Вот какую силу дает любовь к нашей Украинской Родины! Кроме того, Дмитро Левицький не герой-супермен, как нам теперь показывают в американских кинах, это не терминатор и не холодный убийца-киллер, это нормальный украинский парень, воспитан в лучших христианских традициях. Он преодолевает сотни километров, чтобы во время Великой войны пробраться в свой родной город Черновцы и хотя бы мельком увидеть своего старого отца. Дмитрий, как вежливый сын, учтиво слушает своего седого отца и, как жаждущая нива дождь, вбирает в себя народную мудрость. Вот как оно выглядит в романе:
«Дима стал на колени и сказал взволнованно:
— Благослови, отче, состязаться с врагами нашей дорогой Неньки-Украины!
Седой и мудрый доктор Теофил Левицкий в одной руке держал спадковий родинний образ Св. Николая, а второй перекрестил сына и сказал торжественно:
— Пусть Господь Бог благословит, сын! Будь беспощадным к врагам, великодушным пленных, а за други свои не жалей и жизни. Как также и за Отчизну нашу, из пепла восставшую, яко птица Хвенікс, не пожалей жизни, сын. Слава Украине!
— Героям слава, отцу!
Дмитрий поднялся с колен, и отец с сыном крепко обнялись и стояли так долго, пока слезы не высохли на глазах у обоих» («Дефиляда в Москве», сек.10).
Сильно! Я бы сказал, не только сильно, но и страшно, это при том, что — вкратце. Автор экономно использует средства художественного изображения своего героя, но вместе с тем у читателя образ Дмитрия Левицкого, хорунжего и героя, предстает весомо, грубо и зримо. В то же время писатель остро, тонко и концептуально ставит проблемы, которые, несмотря на историческую атрибутику, волнуют нашего современника, и решать их нам, молодым. Потому что есть еще в мире люди, которым не нравится более чем полувековое существование независимой и самостоятельной, свободной и соборной Украины (слава ей!), поэтому автор предостерегает нас, молодых, что враги не спит и нам надо быть начеку. На то мы, украинские пластуны, хором отвечаем: «Всегда наготове! Как учил великий Степан Бандера».
Несмотря на пламенную ненависть к врагам, Дмитрий остается верен отцовским поучения и проявляет высокий гуманизм в отношении к врагам. Например, во время боя в поезде:
— Отрежь ему ухо, — приказал Дмитрию румынский майор.
— Как можно, — ответил Дмитрий. — Это же тоже творение Божье. Пусть идет с миром. Но чтобы больше не нападал на поезда. Не будешь большє нападать на поезда? — спросил Дмитрий российского пленного.
— Нет, — ответил русский разбойник.
— Ну, так иди себе с Богом.
Дмитрий помог россиянину сойти с вагона на землю.» («Дефиляда в Москве», сек.27).
Вот какие наши украинские герои! Мухи не обидят. Без нужды, конечно, потому что до врага сильного и жестокого украинский победитель беспощадный. В конце концов, как учил седой отец.
Писатель вообще пишет коротко, сухо парадоксально, но есть линия в романе «Дефиляда в Москве», где автор отступает от своей привычной манеры, и читатель погружается в душистое буйство лирической прозы. Это те куски, где писатель изображает любовь главного героя. Возлюбленная главного героя — простая и честная украинская девушка из Черновцов Евгения Мангер. Она — настоящая патрійотка и искренне любит своего избранника — рыцаря и героя, старшину УВ Дмитрия Левицкого. Отношения у Дмитрия и Евгении чистые, светлые и плятонічні, они ночами сидят на лавочке под сиянием лунным, окутаны ароматом сирени, и мечтают о том, как в мирном будущем на независимой Украине врага не будет, супостата, а будет сын, и будет мать. и будут люди на земле. Дмитрий настолько боготворит свою избранницу, что даже не осмеливается ее поцеловать в щечку, потому что для него моральные принципы прежде всего. Только после церковного венчания. Он мечтает о Ней во фронтовых окопах, когда идет в атаку на врага с штурмовым гвером в руках под сине-желтой фаною и пение собратьев: «Как шли к бою мы темненької ночки, пушки били, а мы наступали» и т. д. Они мечтают о прочную, светлую, честную украинскую семью, которую они создадут после Великой Победы. Евгения Мангер — типичное воплощение всех добродетелей украинской девушки-патрійотки. Она активистка Союза Украинок, участвует в патрійотичному хоре «Гомон Буковины», ходит в церковь, соблюдает посты и берет уроки вышивания, а когда началась война, панна Мангерівна записалась на курсы медицинских сестер, и лишь больная немощная мать ее не позволяет все бросить и шустрой ласточкой полететь на фронт, где истекают кровью победоносные украинские воины и на поле брани лежат в траве и шепчут пошерхлими губами: «сестра, Сестра!». Героиня произведения Евгения Мангер мечтает, как они с Димой поженятся, будут жить в уютной квартирке на Каличанци в Черновцах, в них будет двое очаровательных детишек — мальчик и девочка. Она, Евгения, будет кроткая, тихая, молчаливая, поштива до своего мужа, будет по вечерам вышивать ему рубашку крестиком красными и черными нитками, а при вышивании петь унылых украинских народных песен про казака и дівчиноньку, о луна и о неспокойной реке, которая вьется, словно змейка. А Дмитрий придет со службы, он будет адвокатом, — сядет возле камина, развернет вечернюю газету, зажжет свою козацьку люльку, до ужина вкусно выпьет рюмку водки с перцем и лихо вытрет свои прекрасные висячие усы.
Дмитрий и Евгения верят в свое счастье, но, как аутентичные украинские патрийоты, поступают и живут под лозунгом: «Прежде думай за отечество, а потом уже за себя.»
Вообще роман В. Кожелянко «Дефиляда в Москве» является заметным артефактом у суч. укр. лет. процессе, и не стоит делать вид, будто это рядовое явление. Особенности стилистики этого произведения не только в том, что он целиком погружен в дискурс постмодернизма, но и в том, что нарративную ткань тексту раз-по-раз пронизывают неожиданные острие концептуально-засадничих сентенций авторского «ego».
В совр. укр. гештальт это произведение ворвался, с одной стороны, как інорідне тело, которое по всем законам соціодинаміки должно быть виштовхуваним на маргінес, а с другой стороны, этот текст романному типа занял свободную нишу в совр. укр. литпроцессе. Нишу, которую разные критики называют по-разному: «историческая фантастика» (Семен Пивченко, Бы. Ф. Строганов, Ги Демопсі), «антиісторія» (Ярина Скуратська, Вадим Скуратський, Василий Скуратський), «параллельная история» (Сергей Пантюк, Серж Лейтензоненко, Тимур Козаченко), «альтернативная история» (Б. Стар, Бы. Звязда, Бы. Стелла). Сам автор в неопубликованном предисловии к своему роману, или скорее, как отметил в одном из предыдущих варіянтів он сам, «романному тексту типа», пишет:
«Жанровую форму этого веселого артефакта можно искать в такой редкой нише, как «история если бы…» то Есть автор, принимаясь за писание, отталкивается от предпосылки «что было бы, если бы…» и творит параллельную, им же вимислену, историю. Пусть читателя не настораживает то, что материал для построения этой художественной конструкции автор выбрал историю. Имеет право.
Автор очень хочет, чтобы его антиісторичний произведение не рассматривали как апологию Гитлера, райху, фашизму и т. д. (действительность показала, что в этом нет необходимости — Вид.), или, может, как осквернения вечных огней, гипсовых солдат, нагрудных орденских колодок (явный анахронизм. — Изд.). Нет, это такая себе художественная литература, чтиво — другими словами, или просто историческая фантастика.»
Итак, как видно из этой неопубликованной авторского предисловия, сам автор определяет свой опус и как «антиісторію», и как «параллельную историю», и как «фантастическую историю», а сам жанр автор определил несколько кокетливо: «текст романному типу». Очевидно, здесь сработала аналогия со склонностью автора к употреблению алкоголя, был когда-то, старшее поколение должно помнить, такой алкогольный, где-то 28–30 градусов, «напиток коньячного типа», назывался «Рябина», в 70-е годы стоил 2 гривны 57 шагов по тричвертколітрову бутылку.
В образе хорунжого Дмитра Левицького, героя роману «Дефиляда в Москве», автор вывел образ патос справжнього патрійота Украины, яко же и славу нации и смерть врагам!
…………………
Красными чернилами под этим произведением учтивого школьника стояла оценка «3+» и учительское резюме: «Большая часть списана из разных учебников, но то, что сумел все найти и переписать, заслуживает похвалы. Молодец, троечнику!» И подпись эмансипированной учительницы украинской литературы. (Примечание издателя).
— Не верю! — верескнув Адольф Гитлер, — не верю, что за три месяца они снарядят и отправят на Восточный фронт сто дивизий. Не верю! — цвікав Адольф Алоизович в глаза крупнейшим ентузіястам украинской идеи — начальнику абвера адмиралу Канарису и большом пропагандистові Розенбергу.
