что являются составной частью некоей сущности высшего порядка.
Вот, возьмём ваш ЧОП. Считай, штыков двести вы имеете, хороших, опытных. А что с ними сейчас делать, знаете? Допустим, второй «Форос» его организаторам удастся. Вы не боитесь, что завтра вас разоружат, а послезавтра — к стенке или по этапу?
Тут он как бы невзначай достал из кармана коробку белогвардейских папирос, подвинул полковнику.
Хворостов сначала долго смотрел на картинку с портретом Лавра Георгиевича и прочими деталями оформления. Как-то очень осторожно открыл, взял папиросу, понюхал, помял, закурил, наконец.
— Вы в том, что происходило в Москве в позапрошлом году, участвовали? — спросил, не глядя в глаза.
— Было дело. Только недоработали, о чём сейчас жалею…
— И всё равно, мне трудно вам поверить. Есть гораздо более простые объяснения, и они мне не нравятся…
— Очень жаль. Я думал, без демонстраций обойдёмся. Да вы курите, курите, это немного времени займёт…
Посмотрел на Вяземскую.
Та сидела, совершенно безразличная ко всему окружающему, будто просто ждала, когда командир что-то прикажет. Дождалась. Достала из кармана свой портсигар, под настороженными взглядами всех присутствующих вынула сигарету, щёлкнула зажигалкой. Одновременно пошёл сигнал Секонду.
— А я могу и ваш отряд вставить в свой «пазл», и послезавтра вы наденете давно заслуженные генеральские погоны, примете под команду дивизию «особого назначения» или — сами придумаете, что захочется. Вам ведь сколько? Пятьдесят три, пять?
— Всего пятьдесят один. Это я выгляжу старше…
— Ну, тем более. Служить и служить ещё можно. Помните, сколько Брусилову[21] в шестнадцатом году было? А ведь до этого никто о нём почти и не слышал. В шестьдесят три Галицийскую битву выиграл, на весь мир прославился, в шестьдесят четыре Главковерхом стал…
— Вашими бы устами… Но не уходите в сторону, сколько можно просить. Конкретно — кто вы на самом деле, что такое «Чёрная метка», какая ваша роль в творящемся бардаке и что вы хотите от нас?
Никуда не деться от литературных ассоциаций и даже аллюзий. Но что поделаешь, если происходило всё, как в известной книге, правда, с некоторыми коррективами: «За выкрашенной казарменной синей краской дверью послышался шум, полковник Хворостов недовольно оглянулся. А его собеседник, зловеще усмехаясь, медленно поднялся…»[22].
Пока Сергей Саввич и его вернейшие, судя по всему, паладины только тянули руки к пистолетам, у кого в традиционных кобурах на поясе, у кого в других местах, Ляхов и его нежная возлюбленная уже держали в руках свои. Просто на всякий случай. Как в «Великолепной семёрке»: «Хлопай руками, быстрее хлопай!»
Дверь открылась. Сначала в неё цепочкой вошли пятеро солидных мужчин в камуфляжах. Руки у всех за спиной зафиксированы, и рты толстым специальным пластырем заклеены. За ними — четыре пёстро, совсем не по-военному одетые девушки с автоматами через плечо. Замыкающей — вездесущая Глазунова. Она с грохотом свалила на ближайший стол груду оружия и патронных подсумков. Выпрямилась и замерла, как бы охраняя свои трофеи. Глазами при этом постреливала по сторонам вполне дружелюбно. А присутствующие сотрудники Хворостова пока что только ошарашенно вертели головами. Молча.
— А где вторая половина отделения? — спросил Фёст у Полины.
— На постах. Этих ребят подменили. Система охраны и обороны не нарушена, — поручица опять улыбалась Ляхову так, что Людмилу передёрнуло. Нет, ну нельзя же так наглеть! Только Герте она готова что-то простить, но никому больше.
— Молодец, Полина. Завтра же здесь четвёртую звёздочку получишь, обещаю, а с остальным — твоё начальство разберётся. Ну и господин полковник пусть делает выводы, как у него караульная служба поставлена.
Повернулся к Хворостову.
— Вы садитесь, садитесь, Сергей Саввич. Где вы там служили, до штабов? Спецбатальон поддержки погранвойск? А до этого наверняка ведь рассказы про штурм дворца Амина слышали. Моим бы девчатам поручили — без стрельбы и ненужного кровопролития справились. Как оцените — ваши бойцы ведь далеко не мальчики. И кто их без шума снял и обезоружил? Вы, Глазунова, никого не покалечили?
— Обижаете, господин полковник. Пареньки и не рыпнулись… За что их бить?
Ляхов сел, совершенно машинально взял очередную папиросу. Ну не выходил без этого разговор.
— Так что, товарищ Хворостов, фронткамерад, про «Чёрную метку» вы можете предполагать, что вам угодно, а вот что вы думаете про моих девочек?
Вся прибывшая команда уже рассредоточилась по помещению, без нервного напряжения, но чётко контролируя весь его объём по многократно пересекающимся директрисам. И глазами, и стволами.
Главе принимающей стороны было крайне тяжело сохранить подобие самообладания.
Ещё и Людмила не выдержала, добавила «свои пять копеек».
Спросила, обращаясь к своим вчерашним спутникам, Эдуарду и Григорию, достаточно вроде бы опытным фронтовым разведчикам:
— Ну, что же вы своему командиру сразу всё не объяснили?
— Мы объясняли, он не поверил, — не то удручённо, не то со скрытым торжеством человека, чья правота подтвердилась самым наглядным образом, ответил Эдуард.
— Приношу свои извинения, — выдавил Хворостов. — Не скрою, не поверил, думал, чего-то вы недопоняли в происходившем. И сейчас не могу поверить. Как вы… ваши сотрудницы всё это провернули? Я ведь своих людей знаю…
— Своих знаете, моих — нет. А если разведке не удалось установить силы и средства противника, уровень его подготовки — нужно быть трижды осторожным. Да что я вам прописные истины объсняю? Вы обратили внимание, в каком чине госпожа Глазунова?
— Вы сказали — поручик. Я решил, что позывной такой…
— Отнюдь, это её подлинный чин, или, по-нашему, воинское звание. Дело, видите ли, вот в чём, — Ляхов щёлкнул пальцами, подбирая походящие слова. — В той армии, где служат эти прелестные существа, уровень военно-технической оснащённости значительно ниже, чем в нашей российской или, не к ночи будь помянута, американской. Приходится компенсировать. Про японских ниндзя слышали, конечно, или, если поближе взять — вьетнамцы в известной войне. Да, кстати, ваших ребят нужно освободить. Пусть не обижаются, что так с ними поступили, наглядный урок, ничего личного.
