— Нда.
"А чего я от него шифруюсь? Уж если кто и заслуживает правды — так это он. Почти всей правды — несущественные мелочи мы все же опустим"
— Григорий. То, что я тебе сейчас скажу, унеси с собой в могилу. Даже на исповеди молчи, понял?
Ошарашенный таким плавным изменением беседы, господин инспектор невольно выронил из рук мельхиоровую ложечку, которой ещё миг назад помешивал чай.
— Вот скажи — человек, который спас жизнь десятку людей, он какой?
— Ну уж точно не плохой.
— А если сотне… тысяч?
— Такого и вовсе впору к лику святых причислять. Только я что-то в толк не возьму, к чему ты это, командир?
— А если я ЗНАЮ, как спасти десяток миллионов жизней?
— Как… миллионов?!?
Григорий неосознанно перекрестился и с тревогой посмотрел в лицо Александру.
— Это что же за напасть такая ожидается?
— Напасть? Хм. Сперва Империя войну проиграет — потому как нынешнему императору недолго осталось, а тот кто ему на смену придет… мда. Потом революция будет, потом ещё одна война и ещё одна революция… и напоследок третья война — гражданская. Это, Гриша, когда брат на брата, сын на отца.
Князь подошел и в упор уставился на своего друга.
— Знаешь, откуда мне все ведомо? Иногда я вижу все, что только что тебе описал. Словно дурной сон… И придумки все мои — оттуда же. Просто — вижу. Раз десять проверял, все сбылось.
— Господи святы, Александр Яковлевич! Миллионы!
Григорий поверил ему сразу, а поверив — моментально сгорбился и словно постарел. Командир всегда говорил ему только правду. Недоговаривал — такое было, но лгать не лгал, ни разу.
— Так вот скажи мне, если я хочу все это предотвратить. Любыми способами — если понадобится, в крови по маковку замараюсь. А не допущу, что бы в землю столько народа легло! Вот и скажи мне, Гриша, какой я человек…
Григорий непроизвольно сжал голову руками и опять повторил.
— Миллионы… командир, как же так? Почему?
Затем выпрямился и огладил усы.
— Я уже говорил, командир — куда ты туда и я, а теперь уж и подавно. Ты мне только одно скажи — как до такого дойдут-то?
— Это долгий разговор, Гриша. Вот что, пошли-ка перед камином посидим?
На следующий день все провожающие сильно удивлялись повышенной угрюмости господина главного инспектора, что, впрочем, не помешало им очень тепло пообнимать его на прощание (раз уж князя Агренева нельзя). Время в поездке из Питера в Вену пролетело очень быстро, и для Александра и для его спутника: первый разбирал свои черновые наброски и выискивал в них слабые места, а второй прихватил с собой в дорогу сразу пять учебников и методично их осваивал, периодически отвлекаясь на еду и сон. Бывший унтер-офицер, пообщавшись на фабрике с образованными, а иногда и очень образованными людьми, и добрый десяток раз за очень непродолжительное время почувствовав себя натуральным дураком, это ощущение запомнил. А запомнив — решил что оно ему не нравится и обратился за советом к князю, моментально получив на руки список литературы и ценное указание — не жадничать и нанять себе домашнего учителя. Насчет последнего он не успел, а вот сделать набег на букинистическую лавку удалось. В результате, само путешествие в памяти Григория как-то не отложилось — зато в Вене он впечатлений набрался вдоволь. Учитывая, что до этого дня он в Австро-Венгрии если и был, то очень недолго (то есть догнал несуна, скрутил, пинками поднял и пинками же погнал обратно на родимую сторонку, пока чужие погранцы не объявились), его интересовало буквально все! Благо что посмотреть было на что: на месте они не сидели и всего за два дня исколесили и прошли пешком как бы не половину города, посетив пару банков, семь-восемь аптек и дюжины две магазинов. Потом была Бельгия (в которую они добрались транзитом через Второй Рейх) и ее бдительно-недовольные (но вежливые, этого не отнимешь) таможенники — там они сняли уютную квартирку в славном своими оружейниками городе Льеже, где и оставили часть багажа. И не только багажа, их настоящие паспорта тоже остались в арендованной ячейке местного банка. К моменту, когда они оказались во Франции, Григорий чувствовал себя бывалым путешественником — шутка ли, четвертая страна за десять дней!
Сразу снять подходящее жилище не удалось, пришлось гостям столицы ютиться в шести комнатном номере отеля с поэтичным названием Лотти. Всю следующую неделю князь сразу после завтрака уходил, оставляя своего друга в одиночестве осваивать очередной учебник и появлялся к часу-двум пополудни — иногда довольный а иногда и не очень. Пообедав они отправлялись бродить по улочкам Парижа, до позднего вечера осматривая и изучая все что только привлекало их внимание. Особенно запомнился путешественникам бульвар Капуцинок, где они впервые попробовали печеных каштанов. Александр, сняв пробу, свой кулек тихонько выронил — как-то не пошло ему это лакомство парижан. А Григорий свою порцайку уничтожил под корень и только после этого осведомился, что же это такое интересное он съел, по вкусу прям как сладкая картошка?
— Каштаны.
— Да ну? А у нас ими животину подкармливали…
— Это еще что, Гриша. Я вот слыхал что французы оченно лягушачьи лапки уважают, хорошенько обжаренные!
Григорий сглотнул и немного позеленел.
— Правда, что ль?
— Ага. Ещё улиток виноградных употребляют, мидий, а устрицы — ну, это навроде улиток или там слизняков, вообще за изысканное кушанье считается. Соком лимонным на них брыжжут да прямо живьем и наворачивают, за милую душу. И сыр ценят исключительно с плесенью да ещё и завонявший.
Позеленев ещё больше, Гриша выдавил из себя.
— Не приведи господь так оголодать…
Впрочем, следующее яркое впечатление напрочь перебило все мысли об особенностях французской национальной кухни. Дом Инвалидов (в смысле — ветеранов), а точнее саркофаг Наполеона Бонапарта в нем — произвел на русского казака по имени Григорий прямо таки неизгладимое впечатление. Особенно если учесть, что оба его деда активно участвовали в войне 1812 года, и успели поделится со своим внучком избранными воспоминаниями о том, как они усердно шинковали солдат непобедимой армии своими саблями. На выходе им попался лоток, на котором были разложены с полсотни открыток с различными видами последнего пристанища французского генерала, первого консула и до кучи императора Наполеона первого — так Григорий скупил разом все, а Александр повертел головой в поисках фотографа (но так и не нашел, отчего немного огорчился). Гриша же осмотрелся и принялся целенаправленно обходить лоточников, высматривая отсутствующие у него картинки. Завершив первый круг, он ненадолго задумался и тут же пошёл на второй, мимоходом пояснив что один комплект открыток он оставит себе, а второй презентует многочисленным родственникам. По такому делу пришлось ненадолго зайти в букинистический магазин за альбомом — и там уже оторвался Александр, пересмотрев все книги на полках. За следующие дни они посетили кабаре Мулен Руж и посмотрели знаменитый танец канкан (после чего господин Долгин на некоторое время выпал из жизни — потому как такой крутой эротики ему видеть ещё не приходилось), прошлись мимо Нотр дам де Пари (во время осмотра князь заметил приземистого горбуна и фыркнул, пробормотав себе под нос непонятное, но явно женское имя), попытались прогуляться по Булонскому лесу — но вот последнее не удалось. Из осторожных расспросов прохожих выяснилось, что лес был, причем достаточно неплохой. Но, к сожалению, он не перенес последнего визита русско-прусской армии в Париж: невежественные варвары попросту пустили его на дрова, обогреваясь суровой (местами даже со снегом) зимой.
