Были существа в Сети, скрывавшиеся и пропавшие, бежавшие туда с Проксимы десятилетием ранее. Они услышали зов их Бога — Императора, последовали ему, и, наконец, нашли дорогу домой.
Был Повелитель у Центаври Прайм, пробивший разрыв между мирами, готовый обрушить гнев, мощь и величие Бога — Императора на этот жалкий мир. Он услышал зов Бога — Императора и оставил Центаври Прайм.
Они все вернулись домой — кто — то сразу, кто — то чуть задержавшись, но вернулись все.
* * *
Тварь умирала.
Огромная и жуткая, в прорехе в небесах она выглядела такой же грандиозной и могучей, как и прежде, но она умирала. Марраго чувствовал это. Видения, которые наполняли его разум, которые отдавались в его чувствах, все они говорили об одном.
Тварь умирала.
Он почти был уверен, что между ним и этим чудовищем установилась какая — то связь, как бы смехотворно ни звучала эта мысль. Оно было гигантом, рядом с которым он был не более чем мошкой. Но все же, он мог что — то почувствовать.
Оно было повелителем, могучим даже среди своего народа, древним даже по стандартам его бессмертной расы. Оно стерилизовало целые миры, счищая с них всякую жизнь во имя своей чудовищной веры. И все же, оно почти что любило тех существ, которых оно убивало.
Управляя битвой, Марраго чувствовал, как в его душе рождается откровение. Прозрение.
Эти твари не убивали из страсти к убийству. Они не жаждали крови, они не были исполнены страсти или желания.
Они поклонялись смерти, боготворили ее. Они убивали из странного, извращенного чувства любви. Жизнь и смерть были взаимосвязаны. Эти твари были бессмертны. Старость не могла коснуться их. Их не убивали болезни. Они поклонялись единственной вещи, в которой им отказала природа.
Странно представить себе уничтожение того, что ты любишь… но затем рассудок Марраго подсказал ему воспоминание о убитой Линдисти и Сенне, залитой ее собственной кровью, и он чересчур хорошо понял эту тварь.
Эта тварь, их Повелитель, уничтожила бы всякую жизнь на Центаври Прайм. Самих центавриан, их домашних любимцев, их скот, растения, даже бактерии. Умные и глупцы, разумные и неразумные, высшие и простейшие — тварь убила бы всех.
И где — то, среди неведомых звезд, за порогом врат и разрывов пространства, оно поставило бы знак, место где пребудет вовеки память о родном мире Центавра, обессмертив так тех существ, которые были им убиты.
Но тварь умирала. Оно нанесло страшные потери флоту Марраго, выхватывая из пространства корабль за кораблем, разрывая их на части, пробивая молниями их хрупкие корпуса. Оно было гигантом, которого жалили муравьи — и все же муравьи убивали его. Самоубийственный таран Карна был началом, но другие продолжили битву. Они были мужчинами и женщинами, и все они были солдатами, у которых не осталось ничего, ради чего стоило жить или умирать. Эти твари и ей подобные лишили их надежд и разрушили жизни.
Марраго прикрыл глаза. Тьма вокруг него не стала ни больше, ни меньше. Она была вязкой и давящей, наполненной запахами крови Сенны и духов Линдисти. Тварь была повсюду, ее чувства были куда сильнее, чем собственные чувства Марраго.
«Если ты можешь это слышать,» — подумал он, — «я хочу, чтобы ты знал — я не ненавижу тебя. Я не ненавижу то, что ты есть или то, что ты делаешь. Мы ничто по сравнению с тобой. Но мы живем — для себя.»
«Я хочу, чтобы ты это запомнил.»
Ответа не было, но он и не ожидал его всерьез. Он вздохнул и хотел было открыть глаза — ему для этого потребовалось собраться с храбростью. Он боялся того, что мог увидеть, но еще больше он боялся того, что не увидел бы.
А затем психический взрыв выхлестнул из разрыва в пространстве. Марраго не смог бы описать это ощущение ни словами, ни даже эмоциями. Это была смесь древности, вечности, мощи и привязанности, страха, заботы и эмоций, для которых у него просто не было слов.
Это швырнуло его через всю рубку, приложив его головой о дальнюю стену и заставило сочиться кровь из его глаз и рта.
Долгие минуты он лежал без сознания. Он не понимал, что он действительно был связан с одним из Повелителей Чужаков, и что его коснулась крошечная частица психической мощи призыва Бога — Императора. И все же, когда он, наконец, пришел в себя, стер кровь с глаз, выплюнул ее изо рта, и получил доклад о том, что тварь исчезла, а разрыв закрылся — он был не так уж и удивлен.
* * *
Я знаю, что вы меня слышите. Не делайте вида, что это не так.
Теперь вы проиграли, и вы это знаете. Чего вы добьетесь, продолжая сражаться? Вы потеряли свой флот, свой мир, вашу Сеть. Но более всего — вы потеряли свой моральный авторитет, если он когда — либо стоял для вас на первом месте.
Когда — то это было важным, не так ли? Вы не просто проснулись однажды утром и решили захватить галактику. Вы хотели совершить что — то достойное и правильное. Отлично. Вы провалились, и с треском, но не в этом дело. Вы попытались.
Но кроме вас, то же самое пытались сделать Тени. Они тоже попытались. И, когда — то, их мотивы были так же благородны. Но они сбились с пути. Они проиграли, и в конце концов, когда они осознали это, они остановились и ушли. Вы это помните. Вы были там, не так ли?
И знаете что? Они победили! В итоге этой бесцельной, бессмысленной войны, которую вели вы двое — победили они! Они признали свою неправоту, и они смогли что — то с этим сделать.
Есть две вещи, которые вы можете сделать сейчас. Можете сражаться — и мы можем стереть эту станцию в пыль. Или же — вы можете быть разумными. Вы можете сдаться и мы обсудим условия. Возможно, мы даже позволим вам ее покинуть, и убраться за Предел.
И, для тех из вас, кто считает, что ваши союзники — Чужаки идут вам на помощь — оглядитесь вокруг. Вы их не увидите. Не так ли? Их более нет в этой вселенной, и с этим вам ничего не сделать.
Итак, решение за вами. Не тяните с ответом.
* * *
Шеридан отошел от комм — панели. Повисло молчание. Ворлонские корабли оставались неподвижны, ожидая их приказов. Оставшиеся корабли альянса висели неподвижно, ожидая его приказов.
Он не хотел принимать командование, но почему — то все, кто оставался, смотрели на него в поисках воодушевления. Почему он?
— Итак. — сказал он, глядя на Деленн. — Что ты думаешь?
— Они не послушают. — печально ответила она. — Они скорее умрут, чем признают, что были неправы.
— Тени не стали умирать.
— Тени не поклонялись этим Чужакам. Они поклоняются смерти, Джон. Они будут рады умереть, и еще более будут рады захватить с собой кого — нибудь из нас.
— Я думаю, что есть шанс… кто — то из них должен быть готов согласиться, что они ошибались. Кто — то из них должен помнить — кем они были. Я даю им шанс, Деленн, шанс взглянуть в мысленное зеркало и понять — кто они есть, кем они были и кем они хотят быть.
Она посмотрела на него, он увидел отражение в ее глазах, и он знал, что в его глазах она видит то же самое. Он взял ее за руку. Он почти не мог дышать.
Двенадцать лет. Двенадцать лет потерянной памяти внезапно исчезли, будто их и не было. Даже годы предшествовавшие им, годы ненависти, гнева и потерянного ребенка — даже эти годы исчезли.
Было время, оставшееся сейчас в таком далеком прошлом, что они едва могли его вспомнить, когда они были друг для друга всем, когда они искренне верили, что могут изменить галактику к лучшему, когда у них все еще была надежда, и когда одно лишь присутствие одного из них меняло другого.
Медленно, нежно, с любовью, словно не было последних пятнадцати лет, а они были молоды и любили в первый раз, они поцеловались.
Затем они отступили друг от друга, смущенно и неохотно, просто глядя друг на друга.
Молчание нарушил Джон.
Смехом.
— Мне не хватало тебя, Деленн. — проговорил он. — Боже, как мне тебя не хватало.
Она не ответила ничего. Но ее глаза, зеленые, бездонные — и снова живые — они сказали все, что следовало сказать.
Через несколько секунд тишины ответили ворлонцы.
«Мы обсудим условия.»
* * *
Это был мир, целиком отданный мертвым, город где не было никого и ничего живого. В центре его стояла огромная башня, полночно — черная, протянувшаяся к звездам.
Если у него и было имя — оно не было известно никому, ни даже Синовалу. У каждой расы, собиравшей флот, чтобы принести войну и возмездие Чужакам, было свое собственное название для этого места, и большинство этих названий несло лишь один смысл:
Ад.
Лишь Синовал звал его иначе. Он видел в нем что — то совершенно иное. И у него были на то причины.
У него был план, весьма проработанный и сложный боевой план, разработанный, главным образом, Синовалом, Маррэйном, другими капитанами и Изначальными. Сьюзен оказалась в стороне от того обсуждения. Однако план в целом сводился к двум простым вещам:
