19–20 октября ночь
— Леша, ну один укольчик! Пожалуйста! – Ольга Назарова третий месяц живет с Бурым. Девушка стала цыганским подарком при дележке территории областного центра. Огромные синие глаза смотрели на русского бандита как на спустившегося с небес ангела. Трехмесячный ребенок умер в плену. Ольга сама попросила наркотики. Цыгане решили использовать девушку в состоянии опиумного успокоения. Мозг девушки умирал, но оставшиеся клетки продолжали с отвращением реагировать на прикосновения грязных рук, на звуки чужого языка. Когда наркоманка поняла, что ее передают в славянскую банду, впервые за долгое время почувствовала радость. Несмелая улыбка осветила лицо, по впавшим щекам потекли слезы. Под гогот цыган и недоумение Бурого она обняла его. Обколотые руки обхватили крепкое тело, теплые слезы намочили рубашку. Бандит с деланным равнодушием передал подарок товарищам. Пузо отвел девушку в машину.
Первый месяц Бурый пытался выбить дурь из худого тела. Странные чувства испытывал бандит к большеглазой девушке с тонкой, как папиросная бумага, кожей. Жестокая ломка нисколько не тронула, а тихая грусть, увлажненные глаза, опущенные плечи – и вот он, комок в горле.
В жизни Лехи Бураева не было времени переживать по пустякам. О чем тут думать — вот она жизнь простая и понятная. Думают трусы, герои действуют.
Дембельнулся Леха сержантом в мае 2010. Последняя должность — замкомвзвода. Служба для высокого крепкого парня трудностей не представляла. Карантин — учебка — войска. Не спецназ, не ВДВ, обычный мотострелковый полк. Рвения Леха не проявлял, команды офицеров выполнял в собственное удовольствие. Хитрые командиры поставили прямую зависимость личного комфорта от выполнения общественных заданий.
Оставаться по контракту желания за время службы не появилось.
Детский парк им. Гагарина оправдывал название лишь в первой половине дня. Ближе к вечеру детей с родителями сменяли дети более старшего возраста, дамы, ищущие приключений на свои гениталии, и кавалеры, имеющие желание эти приключения предоставить. Сплошная сыпь кафешек на зеленом теле парка зудела громкой музыкой. Под тентами продается спиртное крепостью от и до любой существующей. Сладкий запах анаши растворяется в ментоле. В кустах трава унавожена резиной использованных презервативов. Парочки во время любви имеют реальный шанс подхватить заразу бытовым путем. Если назвать бытом разбросанные шприцы.
За столиками, шурясь от дыма, цедят пиво и коктейли разнокалиберные девчонки. Есть крупные экземпляры, куски мяса над заниженной талией джинс, груди вываливаются из маек, губища сосут пиво, как помпа. Есть мелочь, ножки детские, карманы штанишек натягивают кости таза, впалый живот с колечком на пупке, грудь нулевого размера, мелкие черты лица. Разносчики педофилии. Множество женских тел с искривленной осанкой, короткими ногами, отвисшей задницей. Некоторые лица свидетельствовали о наследственном алкоголизме.
И все же много в приволжском городе кандидаток в фотомодели. Тех, чей организм еще не увял от табака и алкоголя. Чьи волосы, белые, черные, рыжие, блестели здоровьем. Лицо без морщин, кожа гладкая, тело пропорциональное. Осанка прямая, грудь вперед, ноги стройные. Умных или хотя бы стильных девушек видно по одежде, манерам. Последнее национальное достояние.
Умные и глупые, красивые и страшные — девицы как разновидности валюты на рынке сексуальных услуг. Девушки наивно полагают, что с помощью дыр в своем теле смогут счастливо устроиться в жизни. Поумнее облагораживают дырки тренировкой тела, подобием образованности. Поглупее надеются на безотказность. Но и те и другие ошибаются в одном: они не продают, их покупают. Они не продавцы, а товар.
Государственная программа по увеличению населения открыла дорогу гражданам бывших союзных республик, ныне независимых государств. Независимые граждане, как потерявшие ориентир тараканы, мигрируют строго на северо–запад. Резкие пограничники со злобными Мухтарами остались в советском прошлом. Смуглые гости прибывают всеми видами транспорта. Согласно закону, уведомляют о прибытии миграционную службу. В лучшем случае с помощью различных фирм получают бланки с коряво написанным адресом временной прописки. Адресок скрепляет простенькая печать. Формально в однокомнатной квартире проживает до 200 человек. Мигранты снимают комнаты, квартиры, занимают целые районы на окраинах города. Гастарбайтеры – в основном молодые мужчины. Их задача – закрепиться, через пару лет получить гражданство, вызвать родственников. Те, кому подобное удалось, активно участвуют в госпрограмме. Населяют страну своими детьми. У кого нет национальной пары, выполняют программу, оплодотворяя резиденток. Брошенные своими алкоголиками женщины не нарадуются на работящих квартирантов. Молодухи принимают азиатское лицемерие за чистую монету.
Где оттянуться работяге, поглазеть на русских девок. А в парке угостил пивом, зубы поскалил и пьяную студентку уже щупать можно, в кустах повалять. Одному гулять в парке скучно. Говоря по–честному, небезопасно. Гастеров называют чурками и русские и кавказцы. Посланников гор русские тоже называют чурками, но значительно дозированнее. В детском парке в центре крупного приволжского города чурки чувствуют себя как в родном ауле. Даже ишак бегает по дорожкам, запряженный в прогулочную тележку. Летние кафе «держат» армяне. Повара и рабочие – узбеки и таджики, официантки – русские девчонки.
С наступлением темноты кавказские мелодии преобладают в репертуаре. В каждой кафешке несколько столов оккупированы смуглыми парнями. Масляные взгляды раздевают подвыпивших подружек. Раз, абрек уже скалит зубы за столиком девчонок, смешит акцентом, щелкает пальцами, не находя слов. Два, приглашает, точнее, тащит, вроде шутя, за свой столик. Три, подливает пива. Четыре, вроде случайно трогает за прелести в ритме танца. Пять, ближайшие кусты…
Крейсером «Скуловорот» Леха Бураев шел через толпу пьяной молодежи. В кильватере пристроился кореш. Крейсерские плечи, обтянутые майкой с надписью «Fuck you», дважды встречались с неприятельскими бортами. Короткие удары в челюсть топили корабли, трава на обочинах аллеи вместо ила морского дна. Фонари освещали минное поле голов, светлыми поплавками мелькали женские головки.
— Давненько я здесь не был, чурбанья сколько развелось, Вован! – Обернувшись, перекричал музыку Леха. Толерантностью не страдал
— Их сейчас везде полно, как будто в Самарканде живем! – Вован в армии не служил, процесс ассимиляции происходил на его глазах.
— Пошли в «Три пеликана», — Леха через головы посмотрел в сторону мигающего огнями кафе.
