выбралась из машины и уже перед тем, как захлопнуть дверцу, она чуть мягче, чем прежде, произнесла.
— Ну чего расселся? Пошли!
Всю еще недореализованную на меня злость Эльвира Юрьевна выплеснула в койке. Чаю она мне так и не налила. А вот все запасы либидо и потенции вычерпала из меня досуха. Пока я, в опустошенной полудреме валялся на постели, она, что-то весело напевая, складывала вещи в большой чемодан. В себя я пришел от того, что кто-то теребил меня за плечо. Открыв глаза, я увидел над собой на удивление веселую и добрую Эльвиру Юрьевну.
— Пора, вставай! — ласково погладила она меня по щеке, — Ты еще за Нагаевым хотел заехать! Ты чай будешь или кофе?
Хотел я чая, но попросил кофе. Из-за сегодняшней бессонной ночи и недавних интенсивных упражнений, меня не по-детски плющило. Хотелось как можно быстрее попасть в вагон и распластаться на полке.
От Эльвиры мы сначала поехали ко мне. Дома я побрился и переоделся в цивильное. И только потом мы забрали из опорного пункта Нагаева. Вова сидел на заднем сиденье и внимал моим указаниям.
— Заберешь машину и можешь до моего приезда на ней кататься! Только, чтобы аккуратно, понял? — строго посмотрел я в зеркало на сидящего сзади Нагаева.
Вова радостно заверил, что будет пылинки сдувать с авто и даже масло поменяет.
С тем мы и подъехали к обкомовским чертогам. Предстояло, как минимум два рейса до вокзала и без еще одной милицейской силы я бы не обошелся. Поклажи было слишком много, а в активе били только женщины и немощный Лев Борисович. Эльвира осталась в машине, а мы с Нагаевым поднялись в квартиру. Вова косился по стенам и углам, стараясь не показывать своего счастья, а я подгонял Пану Борисовну. Притихшего в своем ящике под роялем Ильича, я планировал доставить к вокзалу вторым рейсом.
Оглядев стены с пустыми выцветшими квадратами обоев, в тех местах, где висели портреты жены и дочери, Лев Борисович вздохнул и сгорбившись вышел в коридор. Вслед за ним, вытирая глаза платком, вышла Пана. Подхватив в обе руки по чемодану, я тронулся за ними.
— Ты здесь пока останься, — велел я Нагаеву, — Мы с тобой вторым рейсом оставшееся захватим! — и пошел на выход.
Теперь вовина дочка не отвертится от музыкальной школы, при наличии в доме рояля "Беккер" для бедной девочки это будет нереальным, подумалось мне, когда я пер вниз тяжеленные чемоданы с книгами двух непрактичных профессоров.
Если бы не Ленин и бандитское наследие, пришлось бы им мести улицы на исторической родине! Занести бы только все это через таможню! Н-да...
Дальнейший вчерашний день, как и предрекла Антонина, я провел под приглядом Данилина в его кабинете. Как выяснилось позже, это не было его инициативой. Держать меня подле себя ему приказал Дергачев в самый последний момент перед своим отбытием к начальнику областного УВД. Интересно, чем руководствовался в таком своём решении начальник нашего райотдела, понять я так и не смог. Боялся, что к его возвращению я ему придумаю еще какое-нибудь развлечение? Или опасался, что всё происходящее, это коварная подстава и я скроюсь от обещанного им возмездия?
В любом случае, от расследования порученных мне уголовных дел меня никто не освобождал, а сроки по ним неумолимо таяли. И, мысленно засучив рукава, я принялся за муторную следственную рутину. А, чтобы совместная с Данилиным работа в одном с ним кабинете не вошла в его любимую привычку, я постарался допросить в его присутствии, как можно больше фигурантов. Для этого я не стеснялся использовать его служебный телефон, время от времени, забирая аппарат с его стола. Вызывал на сегодняшний день даже тех, кого и не следовало.
Сначала Алексей Константинович терпел меня молча и мужественно. Потом стал курить вдвое чаще. Но ближе к вечерней оперативке он всё же взорвался и выгнал меня в мой кабинет вместе глуховатым свидетелем по квартирной краже. Мужичок был в возрасте и ни хрена не слышал. Мне приходилось орать ему в ухо каждый свой вопрос. А он, в свою очередь, как всякий плохо слышащий человек, тоже был более громогласным, чем следовало. Наверное, я не смог в полной мере скрыть своего удовлетворения изгнанием из начальственного кабинета. Об этом я догадался, когда Данилин объявил мне, что завтра мне надлежит отдежурить сутки за Пичкарёва.
— А чего ты на меня так зыркаешь, Корнеев?! — довольно ощерился майор, — Это по твоей милости Пичкарёв из строя выбыл, вот ты и отдувайся!
Я попытался возмутиться и отыграть волюнтаристкое решение руководства назад.
— Это где же он из строя выбыл, Алексей Константинович?! — в меру расщеперившись, оторвался я от сбора своих бумажек, — Вон он, как фазан, по райотделу размалёванный разгуливает! Вполне себе жизнью довольный! Сначала эти бабские трусы, теперь вон косметика! Ох, попомните вы еще эти мои слова, товарищ майор! На всю область ославит он наш коллектив, когда начнет ещё и глаза с губами красить!
Данилин задумался. И задумался нехорошо. Это я понял, увидев, как недобро он смотрит на меня. Будто это не Пичкарёв, а я взял моду являться на службу намарафетившись женской штукатуркой.
— Дежуришь завтра!! — словно свинцовые пули, выплюнул он два этих слова в мою сторону, — А сейчас бери своего свидетеля и убирайся к себе в кабинет! И свою глотку дери там, а у меня от ваших воплей уже голова болит!
Осознав, что справедливости в этих стенах не добьюсь, я молча дособрал свои манатки и с достоинством удалился, по пути подмигнув в приемной Валентине Викторовне, а заодно и Антонине.
Дергачев с Захарченко в райотдел вернулись уже после того, как вечерняя оперативка следственного отделения закончилась. Я, как и было велено, дожидался в своем кабинете вызова к прибывшему руководству. Но меня никто так и не позвал. Хорошо еще, что Данилин снизошел и позвонил мне по внутренней линии, разрешив быть свободным. Когда я садился в машину, то отметил, что окна начальника РОВД светятся. Если старшие товарищи не позвали меня на шпицрутены, значит и их самих порке на областном Олимпе не подвергли. Сидят они сейчас и обсуждают то, что при водителе на обратном пути озвучить не посмели. Оно и правильно.
Отступление
— Блядь, ну вот убей ты меня, но не понимаю я, как такое
